После особенно заводного танца, совсем запыхавшись, Лиля предложила Саньку:
– Хочешь пепси?
– Да ну его, сладкое очень. От него только сильнее пить хочется.
– Тогда просто воды?
– Ага.
Они обыскали комнату, но все бутылки из-под минералки с газом и без оказались пусты.
– Пойдем тогда на кухню, – сказала Лиля.
Взяла его за руку и повела по коридору. На кухне никого не было. Горел яркий свет, работала, тихонько гудя, посудомоечная машина.
Лиля открыла дверцу подвесной полки, достала чашку, налила воды из фильтра. Стояла и смотрела, как Санек пьет крупными глотками.
– Еще?
– Ага…
– Здесь хоть тихо…
– Угу.
– Постоим тут.
– Давай.
Санек прислонился к подоконнику. Лиля зачем-то щелкнула включателем газовой плиты – зажглась конфорка. Потом прошла к двери, выключила свет и вернулась к Саньку. Голубой огненный цветок отражался в молочно-белой поверхности – это было очень красиво. Света он почти не давал. Лицо Лили было затемнено, только поблескивали белки глаз и блестки на жакете. Девушка стояла совсем близко, глядя на Сашку снизу вверх. А Санька точно заколдовали – он был не в силах пошевелиться. Стоял, смотрел на нее и едва дышал.
– Пятьдесят четыре, – произнесла вдруг Лиля.
– Что – «пятьдесят четыре»? – не понял Саша.
– Я досчитала про себя уже до пятидесяти четырех, а ты меня до сих пор еще не поцеловал.
Санек неуклюжим движением потянулся к ней, но пальцы его, намертво стиснувшие подоконник, так и не разжались. Он был словно прикован к своему месту.
– Пятьдесят шесть… Смотри, дальше еще хуже будет.
Санек хотел что-то ответить, но из горла вырвалось какое-то бульканье.
– Э-эх. – Лиля глубоко вздохнула. Сочувственно? Или издевательски? – Ну хорошо. Замри.
Это ему сделать было проще всего!..
Она придвинулась еще ближе.
– Замри, не шевелись. Точно не пошевелишься?
Санек только мотнул головой.
И вот летящим взмахом она закинула ему руки на плечи – они казались гибкими, как тонкие ветки. Поднялась на цыпочки. Придвинулась вплотную, так что он почувствовал сквозь одежду ее крепкую грудь и где-то далеко внизу – вздрагивающие твердые колени.
И поцеловала его в висок. Прошептала в самое ухо:
– Не шевелись!
Санек чувствовал, как внутри у него все тает и оплывает, как свечка.
Лиля быстрым движением коснулась губ. И вдруг – совершенно не вовремя – заговорила.
– Уй-ю-ю-ю-юй! – пропищала она тоненьким девчоночьим голоском. – Уй-ю-юй, как мне это нравится! Санек, ты такой большой, ты такой чудесный!.. Я давно хотела тебя поцеловать! Знаешь, когда захотела?
Санек только разомкнул и снова сомкнул губы со шлепающим звуком.
– Летом!
Он почувствовал, как она гладит его волосы.
– Да, летом, а ты и не знал! Мы играли с ребятами в бутылочку. И, знаешь, заигрались, наверное. Они стали хаметь, лезть к нам по-серьезному. А сами – такие противные, все из себя гадкие, приставучие… Санек, ты даже не представляешь! Я едва не заплакала! И тогда вдруг подумала: вот был бы здесь Сашка Сазонов, как бы я хотела его обнять изо всех сил и поцеловать!.. Это случилось, как сейчас помню, вечером четвертого августа. Скажи, ты тогда ничего не почувствовал?
– Не-а. – Санек отрицательно покрутил головой, но Лиля схватила его волосы в горсть и больно дернула. И снова на ухо:
– Не шевелись и не говори ничего.
Санек послушно замер, как деревянная кукла.
– Молодец. Так и стой. А я тебя сейчас поцелую. Пять раз. Это мне подарок будет ко дню рождения.
Руки Лили соскользнули с его плеч, вниз по Саниным рукам. Ее ладошки накрыли его пальцы, намертво вросшие в край подоконника. Теперь она была еще ближе. Санек чувствовал все ее длинное горячее тело. Она поцеловала его в нос.
– Раз.
Поцеловала в щеку.
– Два.
Проскользив губами по лицу, поцеловала в другую щеку.
– Три.
Губы ее сползли вниз. Лиля поцеловала его в шею и выговорила, казалось, издалека, откуда-то снизу:
– Четыре.
И вдруг влажные мягкие губы ее легли наискосок на крепко сжатые, одеревеневшие губы Санька. Тесно приникли, раздвинулись. Высунулся остренький кончик языка, ткнулся меж его губами, словно обжигающий язычок пламени. Прежде чем Санек сообразил раздвинуть губы, она уже оторвалась от него.