Просветленные не берут кредитов

В первый момент я даже не знал, что сказать.

– Спасибо, – выдавил я после паузы. – А куда мы идем? Там деревня или что?

– Да, деревня там есть, – беззаботно отозвался монах. – Но до нее еще далеко. Сегодня нас приютят джунгли.

Я сглотнул, холодок коснулся моего затылка.

Нет, в пионерском детстве и даже в юности были у меня походы, и пешие, и на байдарках, но там всегда имелись палатки, спальники и прочее, и ночевали мы не в тропических зарослях, где и змеи, и ядовитые насекомые, и еще какая-нибудь неведомая пакость.

– Но как же… Это ведь… Ну… – начал я, пытаясь облечь в слова свое неприятие этой идеи.

– Боишься? – перебил меня брат Пон.

Я хотел возразить, но понял, что и в самом деле испытываю нечто похожее на страх.

– Боишься, – второй раз монах произнес это слово уже утвердительно. – Печально. Ненависть, живущая внутри тебя, так и не изжита до конца и проявляет себя в том числе и таким образом.

– Но я же столько сделал, чтобы ее одолеть!

– Когда ты с чем-то борешься, ты даешь этому явлению силы и право на существование. Осознай, что оно лишено истинной реальности, что это лишь искажение, набор морщин на поверхности Пустоты, и оно исчезнет, растворится само, без усилий… Ага, вот неплохое место для ночлега.

Дневное светило к этому времени исчезло за деревьями, и шагали мы в густеющем сумраке.

«Неплохим местом» оказалась крохотная поляна под кроной исполинского лумбанга, увешанного коричневыми плодами. Позади него обнаружился ручей, узкий по зимнему времени, но с очень чистой водой.

Мы умылись и напились, а затем брат Пон набрал веток и развел костер.

К этому времени стемнело так, что я не видел ни дороги, ни соседних деревьев, лишь толстый морщинистый ствол и белые крапинки звезд, что кое-где просвечивали через крону.

Я слышал мягкий шорох, хруст веток, и воображение охотно рисовало образы подкрадывающихся хищников. От страха я ежился и вскидывал голову на каждый резкий звук, каких в ночных джунглях хватает.

– Хочешь увидеть, что там? – спросил брат Пон, усевшись рядом со мной.

Не дожидаясь ответа, он наклонился и взял меня за запястье, и тьма вокруг словно выцвела. К собственному изумлению, я обнаружил, что мы окружены сонмом ужасающих существ – нечто вроде гориллы, но на паучьих ногах, змеиная голова с крыльями огромной стрекозы, комок щупалец размером с автомобиль, карлик с волчьим черепом на плечах.

– Думаешь, они там, снаружи? – мягко прошептал монах мне в ухо. – Нет, не так. Они внутри, это часть тебя самого.

Он убрал руку, и видение исчезло, но я знал, что мерзкие твари никуда не делись, что они здесь, рядом, и что когда погаснет костер, они бросятся на меня и разорвут на куски. От ужаса сдавило грудь, перехватило горло так, что я не мог даже запищать, сердце будто вовсе перестало биться.

– Давай спать, – сказал брат Пон как ни в чем не бывало. – Прошли сегодня немало.

Он улегся прямо на землю, взяв вместо подушки сумку для подношений, и вскоре засопел. Я же остался в одиночестве, скорчившись у огня и с тревогой вглядываясь в окружающий нас мрак.

В какой-то момент усталость взяла верх над страхом, и я отключился.

Проснулся от пронзительных воплей над самой головой и обнаружил, что издают их черно-белые, похожие на сорок птицы, решившие встретить восход солнца на дереве, под которым мы устроились. Тело мое от спанья на голой земле затекло и болело все, от макушки до пяток, но зато от ночных страхов осталось лишь легкое послевкусие где-то на краю сознания.

Брат Пон сидел, скрестив ноги, и задумчиво глядел вдаль.

