Хозяин Медведь-горы, или Тайна последнего Артефакта

Я был в пятом классе, когда он ушёл из жизни, и плохо помню сейчас его рассказы о войне… Вернее, он не любил вспоминать войну… И я всегда с уважением отношусь ко всей этой теме. Ну и, наверное, я, всё же, патриот своей страны. Эта мысль меня несколько воодушевила, и настроение понемногу поднялось.

Выйдя из полутьмы часовни к Мишке, стоявшему у входа на площадке, я словно вновь возвратился в солнечный мир беззаботного отдыха курортной Ялты, мысленно оставляя то печальное прошлое, напоминанием которого была эта часовня с ликом Святого Николая, строго взирающего с бетонного белого фронтона на проходящую мимо беспечную публику. Я спросил у Миши, почему он не зашёл внутрь в часовни.

– Так я же выпил пива! – как само собой разумеющееся пояснил он.

– А я ведь тоже выпил… – мне стало как-то неудобно и неуютно на душе. – Ну, да, ладно, я же не подумал об этом, – оправдал я мысленно себя.

Перед нами внизу был вид на нижнюю набережную и на этот “дикий”, необорудованный пляж, где купалось так много “несознательных” граждан, кои не имели терпения или желания дойти до настоящего городского пляжа. Многие из них, при этом, даже и не подозревали и не знали о печальной судьбе “Армении”, беспечно плавая в тихой морской воде…

Постояв немного у часовни, мы решили не идти дальше по нижней набережной, а пошли по её верхней части с чугунной балюстрадой и деревянными сидениями на гранитном основании её полуметрового ограждения. Тут было ещё больше людей, идущих в два потока навстречу друг другу, смешиваясь и, порой, мешая продвижению прохожих в нужную сторону. Здесь в толпе периодически наблюдались велосипедисты и роллеры, которые умудрялись на скорости проходить через гуляющую публику по отличной, гладко-шершавой поверхности тротуарной плитки. И в этом же потоке каким-то образом умудрялись ездить молодые ребята на моноколёсах, выныривавшие неожиданно из-за спин курортной публики, невольно пугая и вызывая недовольство мам с детьми.

– Да тут как в метро в час пик, – невольное сравнение пришло мне на ум.

И вот в этой толчее, тут и там, появлялись свои островки “заторов”, создаваемых зеваками и прохожими, привлечёнными действием тех или иных представителей уличного арт-искусства.

Моё внимание привлёк самодеятельный арт-художник, рисовавший что-то на асфальте, сидя на корточках у парапета набережной. Вокруг него стояло несколько зевак, и я подошёл поближе, любопытствуя, что же он там делал, и очень удивился, увидев, что он рисовал красками, распыляя из аэрозольных баллончиков. По сути, это было типа уличного граффити, которое он наносил на большом куске картона, на асфальте. И сюжет его полёта фантазии находился где-то в бескрайних просторах Вселенной – на меня снизу-вверх смотрел кусочек звёздных облаков, расцвеченных сине-красным цветом, сходивших по концентрической спирали в центр огромного круглого чёрного пятна. Не успел я понять, что за объект он создавал на наших глазах, как какая-то продвинутая бабушка, стоявшая с внучком ближе всех к этому парню-художнику, пояснила мальчонке и всем нам, что это – Чёрная Дыра. Ребёнок смотрел завороженным взглядом на волшебство красок и теней, превращавшихся на наших глазах на картоне в феерическую картину объектов далёкого Космоса. В воздухе стоял стойкий химический запах аэрозольной краски, и Мишка потянул меня в сторону, сказав, что этот парень за тысячу рублей нарисует мне всё, что я захочу из десятка имеющихся у него шаблонов на звёздную тематику, и мы пошли дальше, стараясь избегать сутолоки из-за таких же, как мы, любопытствующих “ценителей прекрасного”.

Почти тут же, где-то рядом, я услышал звуки дудочки какого-то очередного самодеятельного музыканта. Это оказалась девочка лет 14, которая, наверняка с согласия предприимчивых родителей, хотела пополнить семейный, а, может, и свой, бюджет… Мы прошлись вперёд и наткнулись дальше на группу зевак, обступивших уличного фокусника, явно разводившего публику на деньги. Фокусник обещал телепортироваться в Петербург (!?), прямо отсюда, всего за 1000 рублей, которые он призывал положить в его волшебный цилиндр. Сам он стоял, держа в руках полотно ткани, которое должно было скрыть момент его телепортации. Не хватало ещё 100 рублей. Мишка, усмехнувшись, положил фокуснику полтос, на что тот ответил, что ещё не хватает 50 рублей. Как я понимаю, все эти зеваки уже вложились в его представление и просто ждали, кто же еще доложит деньги в этот сомнительный фокус, и гадали, как же пройдоха-фокусник собирался выкрутиться из этой ситуации.

