Хроники Тиа-ра: битва за Огненный остров

– Возможно, – ответил главный законник. – Возможно, все так и есть. Я не знаю, и никто из нас пока не знает. Но для того, чтобы изменить статус наездников, мы должны созвать Аракорат-мару – Всеобщий совет Архипелага, – уточнил Моту-ра для тех, кто не знал терминологии законников так же безупречно.

– Пока соберется Аракорат ваш, на месте уммы этой будет еще один храм, – проворчал кто-то из управителей так, чтобы слышали все присутствующие.

– Но мы должны попробовать. Мы должны инициировать эту идею и вместе с ней обсудить правила неприкосновенности проекций островов и Закон об их защите. Это может быть бесполезным, но мы выиграем время и сможем лучше понять, что на самом деле происходит на Архипелаге.

– Что нам делать до того? –спросил кто-то.

– На время Халку-мару я предлагаю пригласить на башню одного добровольца, дав ему Право отложенного голоса для следующего Дня собраний. Более масштабные методы защиты мне видятся излишними.

– А как же наездники?

– Наездники будут поступать так, как говорит их воля, и никак иначе, пока не изменится Закон. Если это, конечно, произойдет.

Вяло согласившись с хоть каким-то общим решением, совет начал расходиться. Мику-ра больше не вступал в спор с главным законником, но, кажется, ему это и не было нужно больше. Его план – прост и эффективен. Услышав все то, что услышал, на будущем Халку-мару я больше не мог оставаться в стороне. Не мог. И именно я должен стать тем, кто будет в небе над Площадью в этот день.

Он прав: независимость воли наездника – идея, которая никогда не будет реализована. Оставшись в стороне в этот раз, я больше не смог бы оставаться тем, кем являюсь, не смог бы получать то, что дает мне остров. И даже если на то нет моей воли, я не могу больше оставаться в стороне.

Возможно, заслугу моего участия люди позже припишут Мику-ра. А, может, и нет. Но я – именно я, – знаю, кто направил мою волю в нужном направлении. Это был Мику-ра, и никто другой.

Детали механического резака, разложенные на полу уммы, уже тонули в закатных тенях. Даже не притронувшись к инструментам, я заполз в свою постель и не выбирался оттуда до утра.

10. Непоправимое

Халку-мару – день, когда на площади решаются споры, обсуждаются насущные проблемы острова, и каждый может быть услышан многими. Сам по себе этот день собраний не решает судьбу острова и не указывает, кому предстоит оказывать наибольшее влияние на эту самую судьбу. Но именно он, последний день каждой нечетной луны, во многом определяет настроения людей, их взгляды и отношение к действующей команде законников. Нередки случаи, когда именно Халку-мару значил для уклада острова больше, чем Оту-мару – день голосования.

Кроме того, в хорошие времена Халку-мару – это всегда праздник, когда женские роды особенно приветливы к гостям-мужчинам, а служители отдают людям все лучшее, что есть в запасах.

В хорошие времена, но не теперь. В этот день многие не столько ждали собрания, сколько хотели узнать, в какой обстановке он будет проходить, и произойдет ли нечто, способное подтвердить худшие опасения.

Примерно того же ждал и я. С той лишь разницей, что сегодня мне предстояло быть не на Площади среди людей, а в небе над ними. От этой мысли становилось немного спокойнее, но предчувствие трагедии не покидало с самого утра.

Еще за несколько часов до начала я был на площадке, где стояла Ши-те. Вместе с механиком Мар-ра проверил заряд спирали, подтянул все тяги, отрегулировал балансиры, прощупал каждый квадратный шаг металлического каркаса в поисках возможных трещин и растяжений конструкции. Мы сделали все, что могли, для того, чтобы птица была идеально настроенной, надежной машиной под седлом своего наездника. Трудно сказать, что двигало мной сильнее – стремление защитить себя от возможных неисправностей или желание убить еще немного времени в ожидании такого странного, необычного полета.

Я делал все, что угодно, чтобы не думать о главном – о том, ЧТО мне делать в небе и как вести себя, если появятся храмовые птицы. И что будет нужно в проекции Огненного острова их наездникам, если они действительно появятся. Прямо сейчас каждый из этих вопросов не имел ответа, и никто не мог бы помочь их найти. Где-то здесь заканчивалась политика, и начиналось пространство, принадлежащее только мне – наезднику, чья воля заставляет подниматься в небо.

Прыжковый механизм натянут до предела, я сижу в седле, перехваченный двумя ремнями, и настало время лететь. Даю отмашку механику. Рычаг нажат и… Я в своей стихии. Подброшенную в воздух птицу привычно перехватывает сила небесного камня, и она летит вперед и вверх, широко расправив крылья.

Для начала делаю пару кругов внутри проекции острова на небольшой высоте – что-то около сотни шагов. Отсюда хорошо видно, как человеческие фигурки на Площади собираются в небольшие группы вокруг выступающих, а потом снова рассыпаются и перемешиваются с другими группами. В некоторых частях открытого пространства – там, где служители решают проблемные вопросы жителей, – как всегда многолюдно. Напротив, возле трибуны, где законники разрешают споры, почти никого нет.

