– Он врезал новый замок в дверь своей комнаты, – пояснил Лукас. – Полиция опросила всех в доме и все единодушно признали, что мистер Янг и Сьюзен любили друг друга и должны были в самом скором времени вступить в брак. Полицейские посчитали дело ясным. Они закрыли его, списав происшествие на трагическую случайность, – добавил водитель, сворачивая с шоссе на посыпанную мелким гравием дорожку, ведущую к большому трехэтажному особняку.
– Вот отсюда упала мисс Сью, – указал пальцем на балкон Лукас. Балкон располагался над парадным входом на высоте около шести ярдов и опирался на две витые бронзовые колонны. Прямо под ним находилась лестница из серого гранита, взглянув на которую миссис Дженкинс зябко поёжилась. Остановив “кадиллак”, Лукас проворно обежал его, открыл двери и помог пожилой леди выйти из салона. Гарольд выбрался сам и вошел следом за матерью в просторный холл, обставленный со вкусом, но без излишней претенциозности.
На лестнице, ведущей на второй этаж, появилась высокая статная женщина в трауре, которую поддерживал за руку невысокий смуглый брюнет. Миссис Дженкинс устремилась навстречу хозяйке дома и подруги, рыдая, обнялись.
Немного успокоившись, они прошли к небольшому диванчику и, расположившись на нём, целиком погрузились в беседу. Брюнет подошел к открытому окну и закурил, а Гарольд остался стоять посреди холла.
– Дорогая Джейн! Позволь представить тебе моего сына! – спохватилась миссис Дженкинс. – Подойди к нам, Гарольд.
Гарольд, приблизившись к дамам, поцеловал руку хозяйке дома и пробормотал слова сочувствия. Миссис Смит поблагодарив Гарольда, представила молодого человека, с которым вышла к гостям.
– Это мистер Генри Янг, жених моей бедной Сью… – произнесла она и вновь залилась слезами.
Миссис Дженкинс подняв глаза, несколько секунд всматривалась в смуглое лицо мистера Генри и вдруг, пронзительно вскрикнув, потеряла сознание.
Гарольд, бросившийся к матери, не мог знать, что она воочию и наяву увидела, наконец, своего отца. Отца, пропавшего более полувека назад…
Глава № 2
….Солнце садилось. Последние его лучи озаряли багровым отсветом вечернее небо. Сильный ветер поднимал в прокаленный воздух завесу сухой пыли, окутывая желтым саваном древнюю землю Та-Кемет.
Царь Верхнего и Нижнего Египта, сын Ра, владыка обеих земель Небмаатра Аменхотеп, теша собственное тщеславие, вновь вверг свой народ в пучину бедствий, согнав бесчисленные толпы на строительство храмов прославляющих его, Аменхотепа, могущество.
Десятки тысяч земледельцев были силой оторваны от своих наделов и, словно скот, отогнаны под охраной воинов в Уасет и Карнак. Люди гибли тысячами от непосильного труда и болезней, но железная воля сына РА была священна. Никто не смел противиться ей. Тысячи мирных землепашцев усеяли своими костями желтую землю родины.
И лишь ничтожная часть этих несчастных, доведенных до отчаяния людей, нашла в себе силы и мужество воспротивиться железной воле жестокого правителя.
Эти смельчаки бросали работы и, сбиваясь в шайки, занимались грабежами на дорогах и разорением усыпальниц.
Бывало и довольно часто, что их ловили. И тогда они, с поистине стоическим спокойствием, принимали страшную смерть. Но зачастую, бывало и так, что эти грабители доживали до старости и с великим удовольствием рассказывали внукам о своей преступной и богатой приключениями, жизни.
Как правило, выживали сильнейшие. Но сильнейшие, не в физическом смысле, а наиболее ловкие, хитрые, умные, изобретательные. И как это не печально, лишенные таких человеческих качеств, как доброта, сострадание, сочувствие…
Эти люди, обуреваемые местью и жаждой наживы, ниспровергали саму основу основ. При всем своем почтении к смерти, почитании умерших и обожествленных фараонов, при всей своей вере в загробную жизнь, они оскверняли старые могилы, движимые лишь одним желанием – желанием обогащения.
* * *
Глиняные дома, стоящие на окраине Уасет, постепенно погружались в ночной мрак. В одном из этих неказистых жилищ, на полу застеленном тростниковыми циновками, сидели двое мужчин. Один из них, с гладко выбритой головой, худощавый, тихо произнес:
– Я узнал, когда сменяется стража. Но за это нам придется кое с кем поделиться…
– Вот всегда ты торопишься, Пеихар! – недовольно проворчал его собеседник, высокий и крепкий человек с короткими волосами. – Не хочу я ни с кем делиться своей добычей!
– Ты еще не получил ее, Хапиур, – криво усмехнулся тот, кого звали Пеихаром.
В ответ Хапиур громко расхохотался.
– Что такое ты говоришь?! – воскликнул он. – Я сам, понимаешь? Я сам строил усыпальницы. И я уверен, что смогу с легкостью взломать любую гробницу. Считай, что сокровища уже в наших руках!
– Я верю в твое мастерство, – негромко произнес его товарищ, – но мне кажется, что пришло время позаботиться об инструменте.
– Да, да…. Ты прав. Сейчас я принесу его, – кивнул Хапиур, поднимаясь с пола. – А ты не забыл про факелы?
–
Я позаботился о них, – коротко ответил Пеихар
и указал на связку тростниковых факелов, лежащую в углу.
–
Хорошо, – одобрил его Хапиур и, замявшись, спросил:
–
Как ты думаешь, не прогневаем ли мы Богов?
–
Я не знаю, – негромко ответил Пеихар, но мне все равно. Я не боюсь их гнева. Я уже давно ничего не боюсь. Эта проклятая жизнь лишила меня всего, и страха тоже…
–
Ты не боишься гнева Богов?! – удивился его собеседник. – Так, может быть, ты скажешь, что и не почитаешь их?!
–
Да! – бешено заорал вдруг Пеихар, – Да! Я не боюсь и не почитаю их!
–
Ладно, тихо, не шуми…. – растерянно пробормотал Хапиур, – никто же с тобой не спорит…
–
Тогда кончай болтать и живо тащи инструмент! – приказал Пеихар.
–
Иду, иду… – закивал тот и выскочил из дома. – “Бешеный, ну просто бешеный!” – с досадой подумал каменщик, – “с таким нечестивцем даже рядом страшно находиться, не то, что лезть в гробницу!”
Пеихар же некоторое время сидел неподвижно и, не отрываясь, глядел на пламя очага. Затем он, криво усмехнувшись, подошел к своему ложу и достал из-под тростникового матраса, широкий медный нож. Тщательно осмотрев, он засунул оружие себе за пояс. Снаружи послышались торопливые шаги, и в дом, тяжело дыша, ввалился его приятель.
– Вот…. Принес…. – отдышавшись, доложил Хапиур. Он осторожно положил свою ношу на глиняный пол. Пеихар с интересом уставился на сваленные в кучу инструменты. Хапиур принес тяжелый медный молоток, несколько деревянных и медных клиньев, бронзовые долота и деревянный сосуд для воды.
– Всё готово, – прохрипел Хапиур.
– Да, нам пора – согласился его приятель, – но сначала я возьму кое-что. С этими словами он выволок из грязного угла две большие корзины, медную мотыгу на прочной деревянной рукояти, пресный хлеб, несколько сушеных рыбин, сосуд с водой и длинную веревку, свитую из жилок пальмовых листьев.