Стервятники

– Но в этом-то какая логика, Дмитрий Сергеевич? Допускаю, что во время разговора в машине преступники вполне могли узнать, где у Портнягина дача. Зачем же им светиться там? Ведь могли встретиться соседи погибшего, узнать его машину. А в ней – чужие люди. Мистика какая-то получается…

– Никакой тут мистики. Проза жизни, а, вернее, – трезвый расчет. Убийцы сознательно свернули с трассы у дачного массива. И от трупа там избавились, что можно расценить двояко: или бандитская бравада, что маловероятно, или случайное стечение обстоятельств. Думаю, второе. Потому что им была нужна старая лесовозная дорога, в которую грунтовка за дачами переходит.

Алейникова удивленно приподняла брови.

– Они оба поселка – и Кручину, и Новую – по лесовозным дорогам объехали, – пояснил Дима. – Опасались на гаишников в поселках налететь. ГАИ на въезде в Новую зачастую пост выставляет. Это учли и, конечно, знали, что объездной путь имеется. Кстати, тоже зацепка: кто-то из убийц местный. И только за Маккавеево снова вернулись на трассу. Ну а там до Дарасуна – рукой подать.

– Столько суеты, чтобы проехаться на электричке до Читы! – Алейникова, вздохнув, прикрыла глаза и длинными пальцами с безукоризненным маникюром начала массировать виски.

Диме стало искренне жаль СВ. Впервые за столом напротив он увидел не холодную и недоступную красоту зацикленной на служебных делах «следовательши», а смертельно усталую и замороченную ворохом расследуемых дел молодую женщину.

До этой минуты Дима если и сочувствовал, то себе любимому. Убийство – компетенция прокурорская, но саврасками-то опера из уголовки бегают! Убийство Портнягина и так выливалось в откровенный «висяк», а с обнаружением второго трупа, Лоскутникова… Капитан Писаренко обреченно подумал, что теперь они с СВ – неплохая парочка для битья. Костерок уныния, потрескивая, начинал набирать мощь, что, конечно, мужика и опера не красило, но что уж тут поделать.

Однако Дима никогда не относился к пессимистам. Он решительно «затоптал» костерок в душе, отнеся сие «возгорание» к минутной слабости, порожденной жалостливым порывом в отношении предмета своего мужского обожания. Что это действительно была минутная слабость, подтвердил и тот очевидный и непреложный факт, что в кошмарных условиях полной темноты по делу, помноженной на начальственный прессинг, он, капитан Писаренко, не поддался соблазну успокоить растрепанность собственной психики самым удобным и крайне желательным способом. Это, в смысле, достать решительно и… закурить. Кому сигаретная пачка не жгла карман?

Да, пачку «Опала» Дима всегда таскал с собой. Ему нравилось угощать «вечных стрелков», тут же нарочито равнодушно отвечая на закономерные вопросы: мол, бросил и не тянет. А при опросе потерпевших, свидетелей, допросах подозреваемых сигарета – известное дело – классический прием для разговора, близкого к искреннему.

Светлану Васильевну, как надеялся Дима, позыв усталости и апатии тоже отпустил, поэтому он продолжил излагать следователю детали второго преступления и свои умозаключения по этому поводу. В кратком и последовательном изложении картина была такова.

На «жигулях» Портнягина преступники добрались до станции Дарасун, где сели в последнюю электричку, следовавшую в среду из Карымской в Читу. Они проехали на электропоезде до конечной станции Чита-первая. И вскоре, между 23.00 и 23.30, неподалеку от вокзала, выстрелом в упор убили гражданина Лоскутникова Александра Петровича.

Убийцы проволокли труп через дыру в заборе на стройку, засунули в одно из валявшихся здесь бетонных колец, набросав сверху куски рубероида и рваные бумажные мешки из-под цемента. Позже нашлись свидетели, слышавшие в это время выстрел в районе привокзальной стройки. Здесь и был в субботу обнаружен труп с огнестрельным ранением. Наткнулись на тело мальчишки, игравшие на стройке в субботу в «войнушку».

Другими словами, тело убитого и сам факт убийства обнаружились только через двое с половиной суток с момента совершения преступления. Паспорт убитого преспокойно лежал в кармане его брюк.

