О любви еще раз

Шаркающие шаги за дверью приближались, и женщина почувствовала, как пылают её щёки и ускоряет свой ход сердце.

– А, это ты?! Засадила парня в тюрьму и ещё сюда притащилась, бесстыжие твои глаза! – На пороге стояла тётка Петра. Она была совершенно пьяна.

– Куда его отправили, Анна Семёновна? Мне, как не родственнице, не говорят.

– А тебе-то что?! Мало того, что ты наделала, что ли? Или решила грехи замолить? – Пьяная, чтобы не упасть, схватилась за притолоку. Её губы злобно вытянулись дудочкой. – Уходи отсюдова, Иуда!

Копейкина расстегнула сумку и достала оттуда бутылку водки «Столичная». Это был последний аргумент.

– Ишь ты, – удивилась Анна Семёновна, – шикарно живёшь! – Она заворожённо, словно под гипнозом, уставилась на бутылку дорогой водки.

– Так куда отправили Петра? – вновь повторила свой вопрос Эвелина, держа в руке бутылку за горлышко. Она уже успела взять себя в руки.

– В колонии он, воспитательной, под Кировоградом.

– Это где? – сразу не уловила Копейкина.

– Где-то в Свердловской области, – уточнила пьяная женщина, не в силах отвести свой взгляд от полной бутылки водки. – А там уж хрен его знает, точно где! – смачно добавила она.

Копейкина молча протянула ей «Столичную».

***

– Опоздали вы, гражданка, – пожал плечами офицер-воспитатель отряда, сочувственно глядя на потную, уставшую женщину с сумками в руках. – Пробыл он здесь около трёх месяцев, пока не исполнилось парню восемнадцать лет. А как исполнилось, так и перевели его. По Положению всех совершеннолетних переводят в исправительные колонии.

– Где же мне его искать-то теперь? Ну скажите, пожалуйста! – взмолилась Эвелина, готовая расплакаться. – Ну, хотите, я на колени встану?!

Копейкина поставила сумки и приготовилась выполнить своё обещание.

– Ну-ну, женщина, прекратите! Под Курск его отправили, в исправительно-трудовую колонию общего режима. Он ведь впервые осуждён к лишению свободы за преступление.

– Да не преступник он, по ошибке всё вышло!

– Ну, знаете, я не суд! – возразил офицер-воспитатель. – Желаю удачи в следующий раз.

После этих слов он стремительно повернулся спиной к женщине и ушёл, плотно захлопнув за собою скрипучую металлическую дверь.

Эвелина осталась одна в пустом помещении переговорной комнаты. Она опустошённо опустилась на стул и почувствовала, как устала и как голодна.

Вспомнив, с каким трудом добиралась до колонии, которая на самом деле оказалась в ста километрах от Екатеринбурга, и все её гостинцы, которые с трудом волокла в эту даль, теперь придётся съесть самой, а остальное, что съесть не сможет, просто выбросить, горько разрыдалась.

***

– Ты, новенький, вор, такой же, как и все мы, – резюмировал мосластый развязный малый по кличке Серый, лет двадцати, державший «мазу» в отряде. – И морду свою не вороти, понял! Мне будешь кланяться!

Он сидел за столом голый по пояс в окружении своей компании – пяти гадко хихикавших присмыкал.

На его левом плече красовалась тюремная наколка с головой девушки, что означало, что её владелец встретил своё совершеннолетие в ВТК (воспитательно-трудовая колония). А на другом его плече синела татуировка с тюремной решёткой, розой и кинжалом – срок за хулиганство.

Минуту назад он проникновенно завывал, подражая блатным, и, пользуясь лишь тремя аккордами, исполнял на оклеенной головами девиц гитаре лагерную песню «Товарищ Сталин». А сейчас, отложив её в сторону, недобро глядел на новенького. Нахохлились и его дружки.

– Ты, паря, должен слушать мнение правильных парней, если не хочешь получить перо под своё ребро, понял?! – продолжал поучать новоявленный пахан.

– Плевать я хотел на твоё перо, – спокойно, глядя в глаза мосластому, твёрдо ответил Пётр. – Я таких говнюков, как ты, и на воле видывал. Не запугаешь. Не на того напал!

Парень давно заметил сидевших по углам, испуганно глядевших на него ребят, явно не из воровской компании. Их было намного больше фартовых. И эти слова он более адресовал им, чтобы не боялись и перестали гнуться перед кучкой подонков.

– Что ты сказал, падло? – повскакивали со своих мест хулиганы.

– Ну, что, может, выйдешь со мной один на один? Или забздишь и за спинами своих прихлябаев спрячешься, а? – бросил вызов, глядя в глаза их предводителю, Пётр.

Хулиганы опешили, не ожидая встретить в лице новичка-одиночки такого решительного отпора. Они в замешательстве повернули головы в сторону своего хозяина.

– Ну, смотри, фраер, ты сам напросился! – картинно поднялся со своего «трона» долговязый и, небрежно накинув на плечи рубаху, стал приближаться к парню. В его руке блеснула заточка.

– Попишу, сука! – прошипел он, делая рукой дуговые движения.

Пётр сгруппировался в ожидании нападения. Краем глаза он заметил, как соскочили со своих лежанок все обитатели барака, не только хулиганы, и заспешили к месту их схватки. Её исход был для них принципиален.

Наконец, мосластый, подбадриваемый своими «пацанами», перешёл к решительным действиям и попытался несколько раз ткнуть заточкой Петра. Но тот, опытный дворовый боец, ловко увернувшись, увесистой оплеухой достал нападавшего по уху.

Раздался громкий шлепок, злобный вой и радостный возглас зрителей, державших сторону Петра.

Блатной, потерявший на время ориентацию и чуть было не выронивший от боли и неожиданности заточку, вновь бросился на новенького, бешено орудуя своим оружием.

– А-а-а!.. – орал он, стараясь резануть парня. В какой-то момент ему всё-таки удалось царапнуть смельчака по руке.

На рукаве у Петра проступили капельки крови.

– Га!.. – подскочили хулиганы, в восторге вскинув кверху свои руки. – Что, получил, фраер?! – злорадствовали они.

А Пётр даже не взглянул на царапину, всем своим видом показывая, что для него это – сущий пустяк.

Улучшив момент, он, отскочив в сторону, перехватил кисть нападавшего и с силой ударил его, полностью открывшегося при очередном выпаде, правой ногой в пах. Звуки борьбы стихли. Стихло всё.

В полной тишине раздался одинокий сиротливый звон упавшей на пол заточки. Скрюченный малый, задыхаясь от боли и злобы, катался по полу и протяжно скулил, обхватив обеими руками промежность.

В следующий момент послышалось клацанье запоров и в дверь проскочили охранники с дубинками в руках:

– Всем оставаться на местах! Никому не двигаться! – закричали они.

– Как всегда, вовремя! – сказал про них кто-то из стоявших в заднем ряду.

***

– Я ищу Матюшина Петра, – в голосе Копейкиной послышалась надежда и просьба одновременно.

Сержант некоторое время, которое показалось женщине вечностью, переворачивал страницы журнала учёта осуждённых. Наконец он оторвал от него голову и произнёс: