Однажды мы придем за тобой

– Обязательно получится, Лесси. Я верю в тебя. Разве веры твоего ангела-хранителя мало?

– Нет, – решилась я. – Если ты пойдешь со мной.

– Конечно, – улыбнулась она. – Идем!

* * *

Все было как во сне. Как в моем прекрасном сне. Даже запах, окутывавший меня.

– Они нас не видят! – произнесла я хриплым шепотом, проходя мимо еще одной группы гостей. Гости были заняты неспешной беседой, их взгляды лениво скользили вокруг, время от времени останавливаясь на ком-то из присутствующих, но ни один не коснулся меня.

– И не слышат. – Голос ангела был совершенно спокоен. – Можешь не шептать.

– Что, неужели совсем? – спросила я. – Не видят, не слышат…

Мимо пронесся официант. Я едва отстранилась, чудом избежав столкновения.

– Хочешь проверить? – улыбнулась моя новая подруга. – Смотри.

Она взяла меня за локоть, заставляя остановиться. Мы находились прямо посреди зала. Вокруг ходили группки приглашенных, сновали официанты…

– Горе тебе, Хоразин! – сказала она так громко, что эхо ее голоса отразилось от сводов зала и вернулось к нам: «азин… азин…». – Горе тебе, Вифсаида! Ибо, если бы в Тире и Сидоне явлены были силы, явленные в вас, то давно бы они, сидя во вретище и пепле, покаялись. Но и Тиру, и Сидону отраднее будет на Суде, нежели вам. И ты, Капернаум, до неба вознесшийся, до ада низвергнешься!

– …можете даже не сомневаться, – не обращая внимания на мрачное пророчество моего ангела, вещал тучный мужчина буквально в паре шагов от нас. – Или нам удастся уговорить египтян уступить часть акций Суэцкого хаба, или мы построим новый, в Хайфе. Напряженность снижается, и…

– Но зачем? – отвечал его собеседник. – После третьего Омского протокола наращивать мощности по переработке газа нет смысла.

– Наращивать? – возмутился мужчина. – Нам бы свои загрузить! Заводы в Бюховене работают на тридцать процентов, и эта цифра снижается…

На слова моей спутницы никто не обратил внимания. Никто. Причем ее не проигнорировали – сказанное просто никто не услышал.

Моя новая подруга рассмеялась. Ее смех был таким мелодичным, таким восхитительным!

– Пир во время чумы, – заметила она, беря меня под локоть и увлекая за собой. – Чурбаны бесчувственные…

– Как ты это сделала? – спросила я изумленно.

Теперь я верила, что нас не видят и не слышат. Я стала невидимой, я стала тенью, неуловимой, неосязаемой!

– Я? – улыбнулся мой ангел. – Ну что ты, Лесси, это не я сделала…

Она остановилась возле двери в коридор, ведущий на улицу.

– Слушай, я вот что подумала. – Она наморщила лоб, не теряя при этом ни грамма очарования. – Это «Лесси»… мило, конечно, но, прости за откровенность, звучит как собачья кличка. Можно я буду тебя называть… мммм, скажем, Тень?

– Конечно, – с энтузиазмом ответила я. – А как мне называть тебя?

– Нинель, – ответила она. – Нинель Ле Малин. Конечно, ты можешь продолжать считать меня ангелом, но тебе не кажется, что моя фамилия для этого немного неподходящая?

И тут прямо на нас выскочил здоровенный мужик, возможно, кто-то из обслуги, вряд ли это был официант, скорее охранник. Он несся прямо на Нинель, но та грациозно подалась в сторону, при этом отставив ногу так, что торопыга споткнулся и упал. Мы некоторое время наблюдали, как незадачливого громилу поднимают подоспевшие служащие, при этом один из них, вероятно начальник, отчитывает бедолагу за нерасторопность, а тот оправдывается, что очень спешил и, наверно, поскользнулся.

