Просветленные не берут кредитов

Я заулыбался, ожидая, что сейчас он велит мне отправиться к источнику за водой… Затем мы приведем Тхам Пу в порядок, и все пойдет так же, как раньше, и даже лучше, интереснее.

– Сиди тут, – и монах поднялся, легко, одним движением.

Он был старше меня лет на пятнадцать, не меньше, но его выносливостью и проворством я мог только восхищаться.

Брат Пон отправился к своей хижине, а когда вернулся, то принес небольшой сверток бурой ткани – антаравасака, монашеское одеяние, то самое, которое я носил во время обучения.

– Переодевайся, – прозвучало это как приказ. – Всякие шмотки складывай в рюкзак. Потом отдашь его мне.

Я повиновался.

В первый момент в антаравасаке и сандалиях я почувствовал себя неуютно, но неловкость тут же прошла. Удовлетворенно цокнув языком, брат Пон уволок мой рюкзак куда-то за главное святилище, а когда вернулся, то в руках у него обнаружилась громадная древняя бритва со ржавчиной на лезвии.

– Сейчас обреем тебя, – заявил он, – и отправимся в путь.

– К-какой путь? – спросил я, ощущая, что холодок побежал у меня по спине.

– Долгий и насыщенный, – отозвался монах. – Не дергайся, а то порежу.

Все то время, что он сбривал волосы с моей головы, я просидел в мучительном нетерпении. И когда дело оказалось закончено и макушки моей коснулось холодное дуновение, вопросы посыпались из меня, точно переспелые яблоки с дерева:

– Разве мы не останемся в Тхам Пу? Насколько далеко мы уедем? Куда и зачем?

– Опять ожидания, – брат Пон вздохнул и поглядел на меня с легким сожалением.

Я торопливо прикусил язык.

– На все вопросы ты получишь ответы, только не сразу, – продолжил монах. – Рюкзак твой я спрячу в тайник под статуей Будды, так что никто-никто его не найдет. Заберешь, когда вернешься.

Это заявление вызвало у меня настоящий приступ паники – да, в прошлый раз я несколько месяцев обходился без привычных вещей, но тогда они были рядом, я знал, что и паспорт, и мобильник где-то неподалеку, и если что, то я смогу их добыть.

Теперь же придется отправиться неизвестно куда вообще без всего?

– А я вернусь? – выдавил я из себя после внутренней борьбы.

– Это возможно, – брат Пон усмехнулся. – Ладно, не пыхти так сердито, лопнешь. Вспомни лучше о том, что все дано тебе взаймы, что ты должен всегда, в любой момент быть готов расстаться с чем угодно… И вообще, зачем это барахло тому потоку восприятия, которым ты на самом деле являешься?

Через полчаса мы шли прочь, я то и дело оглядывался на постепенно исчезавший за деревьями Тхам Пу.

Надежда на то, что я проведу ближайшие месяцы здесь, рассеялась, точно дым. Впереди замаячила неопределенность, огромная и мрачная, как целое стадо голодных слонов.

– Давай-давай, оставляй прошлое позади, – сказал брат Пон, когда я споткнулся о корень. – Или ты забыл, что существует лишь один момент, которым мы имеем шанс пользоваться, и называется он «настоящее»?

Да нет, я хорошо помнил все, чему неправильный монах учил меня на берегу Меконга, но одно дело – знать некий принцип поведения, и совсем другое – уметь применить его на практике, да не к другим, что всегда легко, а к собственной любимой персоне.

Той самой, которой, кстати, на самом деле не существует.

– То, что происходило здесь год назад, – продолжал брат Пон, пока мы шагали по джунглям, а я пытался отстраниться от заполнявших меня под горлышко чувств вроде разочарования и тревоги, – изменило тебя, позволило тебе вступить на путь к свободе. Только оно больше тебе не нужно.

– Это как?

– А вот смотри – некий человек, убегая от погони, добрался до глубокой реки. Желая избежать смерти, он нарубил деревьев, связал плот и переправился на другой берег. После этого он подумал так: «Да, ведь только благодаря этому плоту я ушел от опасности, и он был мне очень полезен». И решив, что плот всегда может пригодиться, он взгромоздил его себе на плечи и пошел дальше… Понятно все или нужно объяснить?

– Понятно, – проворчал я, ощущая, как настроение мое понемногу улучшается. – Неужели мне больше не придется заниматься тем, что я так любил в Тхам Пу? Метла… Ведра для воды… лопата… грязные простыни…

– То, что ты начал шутить – хороший знак, – брат Пон похлопал меня по плечу. – Переживать не стоит, для тебя найдутся занятия не менее занимательные, хотя и не столь творческие, как визит в банк, например.

И он язвительно захихикал, а я споткнулся второй раз, теперь вообще непонятно обо что.

До города нас подбросил таец на новеньком «Мерседесе», облаченный в дорогой, с иголочки костюм-тройку. Что подобный тип делал в этих краях, я даже представить не мог, но при виде двух людей в монашеских одеждах и с сумками для подаяния он повел себя как надлежит буддисту.

В результате мы прокатились с ветерком и добрались до Нонгкхая за каких-то пятнадцать минут.

– Автобус на Чиангмай, на который у меня есть билеты, будет только в шесть, – сказал брат Пон. – Так что у нас есть время немного прогуляться и попутно заняться кое-чем полезным…

– Чиангмай? – изумился я.

В этом городе, столице Северного Таиланда, я никогда не был, хотя несколько раз собирался.

Накатило желание еще раз спросить, куда и зачем мы едем, но я сдержался. Я прекрасно знал, что монах не ответит, и не просто проигнорирует мой вопрос, а еще и отпустит едкое замечание по поводу любопытства и упрямства отдельных типов, с которыми ему приходится иметь дело.

– Расскажи мне, как и что ты практиковал за этот год и что ты помнишь из моего учения, – велел брат Пон, и мы неспешно двинулись по узким улочкам в сторону Меконга.

Я собрался с мыслями и начал излагать.

Наверняка монах прекрасно видел и осознавал, чего я стою на данный момент, и повествование мое было нужно не столько ему, сколько мне самому, чтобы упорядочить воспоминания и освежить мысли.

Мир как страдание, тяжелые путы, что привязывают нас к нему.

Средство освобождения, не самое простое, но доступное каждому…

Человек как поток восприятия, состоящий из пяти струй – телесные ощущения, эмоции, мысли, события и осознавание.

Три базовых аффекта, что привязывают нас к Сансаре, – невежество, алчность, ненависть.

Двенадцать звеньев цепи взаимозависимого происхождения, от слепца до старика, несущего на спине мертвеца, от невежества до дряхлости и смерти.

Поток дхарм, мгновенных вспышек-образов, внутри «трубы» из которых мы путешествуем по жизни, плывем через время, словно изображение на кинопленке, в каждые два соседних момента вроде бы одинаковое, но изменяющееся с постоянной неизбежностью.

Все это знание помогало мне даже в самые тяжелые моменты – а куда без них!? – смотреть на жизнь немножко под другим углом, воспринимать ее более продуктивным и интересным образом.

– Неплохо, – одобрил брат Пон, и я уже собрался преисполниться гордости, как по ушам ударил визг тормозов.

Меня обдало волной горячего воздуха, и я обнаружил, что стою на проезжей части, в каком-то полуметре от меня замер осевший на нос грузовик, шины которого едва не дымятся. Парнишка за рулем вытаращил глаза так, что стал напоминать героя японского мультика, сжатые на руле пальцы побелели.

Горло мое пересохло, и я с усилием сглотнул; накатила волна холода.

Еще немного, еще чуть-чуть, и меня бы просто размазало…