Вскоре я бредил уже постоянно, от меня не отходила моя покойная жена, которая присев на край кровати, вела со мной длинные беседы. Расспрашивала о жизни, жалела. Временами в эти разговоры почему-то вмешивалась моя мать, споря с ней высоким повышенным голосом. Очнулся только на пятый день и к удивлению обнаружил под собой чистую белоснежную простыню. Лежал и гадал, что же произошло? Вдруг услышал пронзительный голос. Мама! Только мама, может почувствовать боль своего ребенка за тысячу километров, и не важно, сколько ребенку лет, три или пятьдесят. Не знаю как, но уже этой ночью она была в больнице. Разбудив дежурного врача подняв весь медицинский персонал, просто вынудила их сделать все необходимое, где подкупом, а где и угрозою. Вскоре хирург вытащил из моей челюсти маленький осколок – причину воспаления и заражения раны.
Первый раз в жизни Тема был так напуган и обескуражен, и не понимал что происходит, а мама, которая всегда могла ему все объяснить, лежит так пугающе неподвижно. Ему хотелось плакать, но он был воспитанным мальчиком. Женщина в белом халате, которая также находилась с ним в «скорой помощи», делала какие-то манипуляции. Напоследок достала из большой сумки шприц. У Темы от страха округлились глаза, назначение шприца ему было уже известно. Женщина, сделав укол, потрепала Тему по щечке (он ненавидел это проявление нежности, но из вежливости промолчал).
«Все будет хорошо малыш»,– более до самой больницы она не сказала ему ни слова.
Прибыв к приемному покою больницы, сотрудники скорой помощи без суеты выгрузили каталку с мамой и Темой. После чего даже не выполнив стандартной процедуры оформления больных, умчались. Маму сразу же повезли в операционную. Тема, по привычке взяв ее за руку, двинулся было за ней, но злой дядя в белом халате что-то крикнул. Тему подхватила старая санитарка. А маму увезли, закрыв перед ним двери. Тема заплакал. Санитарка поначалу пыталась его успокоить. Гладила по головке, просила его посидеть – подождать маму. Но затем вернулась к своим обязанностям. Лишь изредка она выглядывала в коридор, проверить, как там малыш? Но Тема был стойким оловянным солдатиком. Он справедливо рассудил, что если маму завезли в эти двери, то она из них и появится. Весь день Тема просидел, или простоял у двери. Хотелось есть, хотелось в туалет. Но боялся отойти от двери, чтобы не потерять маму. Через некоторое время санитарка догадалась вынести ему больничное судно. Помогла справить нужду. Но покормить ребенка забыла. Вокруг Темы весь день была суета, приезжали и уезжали скорые, везли раненных. Но ему не было никакого дела до них, он ждал маму.
Вечером, примостившись поудобнее в кресле, он уснул. Таким его и нашла Екатерина Ивановна. Она на автомобиле Веры Павловны привезла сумку с документами и деньгами. Зайдя в помещение приемного отделения, начала было скандалить, но взглянув в уставшее лицо дежурного врача, переменила тон. За короткое время ей без скандала удалось узнать все необходимое о состоянии больной. Найдя его удовлетворительным, заказала отдельную палату. Давно известно, что никакие угрозы не действуют на врачей так быстро, как деньги. В короткое время, спустив довольно значительную сумму, Екатерина Ивановна с удовлетворением наблюдала суету вокруг своей подопечной. Но ребенка оставить с матерью ей не позволили. Разбудив Тему, злой доктор наконец-то подобрел и позволил на короткое время зайти им вместе в палату. Кате же, необходимо было взять направление в детский приют. Тема снова уселся в свое дежурное кресло, ожидая, когда решится его судьба. Уже темнело, уладив все формальности, они выдвинулись пешком. К глубокому своему сожалению, Катя не рискнула использовать для этой цели чужой автомобиль. Нет, она не боялась, просто постеснялась. Но сумку она отказалась оставлять в больнице, уж очень большая сумма по ее меркам, находилась в ней. Чутье подсказывало, делать это небезопасно. Тема покорно тянулся за ней. Он устал, но не капризничал. Тема был хорошим мальчиком. Только в автобусе, взглянув в его измученное лицо, догадалась предложить ему бутерброд с колбасой, оставшийся у нее с обеда. Ребенок судорожно вцепился зубами в черствую булку. В приют прибыли практически ночью, Тема засыпал на ходу. Быстро уладив формальности, Катя исчезла.