Выждав ещё минуту, он без всяких церемоний объявил, что “в виду недосбора средств” фокус переносится на следующий сеанс, быстро свернул полотно и был таков, забрав собранные средства. Публика возмущенно загалдела – в спину быстро удалившегося “телепортёра” понеслась беззлобная брань и смешки. Никто не хотел по-серьёзному ввязываться в конфликт с этим нахальным фокусником, и толпа быстро рассеялась. В конце концов, они же хотели развлечения, и, в общем-то, получили, пусть и очень посредственное.

– Вот жулик! – бросил беззлобно ему в спину Михаил.

Дальше мы увидели парня с огромным попугаем, предлагающим сфотографироваться с ним за 300 рублей. Почти тут же мимо нас прошёл высокий коричневый конь “Максимус”, с потешно вихляющим задом, а затем бело-полосатая зебра (без имени), громко зазывая желающих сделать с ними снимок на память о Ялте. Они всеми силами привлекали к себе внимание праздной публики, особенно мамочек с детьми, предлагая и уговаривая их пофотографироваться в “обнимку” c детишками, которые были в просто полном восторге от этих взрослых “зверюшек”, с которыми они, конечно же, хотели сфотографироваться. “Зебра” и “Конь” в процессе фотосессии, становились в разные позы, а простодушные мамашки, как и их мужья, не знали (или забыли спросить), что за каждый снимок эти предприимчивые “звери” требовали затем по 200 рублей за снимок!

Пройдя метров 30, мы натолкнулись ещё и на коричневого “Кота в сапогах”, в плаще того же цвета. А затем наблюдали, как с одной увлекшейся снимками мамашки, наглый “Кот” требовал 1000 рублей за 5 снимков, которые она сделала, поддавшись уговорам такого ласкового вначале “котика”.

У меня сложилось впечатление, что на этой ялтинской набережной любой желающий, будь то самодеятельный артист или доморощенный актёр или просто предприимчивый человек мог дать любое “представление” зевакам и проходящей публике, и потребовать за это деньги – ненавязчиво, в виде положенной рядом с ним тарелочки, корзинки, коробки или просто кепки для понятливой, отзывчивой публики или же по-простому – “дайте денег за выступление кому— сколько – не жалко”.

Для этой же цели ненавязчивого уличного заработка использовались животные и птицы – розовые и желтые голуби с подрезанными крыльями, обезьянки на привязи (как у Бармалея), импозантные попугаи какаду и даже здоровенный белый пёс с грустной мордой, устало сидевший, сжимая корзину с цветами в зубах, у скамейки с хозяином – таких же больших размеров: толстым, грузным мужиком. А напротив него на гранитном парапете, чтобы его было видно издалека, на фоне моря, стоял какой-то ангел с проволочным белым ободком над головой и перистыми крыльями за спиной. Застывшее лицо “ангела” было покрыто густым слоем белой краски— неподвижно стоять так на жаре даже 10 минут требовало немалого терпения и здоровья. Внизу у его ног стояла всё та же тарелочка для нежадных прохожих, которые периодически кидали в неё монетки…

По большей части публика справедливо жалела дать денег, однако я видел, что реально хорошим исполнителям, слушатели щедро раскошеливались, как, например, певцу, который пел в микрофон у огромного, высоченного платана напротив стилизованного подобия корабля в древнегреческом стиле, похожего на трирему, с неожиданным названием “Апельсин”, стоявшего на опорных сваях на буне, выступавшей метров на пятьдесят, в море.

Ну так вот – этот артист реально был Певцом с большой буквы, и вот ему-то собравшаяся публика просто сыпала банкноты разного достоинства. Мы и сами, постояв полчаса и послушав ряд шлягеров, тоже дали ему по соточке (по кругу собравшейся публики ходила девушка, собирая деньги в корзинку). Неожиданно, вверху послышалось многоголосое карканье ворон, как будто кем-то или чем-то напуганных. Посмотрев вверх, я обомлел – там, над кроной высоченного платана, кружились в каком-то непонятном суматошном хороводе сотни галдящих ворон, явно недовольных громкими звуками снизу!

