Проклятый

– Ты жалкий трус, Хапиур! И я не стану делиться с тобой добычей. Ты так почитаешь Богов и мертвых, что должен остаться здесь! С ними! – Пеихар выхватил из-за пояса нож и бросился на Хапиура. Каменщик отскочил назад и попытался увернуться от удара, но бывший солдат хорошо знал свое ремесло. Медный нож вонзился в живот Хапиура и тот, тяжко застонав, рухнул на каменный пол. Но прыгая вперед, Пеихар, обуреваемый жаждой убийства, не заметил острого копья статуи и со всего размаха напоролся на него.

Собрав последние силы, он вырвал копье из раны и упал, обливаясь кровью. Сквозь красный туман, застлавший ему глаза, ему почудилось, что изображения демонов на стенах вдруг пришли в движение. Медленно танцуя, они приближались к умирающему и угрожающе протягивали к нему свои ужасные руки.

Приподнявшись на локте, Пеихар заслонился от них ладонью и хрипло прошептал:

– Прочь от меня! Прочь! – Из его горла вылетела кровавая пена и, потеряв последние силы, Пеихар рухнул навзничь у ног каменной статуи. Он лежал и смотрел как с копья падают капли крови. Его, Пеихара, крови. Дикий, леденящий ужас вдруг объял все его существо: глаза статуи загорелись адским зеленым пламенем и опалили саму его душу. Ему показалось, что слова, обращенные к нему, зарождаются в его собственном, воспаленном мозгу. Медленно и тяжко, подобно расплавленному свинцу, падали эти нечеловеческие слова на поверженного нечестивца.

– О ничтожный червь! Как посмел ты оскорбить Богов?! Как посмел нарушить покой ушедшего? Того, кто неизмеримо выше тебя? Будь же жестоко наказан. Сама смерть ничто перед этим наказанием. Но значение его тебе пока постичь не дано. Я, Сахмет, проклинаю тебя! Живи, но будь проклят!

Жуткий хохот закружил всё перед его глазами и он почувствовал, что неудержимо падает в бездонный колодец. Перед ним, подобно мотылькам, замелькали его мысли, чувства и надежды. И, превратившись в отвратительных червей, канули в черную воду отчаяния.

Но всё это уже не имело для него никакого значения.

Яркая красная вспышка вдруг обожгла лицо Пеихара и он очнулся. Открыв глаза, он увидел, что тростниковый факел упал и опалил ему брови. Вскочив на ноги, Пеихар с изумлением обнаружил под собой огромную лужу крови. С трудом вспоминая происшедшее, он поймал себя на мысли, что совсем не чувствует боли. Подобрав с пола факел, Пеихар осмотрел рану. Но раны не было. Под левой ключицей белела лишь тонкая полоска шрама, выглядевшего так, будто этот шрам был получен несколько лет назад.

Пеихар озадаченно огляделся. Его взгляд упал на скрюченное тело несчастного каменщика. Кровь его, не успев загустеть, красной лужей растеклась по каменному полу. Набравшись смелости, Пеихар взглянул на статую. Каменная Сахмет стояла неподвижно, все так же сжимая в руке копье.

Не с силах сдержать внезапно охватившей его ярости, Пеихар плюнул на пол и закричал:

– Я жив! Слышишь ты?! Я – жив! Я плюю на тебя!

Затем, устрашившись своей дерзости, поспешно отскочил назад, приготовившись принять страшную смерть от руки оскорбленного Божества.

Но статуя лишь равнодушно взирала в пространство глазами из зеленого нефрита. Губы Пеихара скривились в нехорошей усмешке. Презрительно оттолкнув ногой труп каменщика, он поднял корзины с добычей и, освещая себе путь факелом, медленно пошел к выходу.

Глава № 3

…Кинувшись к матери и увидев, что она в обмороке, Гарольд бестолково заметался вокруг нее, приговаривая:

– Мама, мама, очнись!

Миссис Смит вскочила с дивана и подложила под голову бесчувственной миссис Дженкинс подушку, сокрушенно приговаривая:

– Маргарет, Маргарет…

Среди всей этой суматохи лишь мистер Янг не утратил самообладания. Он быстро прошел к бару, взял сифон с газированной водой и, приблизившись к миссис Дженкинс, брызнул водой ей в лицо. Пожилая леди с трудом открыла глаза и непонимающим взглядом уставилась на Гарольда, который тряс ее за плечи.

– Не тряси меня, – слабым голосом попросила она. – Лучше дай мне пить. Гарольд, взяв сифон из рук мистера Генри беспомощно огляделся в поисках стакана. Мистер Янг, без всяких слов, угадав что ему нужно, принес из бара высокий хрустальный бокал. Гарольд налил в него воды и протянул матери.