Мишка в этот день, против обыкновения проспал несколько дольше обычного. Проснувшись, он несколько минут нежился в постели, потягиваясь и зевая, вспоминая события сна. После чего вдруг соскользнул с кровати и помчался на кухню. На столе стояла тарелка с кашей и сиротливо лежала шоколадная конфета (мать каждый завтрак выдавала по одной). Мишка мигом добрался до верхнего кухонного ящика. Сон оказался вещим, конфеты были именно там. В это утро каша осталась нетронутой. Через некоторое время, скача по лестнице, словно конь, он вылетел из подъезда. Бабушки, как обычно сидели на своем боевом посту и о чем-то оживленно спорили. Как выяснилось позже, обсуждали утренние события. Мишка чинно поздоровался с ними и прямиком направился к песочнице, в которой его уже с нетерпением дожидался друг и ровесник Пашка. Тут же находилась и Пашкина младшая сестра – Маша. Рядом с песочницей, накрывая ее своей тенью, росла старая абрикоса. Мишке не без труда, но все же удалось различить на ней своего давнего врага – кота «Бандеру». Т.е. «Бандерой» кот стал со вчерашнего дня, когда при попытке его поймать, кот сильно «грызанул» его за руку. Мишка погрозил коту кулаком. Паша и Маша были погодки. С первого взгляда можно было сразу определить, что это брат и сестра. Они были зеленоглазыми блондинами. Пашка был несколько щуплее Мишки, но имел более привлекательное лицо. Маша, несмотря на свои 4 годика, была вообще красавицей. Чего только стоили ее густые вьющиеся длинные волосы и огромные зеленые глаза. Маша кокетливо улыбнулась Мише. Весь двор знал, что Маша неровно дышит к нему. Но Мишка, как ему казалось, был влюблен в пышногрудую не по годам, пятнадцатилетнюю Наталью, дочь врача Михаила Ильича. Та, видя его к себе расположение, всячески поощряла, называла своим женихом, обнимала и даже целовала. Маша только огорченно вздыхала. Пашке не терпелось рассказать свою новость. И Мишка, напустив на себя важный вид, приготовился слушать.
В эту ночь войска ВСУ, скрытно переправившись на правый берег Северского Донца, пытались захватить город. Попытка закончилась поражением. Через Северский Донец перебралось не более батальона пехоты, после чего мост был взорван, заложенным ранее шахтным аммонитом. Взрыв и послужил сигналом к нападению. Силы самообороны города, практически безоружные, совместно с прибывшими казаками из Первомайска, неожиданно со всех сторон ударили по подымающейся по крутому берегу Донца колонне пехоты ВСУ. Зажатая с двух сторон заборами узкой улочки, колонна не успела рассредоточится и оказать сопротивление. Началась резня. По слухам, погибло более 200 человек. Но на это не обращали внимание. Силы самообороны города получили богатые трофеи, в том числе 3 единицы бронетехники.
Выслушал новость, Мишка вообразил себя стратегом. Поделив солдатиков Пашки (своих у него вообще никогда не было) начал строить укрепления из песка. Пашка из силикатного кирпича соорудил танк (сделал из песка башню, воткнул в нее палочку) и начал утюжить позиции Мишки, надувая щеки, имитируя звук мотора. Маша некоторое время с интересом наблюдала за их возней. Затем мотнув пышной косой, вернулась к своим куклам, кастрюлькам, чащечкам. «Глупостями занимаются», – подумала Маша. Сверкнув на Мишку, как молния, своими зелеными глазами.
Сверху, с высоты абрикосы, за детьми наблюдал «Бандера», огромный дикий кот. Года три назад, сосед из 14 квартиры, дядя Саша нашел его в лесу слепым котенком. Видимо, собаки разорили логово дикой кошки. Принеся домой, он подложил котенка к щенкам, недавно ощенившейся дворовой суки «Люськи». «Люська» без проблем приняла котенка. А через некоторое время, когда он подрос, бабушки возле подъезда наблюдали огромный сцепивщийся клубок из тел котенка и щенков. Щенки сразу сплотились против котенка. Однако, «Люська» не делала различий между ними. Подскочив к клубку, она лапами раскидывала щенков. После чего, зализав ему раны, принималась кормить. А через некоторое время, недавние враги уже мирно сосали соски матери, урча от удовольствия. Шло время, щенков роздали, а «Люська» попала под машину. Котенок превратился в огромного кота, его большие размеры и необычный окрас – серо-коричневый, бабушки приписывали действию собачьего молока. С людьми на контакт кот не шел. Большую часть дня жил на абрикосе. От непогоды прятался под машиной врача, к которому питал уважение. Тот иногда его подкармливал. И только ему кот иногда позволял себя гладить. До вчерашнего дня у него не было имени, все называли его Кот или наш Кот. К Мише у него была стойкая антипатия. Он до мелочей изучил повадки врага и зорко следил за всеми его действиями.