Я с опаской подумал, что ведь они же гадят сверху на всю эту публику под платаном и побыстрее пошёл дальше, увлекая за собой Мишу. Мы свернули затем вправо к тенистой аллее с уличным вернисажем, где были выставлены для обозрения гуляющей публики сотни картин местных и заезжих художников. Картины мне понравились, особенно виды морских сюжетов и картины с цветочными композициями – сирени и глицинии. Мишка терпеливо ждал, пока я рассматривал ту или иную заинтересовавшую меня картину. А затем перешли на другую сторону— там, десятки уличных художников рисовали прямо с натуры, сидевших перед ними клиентов, желающих увезти из Ялты свой графический портрет.

– Ведь это же действительно уникальная возможность получить за полчаса или час свой собственный портрет! – подумал я, оглядывая с интересом всю эту “вернисажную” аллею.

Здесь же некоторые художники делали увеличенные портреты с пришпиленных к мольберту фотографий. И, что меня поразило, некоторые из этих, несомненно, талантливых художников, делали цветные портреты с чёрно-белых фотографий, удивительно точные и красивые. Один в один!

Посмотрев на все эти интересные “художества”, мы повернули вправо и подошли к пешеходному мосту через речку, где увидели сувенирные бутики с одной стороны, и металлическую площадку аттракциона под названием “Адренорлин”, с другой. Не успев рассмотреть, как и что, я шёл дальше. Мишка отвлёк моё внимание на красивое трехэтажное здание гостиницы “Ореанда” с раскидистой, большой зелёной березой в палисаднике у гостиницы с какой-то бронзовой скульптурой недалеко от входа. Увидеть здесь берёзу, почти в субтропическом, уникальном климате, Ялты, было удивительно.

В этом чудесном городе, куда ни посмотри на набережной, всё интересно и приятно для взора – она реально красива и неповторима. А само её расположение – вдоль бухты, на побережье, которое в миниатюре, чем-то напоминает Неаполь с Везувием на горизонте или Ниццу, с её набережной, только в разы меньше – тоже уникально. Кстати, гора Могаби, виднеющаяся на ялтинском ландшафтном силуэте горбатым выступом левее высившихся величественных зубцов Ай-Петри, миллионы лет назад была реальным вулканом (по словам Михаила).

От гостиницы мы свернули к стоявшему на береговой смотровой площадке деревянному судну эпохи флибустьеров. Настоящий пиратский корабль? Откуда?

Это судно – с виду и впрямь настоящая каравелла для меня – называлось “Hispaniola” и, по словам моего всезнающего “местного”, было построено для съемок советского фильма о пиратах “Остров сокровищ”. Ялтинская “Hispaniola” являлась, чуть ли не точной мореходной копией, судна Колумба и, в таком случае, любой из ялтинских больших прогулочных пассажирских катеров, оживленно сновавших вдоль местного побережья, превосходил в длину легендарный корабль первооткрывателя Нового Света.

Когда-то в детстве я видел этот фильм и охотно сфоткался сейчас на его фоне, стоя у настоящей большой бронзовой пушки сбоку от парусника-ресторана. За ней виднелась деревянная лесенка, по которой можно было подняться в ресторан на его верхней палубе. Я хотел было зайти туда, но Мишка сказал, что мне там всё понравится, я захочу посидеть за столиком и так далее, а мы сейчас просто прогуливаемся, и у нас нет времени.

– Зайдём в эту “Эспаньолу” в следующий раз, – пообещал он и почти потащил меня вниз на пляж в проход мимо палаток с курортными товарами против потока полуодетых, загорелых курортников, выходивших с пляжа к набережной.

Мы спустились по наклонной асфальтовой дорожке к городскому галечному пляжу с его открытой взору широкой панораме моря и побережья. Пляж здесь был гораздо больше, шире и длиннее, чем в Массандре. Тем не менее, заходящее солнце уже не было видно отсюда, и народ стоял на узкой полоске пляжа, пытаясь, как подсолнухи, поймать и впитать в себя последние лучи дневного светила, стоявшего низко над горами. Я посмотрел на свои “Candino” – было уже полседьмого вечера.

