Дикий Порт

– А вы не местера Ценковича имеете в виду? – снова улыбчиво журчит из угла Анастасия.

– Ну да, – злобно косится Гуго. – Ценкович.

– Как вы догадались? – поднимает лицо Начальник Порта.

– Чисто случайно, – Чигракова пожимает плечами, на лице у нее написано, что ситуация стала ясна и незанимательна. – У местера Ценковича неповторимая борода. И он, как министр здравоохранения, вполне мог бывать в центре, где лечился ваш уважаемый брат, любезнейший местер Рихард. Элия Наумович обладает фантастической харизмой, и порой… – она неопределенно разводит руками, – может показаться странным.

«…его спьяну перепугаться можно», – сообщает выгнутая бровь особистки. Люнеманн-старший убирает за ухо прядь волос, подтягивает к себе листок одноразовой электронной бумаги, перекидывает на него документ с зкрана. «Однако, – думает Рихард, – плотно же они за меня взялись». Он слегка ошарашен. Братцем Гуго интересовался один из членов семитерранского триумвирата.

– Хорошо, – резюмирует он, обменявшись с Л’тхарной скользящим взглядом, – надеюсь, я уделил тебе достаточно внимания, Гуго. К твоему сведению, «Ирмгард» должна была подняться десять минут назад. Я все понял. Не задерживай меня больше.

– Когда ты вернешься?

– Не знаю. Если у тебя дело к Начальнику Порта, то мое кресло не пустует.

– В каком смысле? – буркает Гуго.

Рихард безмятежно допивает кофе.

– Я помогу вам решить возникшие проблемы, – урчит ррит. Пламенеющие глаза сужаются, зрачки сходятся в нить и словно истаивают в золотой лаве. Л’тхарна улыбается на х’манкский манер: обнажая лишь мелкие передние резцы, а не весь набор белых лезвий.

Рихард косится на Анастасию. Вид у той немного настороженный, но она явно любуется картиной.

Ррит красивы.

Люнеманн-младший оторопело таращит глаза.

Наконец, до него доходит.

– Ты его!.. – без голоса шипит Гуго, – его! Это… умордие! Оставляешь – в своем – кресле?!

– Гуго, – нежно отвечает Люнеманн-старший, – я люблю тебя, брат мой. Но если ты делом ли, словом, хоть мыслью помешаешь Л’тхарне работать, учти: я официально разрешил ему тебя убить.

Глава четвертая. Заклятие крейсера

– Как я вас, тварей, люблю! – восторженно сообщил Лакки блистающему в яром величии рритскому командиру. – Это ж словами не передать!

Патрик дернулся, по коже подрал мороз.

И вдруг – отпустило. «Йиррма Ш’райра» еще не получил этой секунды записи, Т’нерхма еще смеялся, и «Миннесоту» по-прежнему уносило навстречу гибели, но Джек излучал в пространство посыл: в присутствии Лакки бояться можно только его.

Никого и ничего больше.

– Киса! – нежно продолжал ужасный Лэнгсон; и вновь делалась заметна едва уловимая схожесть морды ррит с кошачьей, и над этим можно было улыбнуться, даже зная, что тебя вскоре убьют. – Слушай сюда! Ты едримый фелиноид, а я бешеный примат!

Счастливчик радовался по-своему.

Маунг Маунг смотрел на него искоса, светло улыбаясь чужой улыбкой. Из тьмы его взгляда пела пустота. От этого Патрику могло бы стать страшно, не стой между ним и Кхином веселый Лакки.

Вот – командир.

За ним. Да, – за Родину, маму, жену, и во имя Земли.

Но прежде всего – за ним.

В дверях, совершенно загородив проем саженным разворотом плеч, воздвигся Крайс.

– А я злобный гоминид, – с готовностью предложил он вариант, взирая на Лакки почти влюбленно.

– Это ты гоминид, а я примат, – гордо ответствовал Лэнгсон, не оборачиваясь. – Я боевой макак! Макак-агрессор, улучшенная модель. Слышишь, киса, я люблю тебя! Так люблю, что порву нахрен!

– Ну все, – вслух подумал Крайс. – Лакки поперло.

– Я ведь такой! Я убью и съем!

Ррит недоуменно склонил голову набок – видимо, услыхав через переводчик, или просто узрев Джека с первой репликой. Толстая височная коса скользнула по выпуклым пластинам нагрудной брони. Ухо дрогнуло, и затрепетали кости пальцев руки-серьги.

– Иди ко мне! – страстно воззвал Лэнгсон. – Я почешу тебе за ушком!

Ррит недовольно тряхнул гривой, повернулся к кому-то, – и связь оборвалась.

Джек, как завороженный, смотрел в опустевший экран. Маунг думал о своем. Точнее, он не думал вовсе, принимая взявшееся откуда-то знание и следя лишь за тем, чтобы вовремя дышать. Тело отказывалось исполнять даже безусловные рефлексы.

Нет тревоги, нет шелухи страха, только легкая, звонкая ясность и строка Дхаммапады: «Того, кто смотрит на мир, как смотрят на пузырь, как смотрят на мираж, того не видит царь смерти».

Сансара иллюзорна. Что проще, что естественней замены одного миража на другой?

Лэнгсон стоял перед капитанским экраном, не позволяя бояться, вселяя уверенность, делясь силой, которую стягивал в себя непонятно откуда – из другого измерения, из пустоты… Он был словно вольфрамовая нить в лампе накаливания. Маунг почти физически видел, как в мускулах, нервах, жилах Счастливчика бродит энергия, готовая выйти взрывом.

Но этого недостаточно.

…Неведомая сила стиснула Джеку виски и заставила повернуть голову. Повернуть – и встретиться глазами с первым пилотом.

Там, внутри взгляда Маунг Маунга, было очень тихо и холодно.

За Крайсом уже толпились опоздавшие к концерту, спрашивали, что стряслось. Алек Морески из-за чего-то сцепился с Патриком, и они ругались некрасиво и глупо. Еще секунд десять, прежде чем вспомнят, что нужно общекорабельную боеготовность и врача капитану…

– Я так понял, ходовая сдохла? – больше прогневался, чем спросил Лакки.

Маунг молча кивнул.

– Вы двое! – тут же рявкнул Лэнгсон. – Переход в боевой режим! Вызов бортинженеру, вызов техникам, пусть пляшут с бубном! Чтоб поехало!

О’Доннелл звучно клацнул зубами, и тихо зашипел, прикусив себе щеку изнутри. Маунг с наслаждением подчинился Лакки. Вызвал сенсорную панель, тронул пару светящихся нервов. Зазвучали тихие предупреждения Иренэ. Старший офицер и глазом не моргнул, слыша, как командование кораблем в его присутствии принимает сержант-десантник…

Впрочем, такой ерундой Лакки заниматься не собирался. «Позовите Никас!» – как раз проснулся Морески, и Джек аккуратно продолжил, – «Не надо ее звать».

Возражать ему казалось немыслимым.