Все же я долго болел, сделав операцию на моей челюсти, наконец-то занялись и моим левым глазом. Окулист долго ковырялся в глазу, предварительно зажав мою голову в специальный зажим. Из роговицы глаза ему удалось выудить небольшую металлическую стружку. Он поминутно меня ругал, угрожал мне, что могу остаться без глаза. Я же ругал его мысленно, все-таки мой глаз был в его руках. Но я не ослеп. Правда, с тех пор стал видеть левым глазом хуже. Вскоре в больнице появилась и моя дочь. Мне незачем было устраивать ей разнос, ей и так досталось от бабушки. За всю неделю, проведенную в больнице, она ни разу не поинтересовалась – где же папа? «Кошки из дому – мыши в пляс». Теперь стояла с видом побитой собаки, наблюдая, как я уплетаю, приготовленную по семейному рецепту, курицу. Первый раз за неделю нормально поел. Болезнь пошла мне на пользу – сбросил 10 кг веса. Спортивный костюм, который привезла дочь, на мне висел, как на вешалке. Почувствовав себя лучше, хотелось как можно быстрее покинуть больницу, которая была к тому же переполнена. По ночам кричали от боли раненые, не было обезболивающих, не было антибиотиков. Т.е. было все, как обычно, только намного дороже. «Кому война, кому мать родна». В больнице находились и раненые бойцы ВСУ и раненые-ополченцы (так с недавнего времени стали называть некоторую часть самообороны города). Они вместе проходили лечебные процедуры, вместе мирно курили. И видно было, что между смертельными, еще вчера, врагами, нет абсолютно никакой вражды. Через три недели сняли дренаж. Я заметно окреп и уже тяготился больничным бездельем. На мою просьбу о выписке, лечащий врач отреагировал утвердительно, направив на амбулаторное лечение по месту жительства.
Вот уже месяц, как Тема попал в приют. За это время он очень изменился, как внешне, так и внутренне. Вместе с румянцем с его щек, исчезли и сами щеки. Он сильно похудел. Пропал и великолепный костюм зайчика. Уже утром первого дня, проснувшись, он не обнаружил его возле своей кроватки. Пропали белокурые кудряшки. Во избежание педикулеза, их состригли наголо. Его большая голова казалась еще больше на худой шее. Осталась лишь смешная шапочка со смешными заячьими ушками. К сожалению, приобретений было не много. Первое – это зверский аппетит. Он научился есть все, быстро и много. Второе – чесотка. Вместе с ним в карантин попали дети многодетной семьи Кабан. Всего их было трое. Старшему Ване было пять лет, несмотря на свой юный возраст, он уже мастерски матерился. Тема много полезных слов от него узнал. Не отставала от брата в красноречии и его сестра Света. Младшему Диме было всего полтора года и тот к счастью, вообще не умел говорить. Дети были сильно запущены, чистоплотностью не отличались. Медсестры, обслуживающие карантин, между собой называли их «поросятами». Со слов Вани, их мама ушла дней пять назад. Чтобы прокормить брата и сестру, он вынужден был побираться по соседям. Мать часто оставляла детей одних, поэтому они сильно не беспокоились ее отсутствием. Но все же, не смотря ни на что, надеялись каждый день, что она все же появиться и заберет их из приюта. Впоследствии Тема понял, что воспитанием Ваню и Свету не отягощали. Понятия собственности у них также не было. Но после нескольких жестоких стычек Тема вынужден был уступить свое первенство. Брат с сестрой уж очень дружно на него нападали. Тема мужественно оборонялся, вместе с ссадинами и синяками, приобретая свой первый боевой опыт. Каждый день, начиная с завтрака, Тема был готов к жестокому отпору, пытаясь как-то сохранить еду. А кормили с каждым днем все хуже и хуже. В психиатрической больным вообще перестали выдавать еду, санитары боялись заходить в палату к буйным. Врачи вынуждены были покупать продукты за свои деньги. А денег не было: зарплаты, пенсии, пособия перестали платить еще в апреле. Приют стали готовить к эвакуации, разговоры об этом уже не стихали. Тема не знал значения этого слова, но из разговоров понял, что их куда-то увезут. Он не часто вспоминал маму. Днем было некогда. А ночью, ночью он иногда плакал, тихо, молча, стесняясь своих слез. Надеялся, что вот она появится и тоже его заберет. В последнее время, по службе, к ним часто стал захаживать врач Михаил Ильич и болезнь пошла на убыль. Ваня и Света сразу же приставали к нему с различными просьбами. Тот всегда рассказывал веселые истории и неизменно угощал их конфетами. Доставалось и Теме, и даже Диме. Зная привычки «поросят», Михаил Ильич зорко следил, что бы все конфеты «не пошли в одну харю», а были поделены. Вскоре чесотка пошла на убыль и врач разрешил короткие прогулки. Но все же отдельно от остальных детей приюта и в другое время. Теперь, каждый день, очутившись на улице, Тема бежал в тень деревьев к забору. Там за забором паслась корова. Ранее Тема никогда не видел коров. Большими широко открытыми глазами, он мог часами за ней наблюдать. Вскоре и корова к нему привыкла. Заметив его, тянула морду и мукала. Сердце Темы в эти минуты радостно билось в восторге. Корову доила старая женщина. Однажды заметив мальчика, она предложила ему молока. С той поры, всегда во время обеденной дойки, Тема был у забора – появился дополнительный стимул, а старая медсестра Нина Ивановна никогда этому не препятствовала.