Видневшийся далее справа участок пляжа уже находился в тени от зданий, стоявших вдоль прибрежной зоны выше пляжа. Но многие курортники продолжали купаться в желтоватой, непрозрачной воде на мелководье у берега – эта прибрежная часть ещё была освещена солнцем, так же, как и Массандровский пляж, выделявшийся контрастным солнечным пятном за белой башенкой маяка на противоположной стороне бухты. Мишка сказал, что купаться надо утром, до 11 часов, потом сделать перерыв и прийти на пляж уже к 16 часам. Только вот вода к этому времени будет уже вот такого цвета – он кивнул в сторону моря. А утром – прозрачная и чистая…

Пройдя по узкой плиточной дорожке сбоку вдоль широкого пляжа с многочисленными небольшими зонтиками и тентами над ней, мы обходили в тесном проходе выносные столы со стульями и креслами многочисленных мини-кафешек, и я глазел с любопытством на какие-то, восточного типа, питейные заведения и чайханы с “персидскими” низкими диванами, покрытых коврами и пледами, где можно было сидеть, забравшись с голыми ногами. Мне всё здесь было интересно для обозрения и ознакомления – невольно, я сравнивал увиденное с восточными улочками подобных морских курортов в Турции, понимая, что их нельзя сравнивать— маленькая Ялта с её глянцево-красивой набережной и уютными пляжами великолепна своим живописным ландшафтом у подножия гор и её столь благоприятными природно-климатическими условиями. А весь этот сопутствующий туристическо-курортный антураж был вроде естественного дополнения ко всем её красотам. И эти простые забегаловки и полукустарные витринные прилавки со снедью и разливным пивом на вынос, (где лежали на прилавке готовые чебуреки, пирожки, рыбная сушеная и копченая мелочь) и, радовавшие взгляд выложенные на продажу аппетитные, копченые, с сочно – жёлтыми боками балыки разных черноморских рыб, (а какой запах!), были для меня своеобразной экзотикой и кулинарно интересны мне.

Тут же, на виду у всех, в огромном, вогнутым, латунном чане, готовился плов (узбекский или какой – не знаю, но повар был азиатского вида). Блюдо уже было в завершающей стадии готовки – рис уже почти сварился в кипящем, темно-морковного цвета вареве – смеси воды, жира и подсолнечного или хлопкового масла. Аппетитный запах приготовленного в нём мяса со специями будоражил аппетит в радиусе 5 метров и уже с десяток “пляжников” в плавках и купальниках, стояли рядом у невысокой стенки, отделяющей в этом месте пляж от зоны пищепитейных заведений, намереваясь отведать это чудо местного кулинарного искусства. Здесь же, в следующей забегаловке с очередной витриной готовых морепродуктов, можно было купить отварных, бледно-розовых, мелких черноморских креветок, а также чёрных, с сине-металлическим отливом копчёных мидий, и вареных, сушеных и копченых рапан и сушёной – “провисной” – мелкой, жирной ставридки к пиву.

Не выдержав соблазнительных запахов и ароматов копчёностей, я решил попробовать золотисто-коричневых рапан, и мы притулились к одному из таких мини-прилавков по-быстрому вкусить под кружку разливного, холодного пива аппетитно пахнувшие местные рыбные деликатесы.

Минут через пятнадцать Мишка начал меня торопить на выход с пляжа, говоря, что у нас сегодня большая вечерняя программа. По его лицу я видел, что ему и самому было комфортно находиться здесь также, как и мне. Вокруг нас хотя и было несколько скучено и мимо, чуть не задевая, постоянно проходил пляжный люд в плавках и купальниках, но сама вот эта какая-то особенная атмосфера ощущения беспечного отдыха и “расслабона” в этом пляжном мирке неуловимо объединяла всех нас – загорелых или бледных, как я, – гостей курорта, приехавших в Ялту именно для этого пляжного отдыха, насыщенного морем, солнцем, прогулками, развлечениями и порой “нездоровым” образом жизни. Я был не прочь и дальше продолжить мое знакомство с местной черноморской кухней под отличное крымское пиво, но мой друг настойчиво тянул меня на выход.

Уже идя дальше в узком проходе между теснивших друг друга чебуречными и шашлычными с правой стороны от нас, Мишка оглянулся, словно прощаясь с этим уютно-домашним пляжным мирком кафешек, чайхан, баров, пивных и закусочных на все вкусы, активно зазывавшим к своим столикам и прилавкам проходящих мимо людей.

– Да, – выдохнул он с каким-то сожалением в голосе, поясняя затем, что всё это аляповатое наследие перестроечных времен подлежит сносу по городской программе благоустройства припарковой зоны и территории Приморского пляжа и это самодеятельное, почти не облагаемое налогом, “полуподпольное” розничное кулинарно-съедобное изобилие местных даров моря и всяких, чуть ли не домашнего изготовления, морских деликатесов, исчезнет, как вот этот дым от мангала, – он бросил взгляд на шпажки жарившегося, вкусно пахнувшего уксусом и луком, шашлыка из баранины, над которым “колдовал” загорелый худой татарин-шашлычник.

– Говорят, что сделают трёхуровневую набережную, – задумчиво проговорил он. – Ломать – не строить. Хотя, – он недоговорил, словно задумавшись о чём-то, показывая мне дорогу.

