не затмит луну.
* * *
Вот и все. Раскрывайтесь цветы,-
разговоры не будут мешать.
Покидают несмело посты
те, кто больше не могут решать
кто есть кто. И стихает мой гимн
под овации мертвых витрин.
Тишина… Не тебя ли хотел,
забывая живые шаги?
Среди чуждых страданию тел
разбивал на квадраты круги,
неизбежность приняв за отсчет
и надеясь родиться еще.
Пробуждение тянет ко дну,
кость луны рвут ночные псы.
Может то не мою вину
положили сейчас на весы?
Иль застынет удар клинком…-
только мне этот крик знаком.
Теперь все обрело свой цвет -
его хватит на два глотка,
что успеют сказать ответ
всем, кто ждет в тишине звонка,
тем, кто смог среди всех невзгод
растопить в своем теле лед.
* * *
МНЕ 36
Что-то треснуло вокруг…
но не в нём самом,
он почуял это потрохами – не умом.
Привкус жести в амбразуре зуба,
запломбированного в детстве грубо
в обратном отсчёте на тридцать седьмом.
Как сумма двух чисел «тридцать» и «шесть»
после знака «равно»:
– Я живу,
– Я есть.
Но вот что отчаянно несовместимо -
в сложение разность внедрилась незримо,
и теперь приходится не просто пить или есть –
нужно усваивать пользу от витамина.
И провизор в аптеке, в надежде на вирус,
рисует в моём портмоне жирный «минус».
А в колоде карт числом «четыре» на «девять»
вместо «валета» выпадает «нелюдь».
И уж тогда не важно, что вылезла шерсть,
и что время сумело свершить свою месть:
на рулетке по-прежнему – число «тридцать шесть»,
И жизнь как мультфильм, где под самый конец