Мишка недолго блаженствовал, мать вскоре обнаружила пропажу конфет и устроила ему большую взбучку. Объяснения Мишки, что конфеты усохли по причине жаркой погоды, ее не устроили. Память об этом событии хранила Мишкина пятая точка. Но не только, на последние две конфеты у мальчишки с соседнего двора, Мишка выменял прекрасную рогатку. И теперь только ждал случая ее применить. Но подлый кот "Бандера" словно чувствуя грозящую ему опасность, на время свалил со двора по своим амурным делам. Мишка долго искал мишень для первого выстрела, ему хотелось блеснуть своей меткостью перед Пашкой, но более перед Машей. Маша равнодушно отнеслась к приобретению Мишки. Тот даже немного обиделся на нее. Увидев пару голубей, купающихся в маленькой луже, Мишка выстрелил, практически не целясь. К своему ужасу он попал. Голубка затрепетала крыльями и упала в лужу. Голубь взлетел, но тут же вернулся к подруге. Та не шевелилась. Голубь кругами долго ходил вокруг мертвой птицы. Воркуя, пытаясь поднять подругу из лужи. Но все тщетно. Мише очень хотелось плакать, все же он был добрым мальчиком
– Я не хотел, она сама…
Но взглянув в зеленые глаза Маши, замолчал.
Тут и появился "Бандера", увидев ситуацию, он не стал долго размышлять, а без сантиментов, схватив голубку, стрелой взлетел на абрикосу. Оттуда вскоре послышался хруст костей, полетели перья. Маша прошипела.
–Убийца.
–А я, я….
И Миша, опустив голову, ничего не видя пошел со двора. Глаза заволокли слезы. Он осознавал всю гадостность своего поступка. Но почему так поступил? Не смог бы объяснить, тем более что-либо изменить. Миша шел не разбирая дороги. Шел, куда глаза глядят. Очнулся, когда подошел к городскому рынку. Но что-то странное творилось вокруг. Вдруг раздался ужасный вой, который становился все громче и громче. Люди как муравьи прыснули врассыпную. Но Миша, еще находясь под впечатлением своего горя, просто оцепенел. И тут он увидел, прямо на него, низко, низко над дорогой, ревя турбинами, несется военный самолет. Схватив рогатку и зажмурив от страха глаза, выстрелил. Миша, не мог, не слышал звука выстрела ПЗРК. К тому же его кто-то в этот момент схватил и поволок в сторону. Но когда открыл глаза, то увидел, уже довольно далеко от себя, как в воздухе кувыркается и разваливается на части горящий самолет.
Перед ним стоял гроза местных хулиганов – участковый дядя Гриша.
Сделал грозное лицо, он спросил.
–Шо ты накоив?
Мишу прорвало, состроив гримасу, «як середа на пъятныцю», он громко зарыдал.
Но к своему удивлению, подбежавшие люди, сначала громко рассмеялись, затем стали громко хвалить Мишу за смелость и отвагу. Несколько дней назад бомбили стекольный завод, горожане уже познакомились с бомбежкой. Очень ее боялись. Им было стыдно за свой страх. Им было стыдно и за ту инстинктивную радость, которую испытали, когда самолет был сбит. И что бы как-то ее скрыть, они излили ее на отважного мальчишку. В этот день дядя Гриша по своему обыкновению не забрал рогатку. Лично, проводил Мишку домой, попросил маму не ругать и напоследок назвал его «сеппаратюгой». Просьба дяди Гриши возымела действие, мама действительно его не ругала. Она сразу схватила ремень.
Вечером участковый с помощью своей старой афганской медали «За отвагу» сделал слепок на асбестовой шпаклевке. Позже, расплавил резаком ложку, залил алюминий в форму. Затем вырезав из жести пятиугольную колодку, припаял к ней булавку и обтянул георгиевской лентой. Медаль получилась – загляденье. На следующее утро дядя Гриша в торжественной обстановке, в присутствии местных бабушек, Маши и Паши вручил Мишке медаль. Миша был в восторге, но только в душе. Вчера мама достойно оценила его героический порыв, пятая точка снова горела. Чуть позже Миша подошел к Маше и попросил прощения за свой поступок, пообещав, что никогда, никогда больше не будет ни по кому стрелять. Напоследок он даже предложил Маше поносить свою медаль. Маша по достоинству оценила Мишин поступок, благодарно сверкнув на него своими изумрудными глазами. Она, как обезьянка, стала цеплять медаль то справа, то слева, примеряя к своему платью.