Погибший Александр Петрович Лоскутников являлся заместителем председателя строительного кооператива «Домстрой», который имел объекты на станциях Карымской и Новой. Помимо Новой, по ходу «железки» от Дарасуна к Чите, интерес представляли еще два поселка. В Атамановке у Лоскутникова жили родители, а в Антипихе – приятель.

В общем, движение Лоскутникова из Дарасуна содержало для убийц элемент непредсказуемости. Мало ли какая шлея могла попасть под хвост Александру Петровичу, тем более, что погудеть в приятельской компашке он был не дурак. Мог сойти в Новой – там, вполне вероятно, организовался бы и стол, и кров. К родителям заглянуть или к приятелю…

Да и вообще… Стоило только Лоскутникову податься на вольные кооперативные хлеба, как образ его жизни изменился кардинально. Поначалу это обстоятельство дражайшую половину Александра Петровича злило и бесило. А какой жене понравится? Вечерами постоянно где-то пропадает, возвращается крепко подшофе… Но когда муженек стал приносить домой втрое больше, чем он получал на своей былой казенной должности, мадам Лоскутникова махнула на него рукой. Если ее порой что-то и встряхивало, так только чисто женские подозрения: с одними мужиками благоверный глушит водку или и бабы там?

Но на этот раз возвращение затянулось, а через сутки породило вполне обоснованную тревогу. Дело в том, что вечером в четверг Лоскутниковым домой позвонил Дынин, председатель этого самого кооператива «Домстрой». Мол, где Петрович? А в субботу все самое худшее подтвердилось. Лоскутникова и Дынин опознали найденный на стройке труп.

Дело об убийстве Лоскутникова недолго пребывало в прокуратуре Железнодорожного района. Вскоре оно перекочевало на стол Светланы Васильевны Алейниковой, а следовательно, озаботило и капитана Писаренко. Нетрудно догадаться, почему. Да, заключение экспертизы гласило: пуля, извлеченная из тела Лоскутникова, идентична той, которой был убит хозяин вишневых «жигулей» Портнягин. «Ствол» был один, тот самый, чертов «кольт-45».

Объявления по радио и телевидению с просьбой сообщить, кому что известно, большого результата не дали. Только информация водителя «КамАЗа», встретившего вишневую «копейку», выворачивавшую от Никишихи, да свидетельства о выстреле у привокзальной стройки. Правда, ребята из Железнодорожного РОВД, два дня лопатившие место предполагаемого убийства Лоскутникова, нашли-таки гильзу. От штатного «кольтовского» патрона 45 АКП.

В сообщениях прессы, взбудораживших читинского обывателя, понятное дело, про марку пистолета не было ни строчки. Сие решили не обнародовать: американское изделие, в силу своей экзотики для Забайкалья, стало предметом особой головной боли и для тех, кто занимался, как пишут в газетах, «борьбой с мафией».

Но не загадочные коллеги из «конторы глубинного бурения», не гордые и бесцеремонные ребята из 6-го отдела родного УВД, а именно он, капитан Писаренко, нашел, перебрав больше половины водил из таксопарка, того таксиста, который в среду 31 июля, около полуночи (время совпадало!), посадил на Чите-1, у путепровода, трех молодых парней. Троице надо было в Северный микрорайон. Двойную таксу вперед дали, а то бы и не поехал: обратно, гарантия – порожняком гнать.

Таксист показал, что один пассажир сошел у метеостанции, а двое других – на конечной остановке маршрутного такси в Северном. Но внешность описал довольно скупо. Мол, такие накачанные хлопцы, молчавшие всю дорогу. Только один раз самый здоровый из них назвал другого Аликом. Черного такого, кавказской внешности. «Здоровый» и «кавказец», по словам таксиста, ехали до конца. А тот, который сошел по пути, у метеостанции, – внешности обычной, светловолосый, чуть повыше среднего роста. Вся троица была в джинсах-«варенках». Тот, который Алик, – в такой же куртяшке на майку, другие двое – в черных куртках-косухах и белых футболках. Спиртным не пахло, в салоне не курили. Узнает, если вновь встретит? Вряд ли, не днем же дело было…

В общем, получался у Димы такой расклад. На карымскую электричку троица села в Дарасуне для того, чтобы наверняка «выпасти» Лоскутникова. Предполагали, что может он сойти в Новой, в Атамановке или в Антипихе. Значит, немало им было известно про Лоскутникова. А он поехал домой, потому и до конечной. С вокзала пошел наверх, на проспект Советов. От забора привокзальной стройки до пятиэтажки, где жили Лоскутниковы, метров четыреста. Вот так.