По спирали я поднимаюсь выше и выше, постепенно увеличивая радиус своих кругов. Остров уменьшается в размерах, и на Площади уже трудно различить отдельные фигуры людей. Но я уже почти не смотрю вниз. До рези в глазах вглядываюсь в закатную сторону – стараюсь вовремя увидеть темные точки приближающихся механических птиц. Смотреть трудно – постепенно спускающееся к краю солнце слепит. В полосе этого света отчетливо видны только пятна парящих вдали островов.

Я понемногу успокаиваюсь. Чувствую себя уверенней, как во время обычной прогулки в небе. До конца Халку-мару остался всего солнечный шаг или что-то около того, и я спускаюсь немного ниже.

В тот момент, когда я по-настоящему поверил, что ничего необычного не произойдет, и думал о том, что вечером смогу пойти к Миа-ку, появились они – храмовые птицы. Я напрасно вглядывался в закатное небо над островами: три Камо-те вынырнули откуда-то снизу, из-под проекции. На фоне темно-серого полотна Ничто их металлические тела были практически неразличимы. Увидел их только в тот момент, когда птицы перешли в затяжную дугу над островом, всего в пятидесяти шагах над его поверхностью. С башни зазвучали сдвоенные сигналы предупреждения. Один за одним, с интервалом в несколько десятков секунд.

Так быстро, как только мог, я перебирал рукоятками винтов оперения, складывая крылья, и почти полностью убрал силу на камне. Ши-те наклонилась на нос и нырнула вниз ближе к траектории храмовых птиц.

Пока я снижался на нужную высоту, они уже покинули проекцию острова. Впрочем, питать никаких иллюзий по этому поводу не приходилось: Камо-те разошлись веером и описывали широкие петли, снова обращаясь носом к Площади.

Спланировав вниз, я получил некоторое преимущество в скорости. Наугад выбрав одну из храмовых птиц, повторяю ее вираж и оказываюсь всего в паре десятков шагов позади. Отсюда была хорошо видна спина наездника, скрещивающиеся ремни его хартунга и даже черты лица – в тот момент, когда он заметил мою птицу сзади и на мгновение обернулся.

Он – такой же, как и я. Молодой, подтянутый, плотно сидящий в своем седле. Кажется уверенным в себе.

Странно, но наездник Камо-те даже не думал ускоряться, и пока машина снова достигла Площади, мы уже летели рядом, едва ли не крыло в крыло. Всего в нескольких десятках шагов подо мной – уммы и сотни людей. Уверен, что взгляды большинства из них сейчас были прикованы ко мне, а я… Я оказался в той ситуации, которой боялся сильнее всего: просто не знал, что делать теперь, чего от меня ждут и каким образом я вообще мог защитить людей там, внизу.

Уже сейчас было очевидно, что сам факт моего присутствия в небе над островом ничего не менял. Я несся на большой скорости совсем рядом с наездником на Камо-те, видел его лицо, чувствовал его движения, мог рассмотреть каждую рукоятку, к которой он прикасался, но не мог заставить храмовника отвернуть ни на шаг. И это уже не говоря о том, что где-то рядом в небе Огненного острова находились еще две чужие птицы, внушающие трепет и страх каждому на земле.

Не придумав ничего лучше, я просто качнул Ши-те в сторону храмовой птицы, угрожая ей столкновением. Неизвестно, для кого из нас такой удар мог оказаться более опасным, но других вариантов просто не нашел.

Наездник Камо-те благоразумно отклонился от своей траектории и, подав больше силы на небесный камень, рванул вперед, сразу же оторвавшись на десять-пятнадцать шагов. В такой ситуации трудно было не заметить – храмовая птица была все-таки резвее. Она быстрее набирает скорость и сбрасывает ее. Растеряв преимущество в скорости, полученное после скольжения с высоты, мне стало непросто играть роль преследователя.

Тем временем мы снова покинули проекцию Огненного острова и сделали еще одну петлю для разворота. Я пытался заставить противника (теперь я не мог называть его иначе) изменить курс, но единственное, чего смог добиться – снова оказаться поблизости, на расстоянии размаха крыльев. Одновременно я пытался держать в поле зрения две другие храмовые птицы, но это было непросто. Они заходили в проекцию с разных направлений и на разной высоте.

Сложно предположить, сколько бы продолжалась эта странная гонка, но в следующую минуту произошло то, что навсегда и необратимо изменило историю Архипелага. Сейчас уже трудно сказать, было ли это частью плана храмовников или инициативой конкретного наездника, намерением или случайностью, но последствий уже не отменить, а жертв – не вернуть. Не вернуть и ту женщину, которую сразила стрела одной из храмовых птиц прямо во время Халку-мару пятой луны холодного полуцикла.