Случилось то, чего и боялся, приют эвакуировали, а о карантине забыли. Все руководство из города бежало, все под разными предлогами, кто на больничный, кто в отпуск. Медицина не была исключением. Средства на питание перестали выделять вообще. В ход пошли деньги, которые я собирал на обучение дочери. Медсестра Нина Ивановна, готовя еду, ежедневно изобретала, пытаясь уложиться в скромный бюджет. На удивление, еда стала разнообразнее, вкуснее, чем у штатных больничных поваров (которые, кстати, тоже исчезли). И не столько из-за кулинарного искусства, сколько из-за того, что не крали. Работы прибавилось. Вместо моих постоянных клиентов, которых обеспокоенные родители вывезли из города, ежедневно везли детей из окрестных сел. Признаться, меня война на тот момент вообще не беспокоила. Я не знал, что делать с детьми. Первой проблемой было отсутствие памперсов. Т.е. не памперсов, а денег на их приобретение. Митя, несмотря на свои полтора года, совершенно не знал, что такое горшок. Медленно и терпеливо, с помощью поощрений, в течении целой недели мне все же удалось приучить его. Теперь каждый раз, перед самым приемом пищи, Митя радостно тащил тяжелый «совдеповский» горшок. Затем торжественно усаживался, при этом все присутствующие должны были восторгаться умом и чистоплотностью малыша. Пока остальные дети принимали пищу, Митя усердно дулся, сияя улыбкой на всю свою рожицу. В один из дней появилась мама «поросят». Радости малышей не было предела. Признаться, я тоже был несказанно рад. Но чувство настороженности меня не покидало. Что– то было не так.
Во-первых, она была трезвой, не просто трезвой, а уже давно трезвой. Молодая, загорелая, красивая. Мама была в военной форме, которая очень ей шла. И не просто улыбалась, сияла. Дети хороводом кружились вокруг нее, Митенька постоянно просился на руки. Но отстранив ребенка, мама подошла ко мне и попросила уделить ей минутку. Не помню, весь ее разговор дословно, но интуиция меня не обманула. С первых слов понял, она хочет оставить детей на мое попечение. Минут пять я пытался ее вразумить, мямлил, что в первую очередь она мать, война это не ее, что нельзя бросать детей в такое трудное время. Но взглянул в ее глаза, все понял. Это были «бараньячи очи», тупые, бесчувственные. Она не слушала меня, потому что «давно все решила». Я взорвался, в выражениях в этот раз я превзошел своего соседа дядю Сашу, а он уверяю мастер материться. Напоследок, «влепил» пощечину « на память», знал, больше ее не увижу. Вечером за ужином Тема, подчиняясь безотчетному чувству жалости, отдал свое масло Ване. Отдал просто так, ничего не требуя взамен. Ваня, который молчал весь день, уже приготовил сказать в ответ какую-либо гадость, но подняв бровки домиком, вдруг горько заплакал.
Наступил июль. После взятия Славянска 11 тысячная группировка ВСУ, несмотря на потери и жестокие бои, упрямо каждый день приближалась к городу. Город неоднократно бомбили, обстреливали «Смерчем». Но все кто в нем остался, интуитивно чувствовали, самое страшное впереди. Стояла жара, но любимое место отдыха горожан пляжи Северского Донца пустовали – по реке плыли трупы. Как правило, полностью обнаженные, обезображенные. Кто были эти люди? Кто знает. Может это были трупы «свидомых героив», может ополченцев. Определить было просто невозможно, да никто и не пытался. О том, что еще недавно, это были живые люди, чьи то сыновья, отцы, мужья, что их ждут дома, как-то не думалось. По городу ходили слухи о «подвигах героив батальону Айдар», но «голод не тетка», люди двинулись в села, в поисках продуктов.
В один из дней, мама Мишки, отчаявшись купить, что-либо на рынке, решила отправиться в деревню, к бабушке за продуктами. Миша был тщательно проинструктирован, клятвенно обещал маме не выходить на улицу, никого не впускать в квартиру, и сидеть дома тихо, как мышка. Напоследок, мама оставила в холодильнике небольшую кастрюльку с перловой кашей и три последних котлеты. Проводив мать, Миша в подъезде столкнулся с дядей Сашей. Он никогда не видел дядю Сашу пьяным, впрочем, как и трезвым. Тот в свою очередь всегда чувствовал свою меру и никогда ее не переступал. Он всегда был «выпивши». Впрочем, вел себя дядя вполне пристойно, был вежлив, улыбчив, щедр. Миша, Маша и Паша всегда получали от него угощения. Когда конфеты, а когда и мороженное. Чувствовалось, любит детей. Сам дядя Саша не любил сладости, предпочитал водочку. Но конфеты и мороженое покупал специально для них. Он был холостяком, имел сыновей-двойняшек Андрея и Евгения. Евгений жил с отцом. Работал, как и отец на шахте, но в отличие от отца не пил и не курил. Миша давно заметил, что Евгений неровно дышит к дочери врача Наталье. Чувствовал в нем конкурента и очень сильно ее ревновал. Андрей любимчик отца, в настоящее время учился в Луганском мединституте. Обучение полностью оплачивал брат, но дядя Саша всем всегда говорил с гордостью, что содержит сына на своем «иждивении». Он воспитывал детей примерно с годовалого возраста. Жена, нет, не умерла, уехала на заработки в Москву, и просто его бросила.
