– Нет. Мы с Эльдом не справились с этим тяжким испытанием. Один лишь Саумор смог. Поэтому он и Старший Хранитель – в слезящихся глазах Тиу мелькнуло что– то похожее на зависть и сожаление.
Антал впал в глубокое раздумье, при этом размышляя вслух:
– Пять лет молчать? Тяжело. Но зато потом я стану жрецом – магом! Ради такого можно и потерпеть – пришел он к такому выводу и вдруг услышал сзади насмешливый голос Саумора:
– Ну, и как ты собираешься это сделать? Ты ведь и пяти минут не можешь придержать свой язык?
Антал и Тиу в смущении обернулись. Увлеченные беседой, они и не заметили приближения Саумора, который бросил острый, испытывающий взгляд на мальчика.
– Значит, хочешь овладеть знаниями?
– Да, Хранитель – почтительно произнес Антал – Мне бы хотелось.
– Одного хотенья мало – пробормотал Саумор – Ну хорошо. Посмотрим. А пока далеко не убегай. Ты мне сегодня будешь нужен.
– Неужели он возьмет меня в Рощу Богов?! Вот удача! Он покажет мне чудеса! – мелькнула радостная мысль в голове мальчика и, он благоразумно ретировался, пока Саумор мягко укорял младшего брата за слабость его плоти. Когда Старший Хранитель Огня повернулся к воспитаннику, того уже и след простыл. Лишь вдали, на спуске в горную долину, мелькнула надутая парусом, холщовая рубаха мальчишки.
Глава 4
День угасал. Багровое солнце позолотило остроконечные вершины Драконьих гор и медленно катилось за пламенеющий горизонт.
Жрецы – Хранители стояли на берегу реки, поросшей тростником, и, заунывно пели погребальный гимн:
– Отправляйся туда, откуда пришел. Соединись, соединись с богами! Оставь грехи свои и снова вернись домой! О, Великий Ярос! Прими Хорла – младшего и будь к нему милостив!
Битуроги, обступив толпой низкий пологий берег, внимательно следили за действиями жрецов.
Мужчины – коренастые, ширококостные, с короткими мускулистыми руками и ногами. Они не носили бороды, но отпускали длинные вислые усы. Черные толстые косы почти скрывали их смуглые грубые лица. Одеты они были в темные шерстяные рубахи до колен и просторные холщовые штаны. Обувь суровым аборигенам была не ведома.
Женщины, стоявшие чуть поодаль, на пригорке, и, оглашавшие душераздирающими горестными криками окрестности, выглядели миловидней: полнолицые с большими агатовыми глазами и распущенными в знак траура черными косами. Их низкорослые, ладно скроенные фигурки были облачены в темные полотняные платья с бахромой на кромке широкого подола.
Саумор прошел мимо плачущих женщин и хмурых мужчин, и подошел к кромке воды, на которой покачивался плот. На нем, обложенное вязанками просмоленных дров, покоилось тело юноши. Свет факела, привязанного к плоту, озарил совсем юное лицо покойника. Глубокие кровавые борозды тянулись по его левой щеке и, зацепив пустую глазницу, заканчивались, свисающим с проломленного лба, большим лоскутом кожи. Кто нанес смертельные увечья бедняге, несомненно, обладал чудовищной силой.
Саумор зашел в воду и, приблизившись к плоту, вложил в рот юноши медную монетку, испещренную магическими знаками.
– Возвращайся скорее в цветущее тело, Хорл. Тварный мир прекрасен. Особенно в юном возрасте – прошептал он и подал знак рукой.
Антал, с сумрачной миной на лице, медленно прошел сквозь строй элиты битурогов – воинов – охотников.
Они были в пестрых, шерстяных плащах, скрепленных бронзовыми бляхами на левом плече. В руках воинов тускло блестели короткие изогнутые луки, выструганные из тисового дерева.
Антал знал, какой мощью обладает оружие битурогов, способное с двухсот шагов пронзить толстую шкуру бизона.
Мальчик с завистью глянул на охотников и нехотя спустился к реке. Он метнул в спину жреца взгляд, способный прожечь дыру в его плаще. Как жестоко он ошибался, думая, что уже сегодня приобщится к священным тайнам жрецов. Оказывается, он понадобился Старшему Хранителю только в качестве проводника мертвеца! Хорошенькое дело!
Антал побрел по илистому дну. Когда вода дошла ему до груди, он присоединился к Саумору. Повинуясь приказу Хранителя, он стал толкать плот вперед. Стоявшие на берегу, мужчины даже не шелохнулись, чтобы помочь ему.
По своей вере, битуроги не могли прикасаться к умершим соплеменникам, чтобы душа покойного не забрала их с собой в Страну Предков. Поэтому в последний путь по Тростниковой реке, умершего должен был провожать человек, которого тот не знал при жизни. Для этой цели и пригодился Антал. И лишь, когда мальчик вытолкнул плот из тихой заводи и тот, подхваченный течением, медленно поплыл к Заливу Слез, направляясь на восток, только тогда, битуроги оживились и стали громко выкрикивать:
– Прощай Хорл! До встречи! Еще увидимся! Я отдам тебе долг! Поскорей возвращайся!