Выходило, что концы следует искать среди работников кооператива «Домстрой». Где бы преступники разузнали подробности и адреса служебных и личных интересов Лоскутникова? С большой долей вероятности можно было предполагать и то, что с места убийства преступники разъехались по домам…

Лена нравилась Олегу все больше и больше. Новый год встречали вместе, у Лены дома. Большие симпатии вызвали у Олега и ее родители. Простые, без затей. Чем больше Олег узнавал о Лене, тем больше недоумевал: ну что у нее общего с компанией Влада? Понятно, конечно, что Татьяна, невеста Влада, и Лена – подруги с детства. И все-таки…

Хотя, может, он, Олег, попросту зациклился на одном-единственном эпизоде? Или юмора не понял. Ну шла компания в ресторан развеяться. Так на то они и рестораны. После этого с Владом общались, взять, хотя бы, те же его «амманины» или 8 марта, – какие к нему вопросы?

Наоборот, это Олег чувствовал некий дискомфорт на фоне Влада и его друзей. Что и говорить, упакованы они были клево. При своих, как Олег был убежден, неплохих заработках таких фирменных шмоток он себе позволить не мог. Западные тряпки продавались лишь в единственной «комиссионке» на улице Калинина да на «толчке», бурлящем по воскресным дням на окраине Северного. Но цены там были!..

Конечно, потихоньку, в несколько заходов, приодеться у барахольных барыг можно, но Олег был приучен нести деньги в дом. Так всегда делал батя. Домашний бюджет семьи Мельниковых имел столько проблем и прорех, что и мысли досель не возникало заработанную копейку на тряпочную «фирму» спускать. К тому же, когда серьезно заболела мать, ее быстро спровадили на смешную пенсию, что тоже поубавило «деревянных» в доме. Опять же лишний четвертной сеструхе отправить – всегда кстати: что там ее стипендия! Поживи-ка в чужом городе, особенно когда кругом на самое необходимое – талоны, талоны, талоны…

Комплексанул малость поначалу, а потом махнул на свои завидки рукой. Главное, Лене абсолютно все равно – «по фирме он прикинут» или нет. Хотя и тут Влад ему посодействовал. Олег вспомнил, как в конце февраля приятель предложил на барахолку прошвырнуться: мол, посоветуешь, что Татьяне на 8 марта приобресть. «А что, – подумал Олег, – и я какой-нибудь пустячок оригинальный Лене присмотрю».

Несмотря на пронизывающий февральский холод, люда за высоким решетчатым забором толпилось – до упора. Взяли у надменной девицы в киоске входные билеты, у вертушек турникетов предъявили румяным крепышам в норковых формовках и куртках-дубленках и – очутились в гуще продающих и обменивающих.

Влад привычно разрезал плечом толпящихся и галдящих на смеси русско-вьетнамского языка «интернациональных» ткачих с КСК – камвольно-суконного комбината. Призванные поднять текстильную промышленность Забайкалья, маленькие улыбчивые вьетнамочки все выходные дни проводили на барахолке, обряженные с головы до ног в кипы расшитых цветочками и узорами джинсовых юбок и сарафанов (манекены ходячие!).

Безразлично, не задерживаясь, приятель шагал и мимо высоких дощатых прилавков, за которыми бабки с фиолетовыми носами торговали «пролетарским антиквариатом», а дебелые матроны с недовольным видом скучали над батареями флаконов с шампунями и коробок духов, чьи подмоченные, сморщенные этикетки и помятые бока гордо извещали покупателей, что все это парфюрмерное богатство прямиком доставлено из города Парижу.

Олег с трудом поспевал за Владом, с любопытством вертя головой по сторонам. Протиснулся сквозь толпу женщин к прилавку с дюжиной пар босоножек, но тут же отработал назад, со стыдом сообразив, что понятия не имеет, какой размер носит Лена. Не сразу отыскал в толчее Влада.