– Доброе утро, – сказал он, обратив на меня сияющий взгляд. – Как спалось?

Я вовремя вспомнил, что должен молчать, ответил кривой улыбкой и неопределенным пожатием плеч.

– Хватит валяться, поднимайся, – велел монах. – Займемся твоим обучением.

Умывшись и слегка размявшись, я вернулся туда, где находился брат Пон, и уселся напротив.

– То тело, которым ты в данный момент пользуешься, является фикцией, – сказал он, внимательно разглядывая меня. – Это с одной стороны. С другой – оно реально. Только вот тому, кто стремится к свободе, надлежит создать на основе этого тела другое, более совершенное…

У меня мелькнула робкая мысль, что монах говорит иносказательно, но ее тут же затмила другая – нет, скорее всего, я в данный момент просто не в состоянии понять, что он имеет в виду.

– Как сказал некогда Просветленный, – голос брата Пона стал торжественным, – «показал я своим ученикам способ, каким они могут извлечь из этого тела, составленного из четырех элементов, другое тело, созданное разумом, совершенное во всех своих частях и членах… Это подобно вытаскиванию камыша из оболочки, или мечу, который достают из ножен, или змее, сбрасывающей кожу. Нужно только понимать, что камыш, змея, меч – это одно, а оболочка камыша, кожа, ножны – это другое».

Некоторое время он помолчал, давая мне освоиться с предложенной идеей, затем продолжил:

– Стартует этот процесс с создания в старом теле «алмазных зародышей». Включается он «вниманием дыхания», с которым ты знаком, и к нему присоединяется медитация на объекте…

Упомянутое братом Поном упражнение началось для меня с созерцания дерева, чей образ я целиком перенес внутрь себя, а затем сумел каким-то образом переключить восприятие так, что из человека, смотрящего на растение, стал растением, глядящим на человека.

– Давай, закрывай глаза и вспоминай, – велел монах. – Ветки, ствол, листья…

Я закрыл глаза, начал считать вдохи, как положено при «внимании дыхания». Образ дерева, что служило мне объектом для медитации, явился из памяти почти тут же, но смутный и расплывчатый.

– Сосредоточься. Ты должен увидеть его так, словно оно находится прямо вот тут.

Несмотря на все мои усилия, ничего не получилось – я пробовал и так и сяк, но смог добиться лишь безжизненной, плоской картинки, норовившей к тому же развалиться на облако разноцветных пятен.

– Ну ничего, – сказал брат Пон. – Будешь пробовать на ходу. Пора в путь.

Открыв глаза, я обнаружил, что солнце поднялось, а черно-белые птицы, так громко оравшие на рассвете, исчезли.

– Да, на ходу, – подтвердил монах, увидев на моей физиономии явственное недоумение. – Шаги, счет вдохов, концентрация на объекте, и все это одновременно… Кто сказал, что будет легко?

Я мрачно засопел и поднялся.

Ужина у нас не было, завтрака тоже не предвиделось, но это меня как раз не беспокоило – после прошлого учебного «семестра», прошедшего в вате Тхам Пу, я избавился от привычки есть регулярно.

Зато мозоли после первого же шага напомнили о себе, да так, что я едва не застонал.

Через какое-то время стало легче, и я смог вернуться к поставленной братом Поном задаче. С «вниманием дыхания» проблем не возникло, его я освоил на отлично, а вот вызвать и удерживать в сознании образ дерева, да еще и шагая по неровной дороге, оказалось непросто.

Пару раз я едва не упал, затем все же свалился и расшиб колено до крови.

– Ничего, терпи, – приговаривал монах, с улыбкой глядя, как я корчу негодующие гримасы. – «Алмазные зародыши» так и возникают, через боль, труд и пот, и даже кровь.

А затем у меня получилось.

В какой-то момент я увидел то дерево, которое созерцал год назад, от пучка веток на макушке до выпирающих из земли корней, серых и голых, и даже остановился, чтобы не налететь на него.