Вождь племени по – имени Харл – Ворон и он – же скорбящий родитель, лишившийся сына, вскинул лук с горевшей на конце стрелой и спустил тетиву. Стрела прочертила в темнеющем небе огненный шлейф и с глухим шлепком вонзилась в днище плота.
Тут – же примеру вождя последовали его воины. С сердитым шипением за первой, в небо взвилось еще десяток горящих стрел, которые описав огненную дугу, с дробным стуком попали в цель. Огонь нашел для себя богатую пищу. Сухие, просмоленные дрова мгновенно вспыхнули и плот, объятый сильным пламенем, исчез за поворотом реки. Из-за высоких зарослей камыша было видно, как искры от погребального костра, подхваченные легким порывом ветра, огненными бабочками запорхали в вечернем, закатном небе. Но вскоре искры погасли и плот с телом юноши словно растворился в вечности, не оставив и следа.
Прислонившись к стенам приземистых круглых домов, из плетня и камыша, обмазанных глиной, храпели поселяне, опьяневшие от крепкого вина. Погребальные костры догорали у входа в дом вождя, который стоял в центре поселка, на вершине холма.
Жилище Харла – Ворона заметно отличалось от глинобитных изб битурогов. Это был добротно скроенный бревенчатый сруб, разделенный внутри на три отсека. Первый служил стойлом для скота. Узкий коридор от прихожей выводил к большой комнате с очагом и дымоходом. От гостиной была отделена дощатой перегородкой третья комната, служившая хозяевам спальней. В полночный час, судя по шуму, доносившемуся с гостиной, тризна была в самом разгаре.
В густом тумане от коптивших бронзовых светильников, мелькали тени по бревенчатым стенам, завешанными шкурами животных. Посреди комнаты стоял накрытый всяческой снедью, длинный дубовый стол. За ним, на лавках расположились избранные гости вождя – охотники. Во главе дубового стола, на резном, громоздком кресле, покрытом леопардовой шкурой, сидел Харл – Ворон. По левую руку от него, на почетные места были посажены жрецы – Хранители.
Антал, примостившийся рядом с Тиу, собирался отведать все то, к чему его наставники даже не прикоснулись. Разве, что вместо вина он запивал еду сладким яблочным компотом.
В углу пускал пар и дым высокий камин, выложенный морским булыжником. В его раскаленных недрах, в больших котлах из мыльного камня, варилось и тушилось мясо в густой подливе.
Женщины в траурных черных платьях подносили к столу глубокие глиняные миски с дымящимся мясом и кувшины с хмельным напитком.
Антал, вооружившись большой деревянной ложкой, уплетал за обе щеки. Завидный аппетит мальчика вызывал умиление у жены вождя. Ее звали Неусса.
Смуглолицая, с мелкими правильными чертами миловидного лица и большими выразительными темно – карими глазами, она больше походила на молодую девушку, чем на женщину, видевшую свою тридцатую зиму. Лишь предательская седина посеребрила тонкими нитями ее длинные черные косы и в уголках губ залегли глубокие скорбные складки. Гибель единственного сына прибавила лет несчастной женщине.
Она часто останавливалась возле приемыша жрецов, и подкладывала ему в тарелку самые вкусные яства.
Глядя на золотоволосого мальчугана, Неусса иногда смахивала с глаз набежавшую слезу, вспоминая своего Хорла.
Антал не замечал скорби жены вождя. Набивая вкусностями пустое брюхо, он не забывал держать ухо востро, слушая, о чем спорят подвыпившие битуроги.
– А я тебе говорю, что мы еще испытаем доброту тиронов на своих хребтах! – вскричал низенький коротышка и грохнул по столу кулаком – Глупый ты, Рунн. Дальше своего вороньего клюва ничего не видишь!
Жилистый, долговязый воин с янтарными бусами на шее, презрительно сморщил длинный нос:
– Зато ты, Фирл много видишь. Особенно, когда выбирал жену!
Фирл побагровел и вскочил со скамьи. Он хотел треснуть кулаком насмешника, но его удержал грозный окрик Харла. Немного успокоившись и выпив мировую с Рунном, коротышка продолжил тянуть свое:
– Вот попомните вы меня, да будет поздно. Отольется нам кровавыми слезами дружба северян!
Рунн стукнулся с ним кубком, полным вина, и добродушно заметил:
– Ну, о чем ты говоришь? Зачем беду кличешь? Скажи, ради всех богов – ну, какая выгода Брайну идти войной на нас?! Что с нас можно взять, кроме жалких коров и коз? К тому – же, он заключил с нами торговый слад. Кстати, благодаря чему ты, Фирл, и попал в Тэльгард. По моему, тебе– то не о чем печалиться – тироны щедро расплатились с тобой за шкуры телят.
Едкое замечание Рунна не смутило коротышку и, тряхнув грязными, черными косами, он с упрямством сказал:
– Вот именно. Я побывал в этом проклятом городе и кое– что видел. Он замолчал, а битуроги принялись торопить его:
– Что ты хотел сказать?! Натянул лук, пускай стрелу! Что видел?
Коротышка выдержал паузу и, растягивая слова, сказал замогильным голосом – Ва – ги-бур! Я видел там Вагибура!