– Фамилию не выбирают, – пожала плечами я. – Меня вполне устроит Нинель, mon Ange Le Malin[24 - Оксюморон – в переводе с французского – «ангел зла», бессмысленное выражение вроде «живого мертвеца» или «круглого квадрата».]. Так ты говоришь, что это сделала я? – Я указала рукой на красного от стыда громилу, смущенно стряхивающего несуществующую пыль с фирменных брюк.

– Именно, – подтвердила Нинель. – Не то чтобы я была неспособна на такое, но мне бы для этого пришлось поднапрячься, а у тебя все само собой получается…

– Но почему? – удивилась я. – И главное, как?

– А как ты читаешь мысли по взглядам? – поинтересовалась она в ответ. – Или ты, как и твоя так называемая маман, думаешь, что это лишь фантазии?

– Почему «так называемая»? – удивилась я.

– Потому что она тебе не родная, – объяснила Нинель. – Но это долгая история. Знаю, что вы похожи, знаю, почему похожи… я вообще много о тебе знаю.

– Потому что ты такая же, как я? – У меня в голове появилась безумная, но очень приятная догадка. – Ты – моя старшая сестра?

– Можно и так сказать, – кивнула Нинель. – Определенно, в наших генах много общего. Впрочем, у тебя, милая, большая семья.

– В смысле? – не поняла я. – Я знаю только матушку. Отец умер, другие родственники…

– Твой отец еще меньше тебе родственник, чем маман, и уж куда меньше, чем я или другие дети R.

– Дети R? – не поняла я. – Кто это?

– Твои братья и сестры, – ответила Нинель. – И мои. Знаешь, наверно, пора поговорить о главном, о том, зачем я здесь.

– Зачем? – Я почувствовала разочарование. Я уже успела присвоить Нинель, сделать ее своей, и искренне верила, что она – мой ангел-хранитель.

– Не стану спрашивать, довольна ли ты своей жизнью, – сказала девушка. – Я знаю, как ты ею тяготишься. К сожалению, никто не воспринимает твои проблемы всерьез, но, мон ами, от того, что проблемы считают несерьезными, менее болезненными они не становятся, правда?

Я кивнула.

– Ты мечтаешь о побеге. – Она подошла ближе, словно хотела меня обнять, однако замерла в нерешительности. – Но не знаешь, куда бежать. Даже рай бывает адом, и ты не делаешь последний шаг только потому, что думаешь: вдруг за пределами твоего комфортного ада будет еще хуже, да?

Я снова кивнула.

– Я пришла к тебе с благой вестью, – продолжала Нинель. – Есть место, где тебя ждут, есть люди, которые тебя любят. Конечно, ты к такой жизни не привыкла; тебе придется работать над собой, развивая свой дар, становясь все сильнее. Зато никто не будет видеть в тебе ни куколку-в-постели, ни дорогой предмет обстановки…

Я молчала. Не потому, что сомневалась в словах Нинель. Не потому, что боялась. Точнее, нет. Я боялась. Боялась, что это лишь злая шутка, розыгрыш, что приоткрывшаяся дверь клетки вот-вот захлопнется…

– …но если тебя не устраивает мое предложение, можешь вернуться домой, – продолжила Нинель. – Между прочим, у тебя послезавтра важное мероприятие, о котором тебе еще не говорили: маман хочет познакомить тебя с твоим будущим мужем. Хороший мальчик, недавно закончил Национальную школу администрации, а сейчас уже исполнительный директор БНП.

У меня в душе все похолодело… не то чтобы это стало для меня сюрпризом, наоборот: маман никогда не скрывала своих планов в этом отношении. Она прямо говорила, что подберет мне лучшего мужа во Франции.

Выходит, подобрала.

Я бросилась к Нинель, буквально схватив ее в охапку и, кажется, даже немного удивив.

– Не покидай меня, diabolique est mon ange! – воскликнула я с жаром. – С тобой я пойду куда угодно, хоть на край света, хоть к иным мирам. И не боюсь я никаких трудностей. Если ты пришла из ада, возьми меня туда, но не бросай в моем кромешном раю…