– Именно так, месье.
– Но этого вида работы нет в нашем регламенте вознаграждения сотрудников за научную деятельность!
– Мне очень жаль.
– Нет, это мне очень жаль, но нам, вероятно, предстоит расстаться с Вами.
– Из-за того, что я пишу Книгу?
– Нет. Из-за того, что вы не пишите то, что дает статус нашему научно-образовательному заведению, что поднимает его рейтинг в глазах наших спонсоров, что позволяет претендовать на гранты.
– Но что же мне делать месье?
– Пишите методические советы по этапам получения гранта от международной организации.
– Но я же никогда не получал таких грантов и никогда не имел с ними дела.
– Ну и что? Вы, главное, напишите. Мы найдем рецензентов и опубликуем. И вставим эту книгу в отчет об освоенных нами средствах, выделенных попечительским советом Института на повышение конкурентоспособности наших выпускников. А вашу книгу пишите в свободное от научных занятий время. Вы ведь, в первую очередь, преподаватель философии, а не, не…. эээ…. Ну Вы, думаю, вполне поняли меня. Не так ли, месье Ольежь?
– Да, месье. Конечно, месье. Я все сделаю, месье.
– И еще, Ольежь. Ваш французский слишком не совершенен. Вы ведь прекрасно говорите по-испански?
– Да, месье. Еще я владею английским, русским и украинским языками. Читаю на белорусском, сербском, болгарском, польском.
– Мы это ценим. Ваши курсы по Латинской Америке – превосходны, а лекции по сравнительной славянской антропологии – бесподобны. Но право же, Ваш французский слишком слаб.
– Я работаю над этим.
– Я надеюсь, что так. Вы свободны.
– До свиданья, месье.
Из пригорода Парижа, где на довольно обширной частной территории располагается наш институт, я решил отправиться в небольшое кафе Le Petit Poucet на улице Био, что недалеко от бульвара Бутиньоль. Утиная печень с айвой – это тот материальный стимул, который всегда отвращал меня от мрачных мыслей рутинной философии и неведомыми путями направлял мою душу к творчеству. А лучшая утиная печень с айвой, это, конечно же, Le Petit Poucet. В заведении я выбрал свой любимый столик и помимо утиной печени нагло заказал весьма непопулярную в этом рае мороженого с кальвадосом – чашечку крепчайшего кофе. Было весьма странное ощущение, что разговор с месье Франсуа Эмоном, заместителем директора Института, все время неустанно продолжает кружиться в моем сознании. Эта стало настолько невыносимым, что я отработанным воровским движением стянул салфетки и быстро написал на них наш диалог.
– Простите, – молодящийся крашеный блондин лет 50-ти виновато улыбался, стоя у меня за плечом, – меня зовут Луи Ришар и я хотел бы сказать, что Вы пропустили несколько запятых в своем премилом диалоге для, надо понимать, весьма фривольненькой пьески.
– А Вам какое дело, месье?
– О! Это профессиональное. Вы позволите? – мягко проговорил Луи, присаживаясь за мой столик. – Дело в том, что я редактор издательства «Пари», с одной стороны, и почетный президент одного весьма забавного клуба, связанного с творчеством, с другой стороны.
– Да? А мне какое дело до этого, месье?
– Мы хотели бы пригласить Вас поработать над книгой. Вернее, над нашей книгой. А если быть совсем точным, над книгой, которая, вне сомнения будет, если уже сейчас частично является Вашей книгой.
У меня пересохло во рту, и я внутренне напрягся. За словами крашеного редактора крылась какая-то реальность, которая ускользала от меня. Ведь я действительно писал книгу. Свою первую книгу. А посему знал очень точно, когда и с кем я ее обсуждал. Так вот, никогда и ни с кем я ее не обсуждал, а лишь упомянул в разговоре с месье Франсуа Эмоном пару часов назад, и… я облегченно вздохнул, упомянул в общении с салфеткой, с которой этот тип и выудил свою информацию.
– Мне это не интересно.
– 50 тысяч евро.
– Нет.
– Это карманные деньги. Плюс 200 тысяч евро гонорара.
– Это попахивает мошенничеством.
– Официальное оформление наших отношений. 50 тысяч евро на карманные расходы сразу после подписания договора и в присутствии нотариуса.
– Но я обычный преподаватель в не самом престижном вузе.
– Это ваше достоинство. Для нас достоинство.
– И в чем же подвох?
– Вы должны написать роман о запятых, точках, тире, двоеточиях, восклицаниях и так далее. Одним словом, о знаках препинания.
– Вы серьезно?
– Абсолютно. Причем роман должен быть философским, а отчасти и социологическим. Но при этом он должен быть, безусловно, антропологическим.
– Подождите, вы же сказали книгу, а теперь вот роман.
– Книгу и должны. А уж как ее оболгать: роман, пьеса, повесть – дело ваше.
– И за это вы платите 250 тыс. евро?
– Да.
– А если я возьму 50 тыс. евро и ничего не напишу?
– Это исключено!
– Почему?
– Потому.
– ?
– Потому что я готов рискнуть деньгами, Вы разве против?
– Да, против.
– Но против чего?
– Я пишу книгу о философах и философии.
– И что же?