Хроники Тиа-ра: битва за Огненный остров

Мы стояли и смотрели вниз. Так, словно никакого острова за спиной нет и не было, а все, что есть, – это грубо обтесанный барьерный камень, по неведомой причине застрявший в небе. Вечность и мощь, от которой захватывает дух. Ослепительная и оглушающая свобода, о которой знают только наездники и новые жизни, еще не утратившие свежести восприятия. Я и он.

…Трудно понять, было ли это послание Сущности или просто ночной кошмар. Два образа, два смысла – один напротив другого: Тами-ра и огонь. Настойчиво, несколько раз по кругу я видел свою новую жизнь и пламя. Потом снова Тами-ра, и снова пламя.

Утром, дрожа то ли от ужаса, то ли от ночной прохлады, я убеждал себя, что это – только сон. Плохой, бессмысленный, страшный сон. Но слишком хорошо я знал, КАК приходит Сущность. Слишком явственно я почувствовал ее перед тем, как уснуть.

9. Тот, кто направляет мою волю

Когда солнце уже поднялось достаточно высоко и большая часть моей уммы оказалась залитой ярким светом, в проеме арки появился Мику-ра. До того, как он пришел, я разобрал свой механический резак, но так и не понял, в чем же была его проблема. На полу двумя ровными рядами выстроились детали, каждая из которой выглядела абсолютно целой и работоспособной. К сожалению, того же я не мог сказать про резак в целом.

– Мирами, Тиа-ра! – бодро поприветствовал меня гость и сделал шаг внутрь уммы.

– Мирами, – ответил я, отложив в сторону ручной клепочник.

– Чем занимаешься? – из вежливости спросил Мику-ра, бросив взгляд на россыпь деталей и инструментов. Как и у многих молодых законников, с механикой у него были весьма прохладные отношения и практически полное взаимное непонимание.

– Да так… Ничего особенного. Резак ремонтирую. Поможешь? – съязвил я в отсутствии публики, которая могла бы это оценить.

– Это так остроумно. Надо запомнить, – ответил Мику-ра без тени улыбки на лице.

– Ладно, ты хотел поговорить о чем-то?

– Да. Но не лично.

– Как это? – удивился я.

– Хочу пригласить тебя на одно собрание, которое начнется уже через солнечный шаг. Боюсь, если ты согласишься, тебе придется отвлечься от твоих металлических друзей. А я думаю, что ты согласишься, – не изменяя привычной уверенности в себе резюмировал Мику-ра.

– И что это за собрание?

– Знаешь, Моту-ра был против того, чтобы я вовлекал тебя в эти дела… По крайней мере, сейчас. Но я все же думаю, что это важно для всех нас. И для наездников в том числе. Возможно, для наездников это даже важнее.

– Мику-ра, просто скажи, о чем речь.

– Это будет небольшой совет людей Огненного острова – несколько законников, главный механик, управитель плавильных ям и еще несколько человек.

– Послушай, но Закон говорит, что я, как наездник, не могу принимать участие в… мероприятиях такого рода. Ты знаешь это лучше меня.

– Вот именно, я знаю лучше тебя, так что оставь мне право самому трактовать Закон. А он, Закон, на подобные встречи тебя лично не приглашает, но и не запрещает присутствовать там, ясно? Как и в днях голосования, кстати, куда ты ходишь без зазрения совести. Так что, ты будешь?

Понимал ли я, что Мику-ра в очередной раз вовлекает меня в то, что меня не касается и касаться не должно? Конечно, понимал.

Пойду ли я? Конечно, пойду.

Выбор есть всегда. Всегда можно решить, хочу я ремонтировать механический резак или говорить о судьбе острова на Совете. Но лично для меня никакого выбора здесь не оставалось. Одиночество я люблю в той же степени, в которой хочу быть полезным. И именно вовлеченность, именно участие в тех событиях, которые могли бы пройти мимо, создают ощущение нужности и полезности.

Уже через минуту после ухода Мику-ра я распутываю свой лучший хартунг и стираю с ладоней бурые пятна смазки.

В просторной умме Совета действительно людно. Казалось, на мое появление никто не обратил внимания, но с Мику-ра я все же встретился взглядом. Вокруг него – несколько младших законников. Лично я знал только одного из них – хмурого, молчаливого парня, которого так и называл про себя – «Хмурый». Настоящее его имя – Сог-ра, а Мику-ра иногда называл его «Соратник» по причинам, мне неведомым.