Миша неоднократно слышал от бабушек своего дома о том, что очень давно, в 90-е годы дядя Саша не пил совершенно. Он также работал на шахте, пытаясь свести концы с концами. Жена была в декрете, а выплату зарплаты задерживали месяцами.
Однажды к ним в гости приехала старшая сестра жены. Та только что прибыла из Москвы, где работала на овощном рынке реализатором. Привезла ползунки, костюмчики, да сладости племянникам. К обычной для этой семьи, в то время, картошки, она выставила на стол различные разносолы: ветчину, паштеты, копченую рыбу, фрукты, коньяк. Весь вечер агитировала свою сестру поехать вместе с ней в Москву. Хоть месяц поработать. Заработать на одежду себе и детям. Александр, как чувствовал, не хотел отпускать жену.
Но жена, все же просьбами и слезами уговорила ее отпустить. Да и покойная свекровь согласилась поухаживать за малышами. Несколько месяцев ждал Александр жену домой. Та часто ему звонила, просила, еще немножко обождать. И Саша верил и ждал.
В один из дней он взял на шахте отпуск за свой счет и поехал в Москву, искать жену. Домой вернулся только через полгода, худой, голодный, без денег и без жены. Но зато со свежей судимостью за хулиганство. Бабушки говорили, а они знают что говорят. Что Саша нашел свою жену в Москве на рынке, в каком– то вагончике и не саму, а с маленьким толстеньким азербайджанцем. Кто знает, сам Саша свои приключения не комментировал, а что там произошло …
Когда мальчикам исполнилось 15 лет, приезжала к ним мама. Но он с ней даже не разговаривал. Специально напросился сверхурочно в другую смену. Больше ее не видел.
В этот день дядя Саша был очень взволнован. Худой и щуплый, на фоне своих атлетически сложенных сыновей, весь был налит злобой и решимостью. В несвойственной себе манере, орал на своих сыновей: «А мне, кого прикажете убивать тебя, или тебя?». Бил кулаками в грудь. Но братья, опустив головы, даже не шевелились. В этот миг на улице раздались взрывы. Все прильнули к окну. Это был «Град». Первая очередь боеприпасов упала примерно в километре от Мишкиного дома, возле небольшого села на берегу Северского Донца.
Через пару минут, снова раздались взрывы и на месте, где было село, поднялся большой столб пыли. Дядя Саша постоял и молча, вместе со своими детьми зашел в квартиру. Как выяснилось позже, его сын Андрей записался добровольцем в батальон «Донбасс». Ни брат, ни отец, сколько не пытались, так и не смогли его отговорить.
Мишка был поражен, первый раз в жизни он видел действие «Града» так близко. Вот так, в считанные секунды разрушить целое село. О том, что стало с людьми, он старался даже не думать. Весь день был под впечатлением увиденного. Ночью не мог уснуть, наблюдал в окно, как горят леса за Северским Донцом. Слушал дальние глухие разрывы. Зачаровано смотрел на вспышки фосфорных снарядов, похожих на праздничный салют.
В эту ночь стая диких кабанов, спасаясь от лесных пожаров, переплыла речку. А утром, проснувшись, жители города наблюдали, как в огородах частного сектора резвятся полосатые озорные поросята. Дурачась, подрывая уже начавшую сохнуть молодую картошку, лакомились морковкой и свеклой. Кроме этого, полнеба на западе закрыла огромная туча черного дыма. Это запылал, зажженный в результате ночного обстрела завод. К вечеру следующего дня мама так и не явилась, котлеты были съедены, а остатки каши прокисли даже в холодильнике. Миша серьезно волновался, но решил выполнить обещание мамы. Поэтому на улицу не выходил весь день. На всякий случай, он набрал в кране ведро воды. Впоследствии часто казнил себя за то, что не набрал полную ванну. На удивление, вторая ночь, проведенная без мамы, была очень спокойной, не было слышно ни выстрелов, ни разрывов. Утром стояла необычная тишина, в небе ни облачка, только проносились, чирикая беспокойные ласточки, да падали поспевшие абрикосы. Из гущи ветвей вылез ленивый кот «Бандера» и сел напротив Мишкиного окна умываться. У Мишки руки зачесались от такой «Бандеровой» наглости. Он уже было полез за рогаткой, но вспомнил об обещании и стал спокойно наблюдать за котом, пытаясь тренировать свою силу воли. Вот из подъезда вышел Михаил Ильич, открыл капот автомобиля и по обыкновению начал в нем ковыряться. Надо признать, авто врач всегда содержал в идеальном состоянии. Закончив свой утренний туалет «Бандера» спрыгнул с ветки и подошел к врачу поздороваться. Несколько раз потерся об его ноги. Уставился немигающим взглядом, терпеливо ожидая, что тот вот – вот достанет заветный кулечек из авто и отсыплет ему с десяток подушечек «кити-кет». Но видно не ко времени. К Михаилу Ильичу подошел дядя Коля – отец Маши и Паши, и о чем-то взволновано начал говорить. Миша напряг слух, но за дальностью расстояния, ничего не услышал. Весь разговор Михаил Ильич молчал и только согласно кивал. Затем завел автомобиль. Из подъезда вышли Маша и Паша со своей матерью. Семья быстро разместилась в авто и укатила. Кот в этот раз, так и не получил своего угощения, остался сидеть на месте с обиженным видом. Миша еще долго гадал о том, что же случилось. Но голод заставил его выйти на улицу. Нарвав с десяток спелых абрикос, поспешил домой. Мама ему запрещала есть немытые фрукты. В этот момент Михаил Ильич спешно катил свой автомобиль к автовокзалу. Новость, которую он сегодня узнал, действительно была очень важной. В ночь с 21 на 22 июля подразделения ополченцев, скрытно, без боя покинули город.
