«О, если бы вернуть назад мгновенье
и, зная о последствиях, движенье
неловкое ногой прервать», – мечтал,
кусая локти, я… Все вышло проще.
Три дня не признавался целый класс
кто виноват в содеянном, и раз
учительница вызвала уборщиц,
двух бабушек, чтоб утром, до звонка,
не открывали класс они, пока
109
не выяснится, кто же разбил стекла.
Я склонен был сознаться, но меня
пугал страх наказанья, а, храня
молчание, пугал меня Дамоклов
меч наказанья. В общем, тяжело
мне приходилось. Все же разрешилась
проблема: мненье класса разделилось
и кто-то заложил меня. Свело
от страха скулы мне, когда я вызван
был в класс пустой, где у окна сквозь линзы
110
учительница строго на меня
взирала… Я признался в преступленье.
Я был прощен и кол за поведенье
не получил, но должен был в два дня
отец мой вставить стекла… Новым грузом
ответственность на плечи мне легла.
Как дома-то сказать?.. Вот так дела…
Я шел домой, как трепетная муза
на встречу с мясником, – так папа мой
пугал меня. Когда я, сам не свой,
111
во всем признался дома, к удивленью
и счастью моему, меня ругать
не стал никто, и я улегся спать
счастливый и такое облегченье
на сердце испытал, как никогда
еще, пожалуй, в жизни. Стекла вскоре
отец мой вставил, и забылось горе.
Но мне друзья шепнули, кто, мол, сдал
меня учительнице – Паша Серебрянский.
И вот поступок мелкий, хулиганский
112
с приятелем я совершил: сперва
мы дома у него конфет с ликером
наелись до отвала, и с задором
решили Пашке бошку оторвать
за то, что предал… Пашу на продленке
мы встретили у школы, я по лбу
бедняге дал, да так, что об трубу