Приключения кирасира Стрешнева

– И всё? А росту-то он, какого?

– Росту? Дык, погоди, Евсей-то наш малевать горазд. В прошлом годе церковь с артелью расписывал. Его барыня отпускала. Евсей!!!

Через четверть часа Степан Петрович покидал усадьбу, сунув за пазуху не без таланта малеванный углём портрет довольно молодого человека с аккуратно подстриженной бородой и лукавым взглядом воспитанника иезуитской школы.

– А Альбион наш серый в яблоках! – крикнул вдогонку Тихон.

Проезжая мимо особняка штаб-ротмистр увидел свечу в окне мезонина. Француз рассматривал его сквозь стекло, словно сквозь ружейный прицел. Что-то подсказывало Степану Петровичу, что они ещё встретятся.

ГЛАВА 4. ПОГОНЯ

Дорога, которую показал Стрешневу Тихон, может и была наезжена, ежели не учитывать недавнюю метель. Этой ночью её порядком занесло. Серый бежал резво, и снег, не успевший слежаться, серебряной пылью вился вокруг его копыт.

После часа скачки дорога кончилась, влившись в широкий тракт. Верстовой столб указывал на Мстиславль, до которого, если верить надписи было двадцать вёрст.

Штаб-ротмистр нагнулся и в свете луны увидел свежие следы конских копыт. Всадник проезжал здесь буквально несколько минут назад. Кирасир дал шпоры, и конь снова помчался среди белого безмолвия. Мороз обжигал щёки, из конских ноздрей вырывались клубы пара, белые деревья стояли по сторонам, безучастно наблюдая за всадником. Сажени превращались в вёрсты, а впереди по прежнему была пустая ночная дорога, и лишь свет полной луны не давал сбиться с пути.

Сразу видно, что Альбион отличный ездовой конь. Будь у злодея прежняя монастырская кляча, Серый давно бы уже настиг беглеца.

И тут бросив взгляд вниз, Стрешнев не увидел перед собой следов.

– Вот чёрт!

Он точно помнил, что никаких развилок по пути не было, сплошной стеной один лишь лес. Не мешкая, развернул Серого.

Теперь следовало быть внимательней. Обманул его Варфоломей всего-то на пару сотен саженей. Степан Петрович увидел уходившую в лес борозду разворошённого снега. Тут уж тронул коня не спеша, внимательно вглядываясь. Лунный свет с трудом пробивался сквозь густые ветви елей и сосен, и лишь его сказочное сияние на белом снегу немного рассеивало лесную тьму.

Вскоре Серый остановился, тревожно вглядываясь во тьму. Враг был где-то близко. И словно в подтверждение кирасир уловил краем глаза вспышку, затем раздался грохот выстрела, и пуля с чмоканьем вошла в дерево, около которого они остановились. Прижав к плечу карабин, он выстрелил в сторону вспышки. Услышал жалобное ржание раненого Альбиона, и выругался про себя. Бедный конь-то, в чём виноват?

Но зато прыти у этого Варфоломея теперь поубавится! Стрешнев спешился, взял под уздцы коня и осторожно двинулся вперёд. Вскоре разглядел на ослепительно белом снегу тёмные пятна.

Через полверсты ровная местность пошла под уклон, который заканчивался берегом лесного озера. Почти на середине покрытого льдом водоёма штабс-ротмистр разглядел удаляющуюся фигуру. Вскочил в седло, пустил Серого вниз к озеру. Чуть не налетел на лежащую возле самого берега конскую тушу. Альбион был ещё жив и тоскливо смотрел в тёмное небо. Влажные бока судорожно вздымались.

– Что туго, брат?

Пуля из кирасирского карабина пробила брюхо, животное истекало кровью. Стрешнев вставил в конское ухо кавалерийский пистолет.

Человек, идущий по льду, не останавливаясь, обернулся на выстрел, затем перешёл на бег. Степан Петрович дал шпоры. Они галопом спустились к озеру. Серый, не останавливаясь, ступил передними ногами на лёд. И лёд не выдержал тяжёлого коня! Раздался треск, передние ноги ушли в холодную воду.

– Стой чёрт! – натянул поводья Стрешнев.

С трудом они выбрались на берег. Штаб-ротмистр прикинул на глаз расстояние в обход озера. Не успеть! Варфоломею до противоположного берега осталось каких-нибудь полсотни саженей, через несколько минут он скроется в густом лесу. Но у конного всегда перед пешим преимущество во времени, и кирасир вновь пустил Серого рысью. Неровный берег, поваленные деревья, попадавшиеся на пути, не позволяли идти быстрее.

