Пекинский узел

– Мне незачем напоминать, но я напомню: подлый И Шань, подписавший Айгунский трактат, хоть завтра может предстать перед судом русского царя! Он отстранен от должности, лишен всех званий, привилегий и наград, чего вам ещё надо? Извинитесь за проявленную вами низость и спокойно живите в Пекине, ждите, когда мы договоримся с теми, кто не дает нам покоя вот уже несколько лет! – Он облизнул губы и продолжил: – Я не ищу с вами ссоры, вы для меня никто, обычный приставала, каких в Китае пруд пруди, но вот что я вам скажу: вы не увидите печать Сянь Фэна на нашей с вами пограничной карте. Определить нашу границу так же невозможно, как невозможно оседлать тигра! – Голос Су Шуня зазвенел от ярости и сорвался на крик. – Уезжайте!

Игнатьева как будто по щеке хлестнули.

– Вы мне показываете на дверь? Вы – мне? – Его почти трясло. – Слава Богу, что я не обидчив. – Он знал, что Татаринов переводит не всё, и давал выход своим чувствам. – Хотя, признаюсь, нетерпелив. – Он пригнул голову и глянул исподлобья. – Отныне я приложу все силы для того, чтобы вы утратили свою привычку злобиться по пустякам!

– По пустякам? – задохнулся от гнева министр. – Седьмая часть Китая – пустяки? Всё! Я не желаю больше говорить на эту тему. – Он свернул веер и резко поднялся. – Я научу вас считать зёрна в мере проса! – Его колючие глаза сверкали гневом. Смотреть в них не хотелось, напротив, подмывало желание встать и выйти, лишь бы никогда их больше не видеть.

Они одновременно встали и раскланялись.

Переговоры прервались.

«Всё впустую, – обреченно вздохнул Николай перед сном. – Мне прямо указали на порог».

Глава VII

– Правитель загробного мира государь Янь не определил ещё срок вашей жизни, – сказал монах Бао Игнатьеву, когда Попов привел китайца на Южное подворье. – Вы будете носить белые одежды и сидеть по правую руку царей.

У монаха было узкое лицо, резко выпирающие скулы, ввалившиеся щеки. Небольшой нос и плотно сжатые губы придавали ему сосредоточенное выражение. Одетый в темно-лиловый халат с остроконечной шляпой на голове, на ногах – плетеные сандалии из толстой буйволиной кожи, он опирался на сучковатую кизиловую палку.

Узнав, что результаты встреч с уполномоченным Су Шунем неутешительны, Бао сказал, что этого следовало ожидать: маньчжуры празднуют победу.

– Какую? – в один голос спросили Игнатьев и Вульф.

– Победу над союзническим флотом, – ответил монах и рассказал предысторию сражения в устье реки Бэйхэ. Оказывается, в начале июня в Шанхай прибыли послы Англии и Франции, господа Фредерик Брюс, представитель её величества королевы Великобритании, и Бурбулон, направленный императором Наполеоном III в Китай с тем, чтобы произвести обмен ратификационными грамотами Тяньцзиньского договора непосредственно в Пекине при личной встрече с богдыханом. Эту же цель преследовал и Фредерик Брюс. Прибыв в Шанхай, оба посла отвергли предложение китайских уполномоченных произвести обмен на месте, потребовав проезда в Пекин. В своих докладных записках правительству верховный комиссар Гуй Лян, тесть императора Сянь Фэна, сообщал, что остался единственный выход – обменять грамоты в столице, предложив двору отказаться от процедуры приема послов самим богдыханом.

– Почему? – спросил Николай, начиная догадываться, о чем пойдет речь.

– Послы наотрез отказались выполнять необходимый церемониал «коу-тоу», – пояснил китаец.

– Обряд коленопреклонения?

– Да.

– И что ответил богдыхан?

– Он ничего не ответил, – оперся о свой сучковатый посох старик. – А коли так, послы Англии и Франции прибыли к устью реки Бэйхэ, где уже собрались их военные суда, и выдвинули ультиматум: в три дня снять цепные заграждения, мешающие судоходству.

– Так, так, – подался вперед Вульф, заинтригованный рассказом китайца. – И что дальше?

– Пекинское правительство решило прибегнуть к хитрости: оно заявило, что цепи протянуты с одной лишь целью – помешать мятежникам-тайпинам напасть на Пекин.

– Союзники удовлетворились ответом?

– Конечно, нет, – поднял на него свои печальные глаза китаец. – Они ужесточили ультиматум: сказали, что будут штурмовать береговую крепость Дагу. Их саперам удалось разорвать две ограничительные цепи, но тут появилось китайское патрульное судно, и заграждение было восстановлено.

– И это победа? – разочарованно протянул Вульф.

– Нет, – ответил монах. – Утром двадцать пятого июня…

– Мы в тот день вставляли раму, – заметил Татаринов.