Михаил Ильич не знал, что немногие арьергарды ополченцев слабо вооруженные и малочисленные, уже уничтожены. Что мимо разбитых и раздавленных окопов, мимо сгоревшей техники ВСУ, движутся колонны танков и пехоты. А артиллерия, в основном самоходная уже спешно занимает позиции вокруг города. Напротив, узнав, что ополченцы ушли, он наивно полагал, что обстрелов больше не будет. Что до штурма города не дойдет. И нет смысла уезжать из города. Своими соображениями он поделился с отцом Паши и Маши. Но тот твердо решил уезжать. Несколько ночей подряд, боясь за свою семью, он провел в подъезде, в тамбуре своей квартиры, стеля детские постели на цементный пол.
Прибыв к автовокзалу, были очень удивлены, что желающих покинуть город так много. Долго ждали автобус. А когда надежды уже почти не осталось, тот все же прибыл. Люди бросились его штурмовать. Михаил Ильич был очень удивлен, но самыми яростными бойцами оказались бабушки. Настолько яростными, что ему тоже пришлось вмешаться. Почему же старость настолько труслива? Вскоре возле двери автобуса, образовалась очередь и процесс пошел. Автобус быстро заполнялся. Вперед Михаил Ильич пропустил беременных женщин и женщин с маленькими детьми. Всегда спокойный, уравновешенный он вдруг превратился в зверя. Некоторых нарушителей, несмотря на их старость, просто силой выкидывал из очереди. Заполнив автобус, Михаил оглянулся, более половины желающих в него так и не попали. Некоторые матерно ругались. Другие просто горько плакали, завидуя счастливцам.
Он опять опоздал на работу. Но к чему волноваться? Оправдываться ему было просто не перед кем. С детьми была Нина Ивановна. Подъезжая к своему дому, решил поставить авто и пройтись пешком. К чему спешка? Солнце начало потихоньку припекать, день вообще обещал быть жарким. Молодые мамы и бабушки с детьми двинулись в многочисленные парки и скверы города. Детские площадки, карусели и песочницы города уже давно оккупировала детвора. Проезжая в автобусе, Маша с огорчением смотрела на отдыхающих горожан. Она никак не могла понять: почему в такой прекрасный день ей необходимо куда-то ехать ? В чем заключается необходимость отъезда? почему не дали простится с Мишей? к чему такая спешка? Паше пришлось потесниться, он уступил место бабушке. Та долго не могла умоститься, прижав к стене своим массивным телом молоденькую беременную соседку. Девушке было примерно лет 20, она стеснительно улыбалась, пытаясь как можно больше втиснуться в угол, но увы, огромный живот. Не смотря на это, она вся светилась счастьем, как впрочем, и все женщины перед родами. Маша невольно засмотрелась на женщину и та ей улыбнулась. Вдруг Маша заметила, как сумка зашевелилась и когда бабушка ее открыла , оттуда выглянул огромный перепуганный кот.
– Ой, какая киса!– воскликнула Маша. В этот миг раздался резкий неожиданный звук рвущейся ткани.
–Мама!– закричала Маша и не услышала своего голоса. Живот беременной девушки окрасился кровью.
Дяде Коле удалось вытащить Пашу из автобуса. Но спасти жену и дочь он не смог. Автобус пылал как факел. Через несколько секунд, обожженный и охрипший, с Пашей на руках, он бежал прочь от горящего автобуса, по кочковатому капустному полю рядом с кучкой таких же «счастливцев», спотыкаясь и падая, под разрывами осколочных 152 мм снарядов.
Расстрел автобуса на «Пролетарском» мосту послужил сигналом для атаки и обстрела города. В этот миг сотни снарядов различных калибров пронеслись на головы еще ничего не подозревающих жителей, на парки и скверы, детские площадки, на жилые дома.
Город взвыл от боли.