– Ну, пусть сделают, чтобы было не хуже, чем на Массандровском пляже, – сказал я, проходя, затем, вдоль тесного прохода мимо туалета с входом вниз, как в подвал, куда вела длинная, грязновато-выглядевшая, серая лестница. – И попросторнее, с качественной инфраструктурой. Там-то всё так культурно и, даже, красиво. Здесь и сравнивать не с чем!

Поднявшись зигзагом по деревянной коричневой лестнице с перилами наверх по крутому прибрежному склону, я почувствовал едкий дым, шедший откуда-то снизу, и невольно оглянулся назад. Сверху все эти “чебуречные” шалманы и кафешки были закрыты листами железа с самодельными вентиляционными трубами, воткнутых там и сям на этих крышах “общепитовских” забегаловок, откуда и шёл неприятный запах. Их не было видно с набережной, поскольку всё заслоняла зелень деревьев и кустов тамариска, росших на крутых земляных склонах над береговой полосой с левой стороны. А справа часть склона была уже очищена от растительности и строительного мусора уже снесённой части подобных строений внизу – там виднелась длинная, забетонированная стройплощадка с досками и арматурой – реконструкция Приморского пляжа, оказывается, уже началась.

Мы вышли опять на верхнюю набережную. Оглянувшись назад к морю, глядя на белую вывеску с названием какого-то кафе внизу – «Аквамарин».

– Его уже снесли пару лет назад, а вывеска осталась, – Михаил добавил с энтузиазмом в голосе, что он надеется, что всё сделают затем лучше, чем было.

– Ведь и этого парка здесь не было раньше, а был, так называемый, Желтышевский пустырь – пустующие земли с самосевом и кустарниковыми зарослями. Принадлежал этому купцу сотню лет назад вместе с участком этого берега и обрывистым, каменистым пляжем. Он хотел осваивать эти земли, но здесь же, в конце 19-го века, произошёл огромный оползень с разрушением части дач и приусадебных участков тогдашней местной знати вблизи побережья.

– Эта территория, – он показал рукой дальше в сторону парка, – является давней оползневой зоной. И многие годы эти земли не осваивались по этой причине. Да и вообще, из-за неудобства застройки на этих землях: пересеченной местности, овражков, понижений и подвижек береговых склонов являлся трудно-осваиваемой зоной. Абразионный оползень, одним словом, – с озабоченностью в голосе проговорил Михаил.

– Это, вроде, так же, как и та гостиница с тем рестораном, где потом построили жилые апартаменты “Эдинбург”? – вспомнил я пояснения Мишки о подобном оползневом участке на другой стороне Ялты у Массандровского пляжа.

Михаил кивнул головой.

– Ну да. Он же местный. Эта тема актуальна для него, – понимал я внутренние переживания Михаила за его родной город.

Для меня, эта тема была, в общем, малоинтересна, чтобы спрашивать у него насчёт того купца и тех, дореволюционных, времён в истории Ялты.

– И здесь, так же, как и на Дарсане, – он махнул рукой в сторону набережной, – ялтинцы высаживали с 1947 по 1952 год тысячи деревьев и кустарниковых роз. Завезли плодороднейшей дерновой земли с Ай-Петри и жёлтого песка из-под Севастополя для прогулочных дорожек. Спланировали аллеи, дорожки, теневые площадки и цветники. Обсадили растениями и разбили городской парк, преобразовав окружающий ландшафт.

Мне трудно было представить себе “дикий” берег на месте Приморского пляжа, как и неосвоенные, заросшие кустарником и мелколесьем, земли, здесь, в этом самом парке нынешней красавицы Ялты. Тем более, что всё вокруг меня никак не напоминало о былой неустроенности этих территорий и, лишь теперь, после Мишкиных слов, я задумался о том, что всё это видимое растительно-цветочное изобилие здесь, как и по всему городу, было следствием давних целенаправленных усилий и огромного труда жителей этого солнечного города, направленных на озеленение и благоустройство этих земель, плоды которых воспринимаются их нынешними потомками и вот такими приезжими, вроде меня, как нечто само собой разумеющееся.

– Значит, строить высотки здесь нельзя? – полуутвердительно спросил я.

– Сейчас применяются новые технологии. С углубленным фундаментом и заливкой основания высокопрочным бетоном. Посмотрим, как оно будет потом, – в Мишкином голосе сквозило сомнение. – Да… Чехов бы очень удивился, увидев какой, в общем, комфортно-благоустроенной стала Ялта спустя столетие.