– …подошли военные суда европейцев и стали снимать железные столбы в первой цепи заграждений. Канонерки союзников вошли в устье. Подойдя ко второму форту крепости Дагу, союзники вновь натолкнулись на железные цепи, дважды пытались прорваться через них, но безуспешно.

– Крепость молчала? – спросил Игнатьев, мысленно представляя действия китайцев.

– Молчала, – подтвердил монах Бао. – Огонь по китайским фортам открыли канонерки англичан. И когда их орудия заговорили, пушки береговой охраны им ответили. Защитники крепости потопили три военных корабля, два сильно повредили. Адмирала Хопа сильно контузило. Сброшенный с рубки взрывной волной, он сломал себе руку.

– А мы сидим тут, ничего не знаем! – негодующе воскликнул Вульф. – Как под домашним арестом.

– Поэтому Су Шунь и был столь оскорбительно высокомерен с вами, – произнес китаец. – Избалованный подобострастием окружающих, вдохновленный победой защитников Дагу над союзнической эскадрой, он возомнил себя героем и стал излишне дерзок. А быть может, наш уважаемый дашэнь злился и завидовал Сэн Вану, которого богдыхан похвалил в своем указе: наградил собольей шубой и шапкой из бобра.

– Я думаю, он ликовал и злился, – заметил Попов. – Человек он сложный, судя по всему…

– Что же нам делать? – спросил Николай примолкшего китайца. – Уезжать, как требует Су Шунь, или противиться этому?

– Сохранять лицо, – ответил Бао.

После обеда пришло донесение, что наши казачьи полки стали занимать левый берег Амура.

– Час от часу не легче, – едва не простонал Вульф. – Так и до войны недалеко.

– Не думаю, – возразил Попов. – Местное начальство смотрит на это спокойно.

– Зато в Пекине бесятся. Гонят нас взашей.

– Перетерпим. Отец Гурий просил передать, что полковник Будогосский, исследующий сейчас новую границу, шестнадцатого июня дошел до устья реки Тумын-Ула.

– Насколько я помню, – сказал Игнатьев, – там начинается территория Кореи.

– Наверно, – ответил Попов. – Я точно не знаю. Знаю только то, что полный лишений путь полковник проделал напрасно: китайские пограничники не вышли к обговоренному месту.

– Это плохо.

– Конечно. Мало того, по истечении несколько дней в бухту Посьета прибыл сам Муравьев, заранее предупредив китайцев о дне своего прибытия, но и его никто не встретил. Безуспешно прождав китайцев в бухте, он пошел на пароходе «Америка» в Печелийский залив.

– Ну что ж, – сказал Николай, – будем ждать известий от него.

Вечером он написал проект дополнительных статей к Тяньцзиньскому договору с подробным разъяснением каждого пункта. Всего их было пять. Они касались восточных и западных границ, открытия сухопутной торговли внутри Китая, учреждения новых консульств в Монголии, Маньчжурии и Кашгаре, урегулирования отношений русских и китайских пограничных властей, а также выдачи беглых преступников.

На другой день он переслал проект Су Шуню.

Вернувшийся из Трибунала внешних сношений Попов, где его встретили довольно холодно, сообщил неутешительные новости: победа при Дагу настолько вскружила голову правительству Китая, что оно решило упразднить Тяньцзиньские договоренности. Заносчивость китайцев проявилась и в отношении американского уполномоченного Уарда. Не зная местных порядков, он въехал в Пекин на заказной китайской бричке, самым унизительным для посланника образом. Китайцы отвели ему дом, соседей выселили, переулок загородили и выставили караул. То ли почет оказывают, то ли под стражей содержат. Понимай, как хочешь.

Требование Уарда о личной встрече с богдыханом без исполнения церемониала коленопреклонения было отвергнуто.

Игнатьев попытался навестить американца, но китайцы и ему велели «сидеть дома». Это уже было явным оскорблением. Взбешенный произволом пекинских властей, он тут же сочинил протест и отправил его в Верховный Совет. В своем послании он заявил, что если китайский правитель не согласится принять русского посланника так, как его встречает русский государь, то есть не примет его стоя и не подаст руки для пожатия, он заранее отказывается от чести быть представленным богдыхану. А самому богдыхану он отправил письмо, в котором намекнул, что русскому посланнику известно то, чего никто не знает, и может статься так, что его помощь в скором времени понадобится Сыну Неба. Главное – привлечь к себе внимание, заинтриговать.

Американец, не добившись аудиенции у богдыхана, уехал в Тяньцзинь, обменялся с верховным комиссаром Гуй Ляном ратификационными грамотами Тяньцзиньского договора, заключенного в прошлом году, и отбыл в Шанхай. Там он занимался тем, что вооружал наёмников для борьбы с повстанцами-тайпинами, помогал Цинам усидеть на троне.