– Что случилось, дорогая Маргарет? – участливо спросила подругу миссис Смит.

– 

Ничего страшного, дорогая. Вероятно, переживания оказались мне не по силам.

Ответив так, миссис Дженкинс почувствовала угрызения совести, так как переживания эти, никоим образом не были связаны со смертью Сьюзен Смит.

Пожилая леди еще раз украдкой взглянула на мистера Янга, который находился возле нее. Глаза их встретились и миссис Дженкинс непроизвольно вздрогнула и вновь почувствовала дурноту. “Невероятно!” – подумала она, – “такое поразительное сходство! Сходство?… Или…. Да нет, же! Этого не может быть! О, Боже!… Боже мой!”

– Может вам будет удобнее, если мы перенесем вас в вашу комнату и уложим в кровать? – поинтересовался мистер Янг.

– Конечно, конечно! Прости, Маргарет! Я такая рассеянная! – воскликнула миссис Смит. Несмотря на слабые возражения, гостью осторожно перенесли в комнату на третьем этаже, приготовленную специально к ее приезду и уложили в постель.

– Я немедленно вызову нашего доктора! – заявила миссис Смит. Но миссис Дженкинс решительно возразила:

– Нет, нет, дорогая! Не стоит его беспокоить понапрасну. Мне уже намного лучше и я даже смогу спуститься к ужину.

Оставшись наедине с сыном, миссис Дженкинс осторожно полюбопытствовала:

– Ну и какое впечатление произвел на тебя мистер Янг?

– Мистер Янг? – переспросил Гарольд. – А при чем тут он? Меня волнует твое здоровье. Лучше объясни, что с тобой произошло?

– Я объясню тебе всё, если ты потрудишься ответить на мой вопрос, – настаивала миссис Дженкинс.

– Ну… Не знаю… Он показался мне до странности знакомым. Как будто я его уже где-то видел… Но я не помню, где… – неуверенно ответил Гарольд.

– Я могу напомнить тебе, – и с этими словами миссис Дженкинс извлекла из-под своей черной блузки тяжелый медальон литого золота, размером со спичечный коробок. В нём помещались фотографии матери и отца миссис Дженкинс, снятые в начале века. Открыв медальон, она показала сыну фотографию его деда – Рональда Хоскинса. Мистер Хоскинс был сфотографирован по пояс, в темном костюме и галстуке. Руки скрещены на груди. Средний палец правой руки его был украшен массивным перстнем.

– О, Господи! – только и смог вымолвить потрясенный Гарольд. – Нет! Этого не может быть!

– Может, – возразила миссис Дженкинс. – Теперь, я надеюсь, ты понимаешь, почему я очутилась в обмороке? Он будто явился прямо из прошлого… Рассудок мой отказывается в это поверить, но сердце узнаёт его… О, Господи! – миссис Дженкинс перекрестилась.

– Не волнуйся! Тебе надо успокоиться, – засуетился Гарольд. – Если бы дед был жив, то ему сейчас было бы уже лет девяносто! А мистер Янг – мой ровесник! Просто он очень похож на деда. Такое часто случается… – закончил он сам себе не веря.

– Нет, сынок, это – он! – вздохнула миссис Дженкинс. – Ты случайно не обратил внимания на перстень твоего деда. Он снят с ним на фотографии.

– Да, – кивнул Гарольд, – он у него на правой руке. Но его плохо видно.

– А ты не заметил перстень у мистера Янга? – вновь задала вопрос миссис Дженкинс. – Ах! Да! Тебе же было не до него, – спохватилась она. – Ты возился со мной…. Видишь ли в чем дело, сынок… У мистера Генри Янга точь-в-точь такой же перстень, что и у твоего деда. И носит его он тоже на среднем пальце правой руки!

– Не может быть… – протянул изумленный Гарольд. – А может, его перстень лишь похож на дедовский?

– Нет сынок, – покачала головой миссис Дженкинс. – Отец носил свой перстень не снимая, но иногда давал его мне, поиграть. Я, конечно была маленькой, но все же очень хорошо запомнила, как сверкали на солнце зеленые глазки жука!

– Какого жука? – не понял Гарольд. – Какие глазки?

– Передняя часть перстня выполнена в виде жука, – пояснила ему мать. – И у него глазки из камушков зеленого цвета. Наверное, они изумрудные.

– А перстень-то, золотой? – озабоченно спросил Гарольд.

– Нет, – покачала головой мать. – Он из серебра.

– Из серебра… – разочарованно протянул сын.

– Да. Из серебра, – повторила миссис Дженкинс. – Но он старинной работы.

Беседуя таким образом, мать с сыном немного успокоились.