Легкая улыбка, которая сопровождала взгляд Мику-ра, как бы говорила: «не сомневался в твоем присутствии ни секунды». Не желая подыгрывать, отвожу глаза. Туда, где на стенах уммы выстроились в ряды таблицы с Законом – несколько десятков керамических пластин, покрытых мелкой вязью текста. В какой-то момент я даже нашел Закон о наездниках. Тот самый, который мне пришлось выучить наизусть в день после Испытания. Стоило только увидеть его сейчас, как в памяти начали всплывать целые фрагменты текста. Впрочем, слишком долго проверять свои знания мне не пришлось – Совет начался.

Открыл собрание, как и следовало, Моту-ра. Немного сутулый, аккуратный в каждой детали, но уже очевидно стареющий, главный законник таинственным образом расцветал, когда начинал говорить. Его голос – такой же проникновенный, как и прежде.

– Мы собрались здесь, чтобы обсудить свободу волеизъявления людей Огненного острова в будущий Халку-мару и все последующие дни собраний. Я не буду лишний раз напоминать, что свобода воли и свобода говорения были и останутся важнейшими ценностями нашей земли, которым, как считают некоторые, сейчас угрожают извне. Поэтому я предлагаю всем, кто желает что-то сказать по данному поводу, сделать это сейчас.

Главный законник был непривычно краток, и я не мог сказать точно, было ли это хорошим знаком. Как и всегда, в жестах, движениях или интонациях Моту-ра трудно распознать, что он лично думает по тому или иному поводу. Но сейчас мне почему-то казалось, что происходящим он тяготится. Если и проводит это собрание, то по инициативе кого-то другого – не по своей.

– Я давно говорил, что нужно было запретить мистиков, – пробасил Комму-ра, ближайший помощник главного механика и достаточно влиятельный на острове человек. – Все беды от них и всегда были от них, с самого Начала памяти. И сейчас мы можем наконец объявить Огненный остров островом-вне-Храма, чтобы сразу снять все вопросы.

– Это неприемлемо, – тут же отозвался Моту-ра. Спокойно, но твердо. – Все вы знаете, что Закон не предусматривает никаких статусов вне-Храма или в-Храме. Мы вообще не должны никак называть текущий уклад. Только народоволие, и ничего больше. К тому же, дело вовсе не в мистиках. Я, как главный законник, стою на том, что мы должны защищать не техников или мистиков, а свободу людей самостоятельно выбрать техника или мистика, или вообще кого угодно – кого посчитает нужным большинство.

– Да, но что мы тогда вообще можем решить? – спросил управитель копательных ям с огненным песком, имя которого я не запомнил. – Что решить в силах наших? Все идет туда, куда дОлжно. Что поделать тут?

– Мы должны обеспечить защиту острова от храмовников, – вдруг вмешался Мику-ра, который до сих пор ничем не выделялся из группы младших законников. – Действенную, реальную защиту не только в дни собраний, но и во все другие дни.

– Ты неверно выражаешься, Мику-ра, – мягко перебил его главный законник. – Храмовники – такие же мирные жители Архипелага, как и мы с вами. Мы никогда не видим врагов в людях других островов. Если угроза и есть, то она исходит от отдельных наездников. На то их воля.

– В том-то и дело, что это – не их воля, – чуть резче, чем это было бы уместно, сказал Мику-ра. – Храм и те наездники, которые кружат над островами, есть суть одно. Этого можно не замечать, но так есть. Камо-те люди даже называют «храмовыми птицами». Те, кто ими управляет, и есть Храм.

– Люди могут называть эти механизмы так, как подсказывает им воля. Но мы не должны из-за этого считать врагами тех, кто был рядом с Начала памяти Архипелага. Я настаиваю на том, что если у нас есть неприятели, то это не храмовники. А те наездники-добровольцы, которые вторгаются в проекцию Огненного острова и пугают наших людей.

– Но мы знаем, ЗАЧЕМ им этот страх и ЧТО они хотят донести людям. Они показывают, что они – сила, а, значит, сила в Храме. И только с Храмом можно стать ее частью, иначе сила обернется против каждого, кто ей противится. Это очевидно.