Тот разговаривал, попыхивая сигаретой, с двумя высокими и широкоплечими парнями, упакованными еще покруче, чем их собеседник. Они принадлежали к той непонятной Олегу категории праздных молодцов, которые обязательно околачивались в любом торговом месте. Стоит такая пара-тройка, покуривает скучающе, лениво оглядывая публику, и столь же лениво перебрасывается с подбегающими к ним время от времени шустрыми «фирмовыми» мальчиками и девочками короткими и непонятными постороннему уху фразами. На барахолку такие молодцы могли еще прикатить на «тачке» или собственной машине с объемистыми и туго набитыми сумками, но тут же сдавали их «мутному» торгашескому люду и возвращались к привычному времяпровождению: из салона авто бухал толчками баса «музон», из раскрытых дверц плыл сигаретный дым и виднелись скучающие физиономии – каждая поперек себя шире.

Сегодня подобных хлопцев тоже хватало У барахолки ограда, как у зверинца, вход по билетам, а на пятачках между рядами, то тут, то сям, торчат вазовские «зубила», салоны которых набиты меломанами в коже, обожающими покурить на февральском сквозняке. Вот из багажника одной «восьмерки» извлечены две внушительные клетчатые сумки. Владельцев сумок тут же обступила страждующая толпа покупательниц. «Не торгуем», – лениво цедит сквозь зубы здоровяк и передает поклажу ввинтившейся в разочарованную женскую толпу паре шустрячков. Те стремительно удаляются с клетчатыми «сидорами» в глубь барахолки, к загадочным и невзрачным вагончикам-складикам.

Когда Олег подошел к Владу и его собеседникам, все трое дружно замолчали. Внимательно оглядев Олега, парни кивнули Владу и неспешно подались в сторону входных турникетов. А Орехов-младший оживленно засуетился, что совершенно не вязалось с его поведением минуту назад – такой озабоченный был, когда разговаривал с ушедшими парнями. Или Олегу это только показалось?

Но Влад уже хлопал его по плечу и вертел у Олега перед носом двумя коробочками духов: «Старичок, для наших дам, французские, без понтов!» Олег спросил о цене, но приятель беззаботно махнул рукой, мол, не твоя забота.

– Слушай, я так не приучен, – нахмурился Олег.

– Ты чего? – Влад скорчил удивленно-огорченную мину, с довольной хитрецой ухмыльнулся и снова хлопнул по плечу. – Окстись, старичок! Ребята от чистого сердца накатили…

– Разве тут так бывает? – ехидно осведомился Олег, кивнув на бурлящий вокруг «толчок».

Влад на секунду переменился в лице, пристально и раздраженно мазнув по лицу Олега свинцовым взглядом, но тут же расплылся в самодовольной улыбке:

– Обижаешь… Бойкое местечко, но не одной фарцой живо.

Покровительственно повернул Олега к шумящим прилавкам:

– Вот это все, Олега, – суета и шелупонь. Шило на мыло. Ба-ра-хол-ка! Толчок! Тут только нравы толпы изучать. И законы дедушки Маркса. Товар-деньги-товар. Или папуасские обряды обмена бус на ракушки. А они, – Влад ткнул свободной от коробочек рукой в воображаемые спины ушедших «ребят», – новая волна! Дело делают!..

– Дефицит из Парижа на горбе таскают? – тон Олега мало изменился.

– Пойми, старик, каждый должен взять от жизни все, что он заслужил. Умеешь брать – бери! Вот ты. Афган прошел, кровь проливал – и что? Что теперь? Много тебе отломилось?

– Про Афган тему закрыли! – отрезал Олег.

– Ну, извини-извини, но я не о том. У тебя же, старик, голова и руки – золотые, а за четыре сотни не выпрыгнешь. Так? А почему, а? Система у нас, Олега, такая! Миллион начальников над тобой, разряды-расценки и прочая лабуда. И сам себе ты не хозяин. А дай тебе волю?..

Влад, к сожалению, был прав. Олег и сам не раз задумывался об этом. Не все же вокруг только на скупке и спекуляции тысячи делают. Да и с каждой трибуны сегодня: рынок, предпринимательство, приватизация…

– Кстати, старик… Ты только не обижайся… Прикид тебе бы обновить не мешало, – Влад кивнул на снующую по барахолке молодежь. – Жизнь только начинается!