Когда обогнули озеро, Стрешневу опять достались следы, уходившие в чащу, а тут через полчаса гонки по буреломам перед конём и всадником оказалась длинная балка с крутым склоном. Видно, Фортуна этой ночью не благоволила штаб-ротмистру.

Деревенька была небольшая, в полсотни дворов. Местные собаки, завидя всадника с лаем кинулись навстречу. Серый не удостоил их даже взглядом, а Стрешнев показал обнажённый палаш, и свирепые псы кинулись наутёк, облаивая их уже из-за заборов. Неужели знакомы с кирасирским клинком?

Шёл четвёртый час утра, и деревенька была погружена в сон. Но, оказалось, спали не все. Калитка второго с околицы двора отворилась, и за неё ступил старец с седой бородой до пояса. Длинный тулуп с волчьим мехом, вывернутым наружу, придавал ему вид языческого волхва.

– Здорово, дед! – подъехал к нему штаб-ротмистр.

– И тебе исполать, служивый! Ищешь кого?

Стрешнев посмотрел в выцветшие, как июльское небо глаза старца.

– Ищу, дед.

– Был он здесь. У Микитки-бондаря кобылу прикупил.

– Давно уехал.

– Да пару часов тому [28 - Старец имел в виду дробные часы, на которые в старину делили большой час. Дробный час был равен двенадцати минутам. Следовательно, Варфоломей покинул деревню 24 минуты тому назад.], – дед взглянул на луну. Да ты не торопись, служивый, догонишь! У тебя конь – огонь! А у Микитки-то кобылка хроменькая на одну ногу.

– А в какую сторону подался?

– Тут одна дорога, на Мстиславль и дальше на закат.

– Спасибо, дед!

– Супостат-то вскоре опять бузить зачнёт. Клыки-то ещё остались.

Степан Петрович вновь взглянул на старца. Уж не Бонапарта тот имеет в виду?

– Не бойся дед, он на острове.

– Ведомо мне. От того острова до большой земли рукой подать. Подале бы в окиян-море его надобно. Ничего, клыки-то ему, бесовскому отродью пообломают. Ну, прощевай, служивый!

Хромую или нет, лошадь продал деревенский бондарь Варфоломею, но ускакал он далеко. Над лесом уже поднимался серый рассвет, а Стрешнев так и не увидел спины беглеца. Серый подустал, хотя Степан Петрович берёг боевого друга, и уже не гнал его сломя голову по хрупкому снежному насту.

Варфоломей сменил ещё одну лошадь на постоялом дворе в Волковыске. Там и Степан Петрович позволил себе и коню отдых, строго наказав смотрителю станционной гостиницы разбудить его через два часа.

Лишь в Белом Стоке штаб-ротмистр сумел настичь лже-монаха. Помог портрет, который Степан Петрович совал под нос каждому хозяину трактира или гостиницы. Иначе литвин запросто мог затеряться в большом городе.

А сейчас он сидел в корчме, грыз свиную ногу, запивая её пивом. Стрешнев поразился, как верно передал художник-самоучка Евсей внешность сидящего за столом человека.

Для начала штаб-ротмистр поднялся наверх и отыскал комнату, где остановился похититель таинственных записок. Это не составило труда, ибо плох тот офицер, который не сумеет найти общий язык со служанками. Молодая полячка, которой офицер рассказал на ходу сочинённую историю про коварство и любовь, не только показала и провела в нумер, но и покараулила в коридоре, пока он рылся в чужих вещах. Занятие не из почтенных, но постоялец сам вор, душегуб и обманщик. Обманом пришёл в православный монастырь, спалил старца в ските, выкрал бумаги.

Бумаг в нумере не оказалось, хотя Степан Петрович тщательно осмотрел дорожную сумку, обыскал всю комнату, даже простучал стены и полы в поисках тайника.

Ну что ж, пора было браться за злодея. Стрешнев подарил молодке страстный поцелуй вместе с серебряным рублём и спустился вниз.

И вовремя. Злодей облизал пальцы и лишь, потом достал из кармана несвежий платок. На сытый желудок соображать сможет не так прытко.

Штаб-ротмистр с удовлетворением отметил, как побледнело лицо Варфоломея, едва он заметил приближающегося кирасира. Оглянулся, будто в поисках помощи, резво вскочил и кинулся к пылающему камину. Сунул руку за пазуху, и Стрешнев увидел, как он вытащил на свет пачку бумаг. Именно тех самых.

– Не подходите! – закричал Варфоломей, протянув руку с бумагами к огню.

Степан Петрович остановился от него в пяти шагах, с невозмутимым видом достал кавалерийский пистолет, тщательно прицелился в бледный лоб. Сухо щёлкнул взводимый курок.