– Я бы не был так уверен, – произнес Моту-ра со спокойствием, выдающим в нем опытного законника, у которого всегда под контролем если не внешние обстоятельства, то, по крайней мере, его собственная выдержка. – Но мы отвлеклись от главной темы нашего Совета. Что бы ни представляла собой эта угроза, главное – это то, как мы на нее отреагируем…

– В том-то и дело: отношение к этой угрозе и есть первый шаг к защите от нее, – не унимался Мику-ра. – Согласившись с тем, что храмовые птицы есть сам Храм, мы можем использовать механических птиц и наездников родом с Огненного острова для противодействия.

– Да, так есть, – вдруг прорезался скрипучий голос управителя плавильных ям. – Механические птицы наши и наездники наши должны защитить остров. Бесспорно, так есть.

– Подождите, – Моту-ра поднял руку вверх, останавливая желающих тут же высказаться в поддержку этой идеи. – Вы снова забываете о том, что говорит Закон. Нет и не может быть наших и храмовых наездников, как не может быть наших и храмовых птиц. Наездник не имеет принадлежности и права голоса до тех пор, пока в его распоряжении есть механическая птица. Единственное, чем он руководствуется – воля его, и ничего больше.

– Мы знаем Закон, но, к сожалению, этот Закон нежизнеспособен, – сказал Мику-ра, вызвав настоящее смятение в рядах присутствующих. Для жителей Архипелага, которые ценят Закон и ясные правила во всем, такое заявление ставит под сомнение многое. Слишком многое, чтобы говорить об этом вслух.

– Этот Закон нежизнеспособен, – повторил младший законник громче, перекрикивая возникший шум голосов. – Он был утвержден Аракорат-мару на заре эпохи небесных камней, когда механические птицы были совершенно новой, неизведанной силой, которую нужно было контролировать. Отдав в распоряжение эту силу независимым наездникам, Совет хотел сделать ее неприменимой для любой политической силы или островного сообщества. В этом есть смысл: по отдельности воля каждого человека на Архипелаге чиста, а стихийная воля массы – опасна.

Но это не работает! – продолжал Мику-ра. – И не работает по одной простой причине: за прошедшие солнечные циклы наездники так и не стали независимыми. Мы, законники, лишили их права голоса, механики отдали им в распоряжение механических птиц, но этого недостаточно. Каждый наездник неизбежно остается частью своего острова, он здесь живет, здесь ест, спит, дышит и инициирует новые жизни. И, как следствие, не может быть независимым по определению. К несчастью, это уже поняли в Храме и, к еще большему несчастью, это понимание совпало с падением Конструкта.

– Ты хочешь сказать, что храмовники нарушают Закон? – спросил кто-то из младших законников.

– Нет, я не сказал этого. Но я уверен, они навязывают наездникам волю массы, сохраняя иллюзию их независимости. Тем не менее, это только иллюзия, и, глядя на то, как умело координируются и направляются полеты механических птиц, я не могу поверить в то, что в их основе лежит сумма решений самих лишь наездников.

По мере того, как Мику-ра говорил, в умме все чаще раздавались одобрительные возгласы присутствующих. На самом деле он просто озвучил то, о чем думали многие, но озвучить это казалось немалой смелостью.

– Так должны поступить и мы! – подытожил оратор, воодушевленный поддержкой. – Отказываясь от открытой поддержки наездников, мы только делаем себя слабее перед лицом новой угрозы. Будущий Халку-мару может быть свободным только в том случае, если в небе над Площадью будет наша механическая птица, как сигнал для каждого, кто захочет нарушить проекцию Огненного острова.

Я наблюдал за всем происходящим, спрятавшись за чьей-то грузной фигурой. И больше всего меня удивляло не то, ЧТО говорят оппоненты, а сам факт столь явного противостояния между Мику-ра и Моту-ра. Может, предпосылки к такому расхождению были и раньше. Были наверняка. Но столь явная оппозиция проявлялась по-настоящему только теперь.

Я думал о том, что истинная суть этого противостояния заключалась вовсе не в конкретных спорных вопросах и аргументах. На самом деле где-то здесь пролегала граница между традицией и реакцией, старым и новым, верховенством Закона как такового и верховенством тех целей, которых можно с его помощью достичь. Справедливости ради, того же Моту-ра трудно назвать непоколебимым поборником привычных ценностей. Он умел быть гибким и мог оценить последствия лучше, чем кто-либо. Но то, с какой силой он верил в силу Закона… Этому бы позавидовали самые искренние мистики в Храме.