Я видел, как снижалась одна из Камо-те, и видел, как в ужасе бросились в стороны люди, еще секунду назад неподвижно наблюдавшие за замысловатыми петлями птиц над островом. И где-то там, среди десятков беспорядочно мечущихся фигур была видна одна, распростертая прямо на плитах Площади. Ничего больше было нельзя рассмотреть из моего седла, но я сразу понял, произошло нечто страшное. Страшное и непоправимое.

Почти сразу храмовые птицы поползли на высоту и взяли курс на закат. Я не мог догнать ни одну из них, а если бы и догнал, то вряд ли был в силах сделать хоть что-либо. Проводив чужаков далеко за проекцию и порядком отстав, я круто развернулся через крыло и спланировал на свою площадку.

– Лишена жизни! Женщина лишена жизни! – кричал первый, кого я встретил на земле, – юноша с безумным взглядом. Я столкнулся с ним в арке, ближайшей к месту посадки.

– Какая женщина? – я схватил его за плечо и даже, кажется, сильно встряхнул. От неожиданного рывка молодой человек едва не запутался в собственном хартунге. – Какая женщина?! – почти кричу ему на ухо, пока сердце стучит в голове, как молот по листу металла.

– Старшая мать… Я не знаю ее!

– Старшая мать, – механически повторил я без всякого выражения и разжал ладонь. Парень тут же исчез в ближайшем проходе. Это – не Миа-ку. Но для кого-то она могла быть такой же дорогой и нужной, какой была для меня.

Трудно описать то, что происходило на острове вечером после Халку-мару. Я мог бы назвать это массовым отчаянием, но вряд ли эти два слова дадут хотя бы приблизительное представление о том, что чувствовали жители Огненного острова в этот исторический день.

Некоторые из тех, кто читает сейчас мой рассказ, могут усомниться в том, что гибель какой-то женщины от стрелы вообще способна подействовать на людей ТАК сильно. И такие сомнения оправданы. Но оправданы только для тех миров, где насилие уже давно стало частью привычной реальности. К таким мирам не относился Архипелаг – место, где люди рождались на парящих островах, жили по Закону и умирали в преклонном возрасте – тихо и спокойно. В этой цепочке событий несчастный случай воспринимался как общая трагедия, а осознанное насилие и вовсе считалось чем-то невозможным.

В день Халку-мару, когда выпущенная с храмовой птицы стрела пронзила стареющую женщину и привела к лишению жизни, все изменилось. Оказалось, что осознанное насилие ВОЗМОЖНО. Оказалось, что от него способен защитить Закон и сколько угодно чистая воля. И именно здесь – шаг, полшага до паники.

11. Оружие

Всю ночь во сне я летал крыло в крыло с храмовой птицей – вычерчивал в небе одну петлю за другой. Каждый раз оказывался совсем рядом – всего в нескольких шагах от Камо-те, но не мог ничего сделать, и она ускользала. Снова и снова. Круг за кругом.

В конце концов я понял, что летаю сам, без Ши-те. Просто рассекаю воздух руками и парю свободно, как если бы был птицей сам. Живой птицей из легенд. Но стоило мне только понять это, как Ничто начало притягивать. Я стал падать вниз, не находя, на что опереться. Рядом уже не было ни Камо-те, ни острова, только долгое-долгое падение в плотный мрак. Меня разбудил хартунг, сорвавшийся с крюка в стене: за его край я схватился во сне, инстинктивно пытаясь остановить бесконечный полет вниз.

Было еще довольно рано, когда я шел в мастерскую Тот-ра, которую люди обычно называли Полукруг. Надо сказать, такое название полностью соответствовало облику этого места. Оно было похожим на половину очень большой уммы с мощными стенами, выстроенными вдоль полукруга из восьми мощных колонн. Та часть мастерской, которая находилась внутри этой странной фигуры, представляла собой замысловатый лабиринт из стеллажей, рабочих столов, машин для обработки металла, неглубоких кладовых ям и коробов. Сверху, на высоте стены, протянулись несколько мостов для передвижных талей.

Открытой стороной Полукруг выходил на просторную террасу, где собирали и ремонтировали крупные механизмы. Сейчас на этой площадке покоилась только разбившаяся еще в прошлый теплый полуцикл птица и наполовину разобранный конденсатор. Обогнув его с правой стороны, я в очередной раз ушиб ногу об один из невысоких упоров, торчащих прямо из глинобитного пола. Прихрамывая и мысленно ругая механиков, которые вообще мало думают об удобстве и безопасности своих владений, я довольно долго искал в глубине мастерской того, кто уже много солнечных циклов был здесь главным.

– Мирами, – поприветствовал я Тот-ра, увидев наконец его грузную фигуру над одной из кладовых ям.

В ответ он лишь продемонстрировал открытую ладонь и с удивительной ловкостью спрыгнул в углубление.

– Был вчера на Площади? – спрашиваю его, осторожно заглядывая в полумрак ямы.