Вмиг, все изменилось. Исчезли прохожие, мирно беседующие бабушки в скверах, молодые мамы и дети в колясках, все попрятались. Михаил Ильич бежал по пустынным улицам города, шаги гулко отдавались в домах. Синее небо, и вездесущий резкий неприятный звук треснувшей ткани. Клубы дыма и пыли. Многочисленные осколки с шипением разрывали воздух, высекали искры со стен домов, чертя глубокие борозды, откалывая от стен огромные куски цемента, разбивая стекла. После каждого разрыва, стекла окон вылетали рядами, падая миллиардами осколков на тротуар. Хрустело под ногами стекло. Он плохо помнил, как добрался до поликлиники. Несколько раз снаряды рвались довольно близко от него. Михаил Ильич уже падал, не стесняясь, по звуку приближающего снаряда определяя направление и расстояние до будущего разрыва. Заскочив в палату, он под кроватью обнаружил «поросят». Маленькая семья сидела, крепко обнявшись, испуганными круглыми глазками смотря на врача. Нины Ивановны и Темы не было нигде. Не сразу, заикаясь от страха, но довольно толково Ваня смог объяснить, что к началу обстрела дети играли на улице. Тема как всегда, был возле забора, наблюдал за коровой. При первых выстрелах дети сразу кинулись в палату…
В это время рванул снаряд с такой силой, что окно палаты вынесло вместе с рамой. Ваня закрыл голову руками и замолчал. Нину Ивановну Михаил Ильич обнаружил сразу, недалеко от здания приюта. Маленький осколок прошил насквозь голову медсестры, вырвав огромный кусок черепа вместе с мозгом с обратной стороны, не оставив ей никаких шансов. Тема лежал на груде битого кирпича, еще недавно бывшей забором, недалеко от еще живой коровы с вывороченным животом, сверху его накрыло большой веткой дерева. Завидев человека, корова замычала, из глаз ее потекли слезы. Михаил Ильич не выдержал и зарыдал. Подняв ветку, он плача, стал осторожно обследовать ребенка. Тема был без сознания. Кроме небольших ушибов и царапин лица, врач обнаружил у него закрытый перелом правой руки. Инстинктивно сгибаясь практически вдвое, при каждом близком разрыве, врач со всей возможной осторожностью перенес ребенка в палату. Дети, молча с интересом, наблюдали за его действиями. Осторожно обмыв Тему, Михаил Ильич быстро и ловко наложил гипс. Тема понемногу приходил в себя, улыбаясь врачу разбитыми губами. Налаживая гипс, Михаил Ильич обнаружил, что вода в кране исчезла, впрочем, как и электричество. Благо небольшой запас воды у Нины Ивановны был всегда, огромное спасибо, царство ей небесное. Набрав две пластиковых бутылки воды, врач принял решение привести детей к себе домой. Но что делать без электричества? Небольшой запас продуктов в холодильнике при такой жаре явно пропадет. Дождавшись, пока обстрел немного утихнет, они с наступлением темноты двинулись гуськом. Михаилу Ильичу пришлось нести сразу двух детей, Митю и Тему. Ваня же тащил Митин горшок, предварительно надев его на голову, это придавало ему чувство дополнительной безопасности. При усилении обстрела, много раз им приходилось отдыхать в подъездах. Врач пытался направить Митю «своим ходом». Но тот быстро уставал, Митя бежал сзади, тянул ручки и плакал: « брось его, брось».
С трудом, все же как– то доползли домой. Перепуганная дочка, целый день просидевшая забившись в угол детской, завидев отца, зарыдала, бросилась к нему на шею.
–Папа, папочка, мне только 15 лет, что же будет? Что будет?
Отодвинув ее в сторону, Михаил Ильич молча положил Тему на кровать. И сразу бросился открывать все окна в квартире « на проветривание». Еще передвигаясь по городу, он приметил, что стеклопакеты не вылетали, даже если разрыв снаряда был очень близко, при условии что они установлены « на проветривание». Видно в таком положении взрывная волна смягчалась. Открыл последнее окно, и вовремя, сразу недалеко от дома произошла серия взрывов. С различных этажей дома вниз посыпались стекла, пол под ногами качнулся, дети завизжали, инстинктивно попадали на пол, закрыв головы руками, но стекла в квартире выстояли. Михаил Ильич стал быстро снимать с кроватей матрасы, одеяла, подушки и кидать в кучу под окно. Наташа смотрела на него с изумлением. Позже он объяснил ей что под стеной окна самое безопасное место, попросил ее постелить там постели малышам. После чего врач вышел в соседнюю комнату. Дети сразу подняли вой. Они не видели Михаила Ильича в темноте, но само его присутствие почему-то внушало им чувство безопасности. В этот момент снова раздалось несколько взрывов, один из осколков ударил в подоконник. Дети мигом притихли. Через несколько минут в комнате появился врач, в руках он нес небольшой рыбацкий фонарик. Свет подействовал на малышей успокаивающе, смотрели на свет, как на чудо.