Дикий Порт

У него болезнь протекала по-другому. Ему бывало либо совсем нормально, либо очень-очень плохо. Свете все время было неважно, но совсем плохо – почти никогда. Васька мог бы попросить у нянечки экзоскелет и ходить, даже бегать, но предпочитал инвалидное кресло, потому что умел снять ограничения на высоту и скорость. Гонял в своем инвалидном, как в истребителе. Даже выше деревьев подымался иногда.

А еще Васька верил.

Любимое слово у него было «не исключено». «Не исключено! – говорил он, покачиваясь в гравикресле, как в люльке, возле светиной любимой скамейки. – Не исключено, что мы с тобой оба попадем в статистику. Вчера Липатов сказал, что это просто на всякий случай говорят, что один из двухсот выздоравливает. На самом деле один из ста. Тут нас как раз двести человек, и мы с тобой выздоровеем».

«А все остальные умрут?» – спрашивала Света.

«Ну… не знаю, – Васька тушевался. Он не думал о таком. – А может… знаешь, не исключено, что Волшебная Бабушка приедет! Липатов сказал, что на всякий случай это секрет. Чтобы… ну, не надеялись зря. А она приезжает, и тогда статистику подделывают, потому что выздоравливает один из двадцати!»

«А зачем подделывают?»

«Про Волшебную Бабушку нельзя рассказывать. – Васька таинственно понижал голос. – А то она силу потеряет».

«А мне чего рассказываешь?»

«Нам можно. Мы все равно больные».

Таких умозаключений Света не понимала, но спорить не пыталась. Сил не хватало спорить, да и обижать Васькину свирепую веру было нечестно. Только иногда вырывалось…

«Помнишь Динарку? – говорил он, вытаращив глаза. – К ней Волшебная Бабушка пришла, посмотрела, и она сразу выздоравливать стала! И сразу улетела домой, потому что если уж начал выздоравливать, так все, в обратку не ляжешь! И теперь она дома живет!»

«Вась, – устало отвечала Света. – Динара умерла».

Когда знаешь, что жить тебе отмерено тринадцать лет, это очень способствует взрослению.

Синдром Мура.

Он же синдром внешних территорий.

…Раз в полгода приезжали родители. Привозили ненужное, смотрели на Свету и плакали украдкой; она все собиралась сказать, чтобы не приезжали больше и не мучились, но никак не решалась. Она уже раз попала в статистику: из скольких-то родившихся на колониях один ребенок предрасположен. Только на Терре-без-номера не рождаются мурята, потому что она слишком похожа на Землю; и Урал арендовал здесь землю под лечебницу.

Может, Света Тихорецкая опять попадет в статистику.

Никто не умеет лечить синдром Мура.

Но дети Урала выздоравливают чаще.

…В тот час у нее не было сил обращать на что-то внимание. Вяло текла единственная мысль: она умучилась сидеть, надо расправить матрасик на скамейке и лечь поспать. Придет нянечка – не станет будить. Вызовет каталку и увезет в палату. Но чтобы расправить матрасик, надо было сначала с него встать, а для этого – сосредоточиться, поднять голову со скамейкиной спинки, спустить ноги наземь, выключить видеокнигу и убрать браслетник… слишком уж много всего. Света думала, что так и заснет сейчас сидя, и по всему телу пойдут синяки.

А потом произошло чудо.

Кто-то шел по аллее. Медсестра или доктор. Незнакомая женщина. Туки-тук – стучали аккуратные каблуки, и вся она была аккуратная, свежая и удивительно красивая, хоть вовсе не молодая. По белому халату, накинутому поверх серого делового костюма, скользили солнечные пятна. И глаза были серые, ясные, с солнечными зайчиками внутри. Незнакомая доктор была небольшого роста, но почему-то сначала Света увидела только ее. Лишь потом различила, что женщина не одна, и поторопилась натянуть капюшон. Два парня вышагивали следом, такие здоровенные, что от одного взгляда делалось неуютно. Уж точно не из докторов. Один с темными короткими волосами, другой – с длинными, ярко-желтыми, как солнечные лучи.

Возле светиной скамейки они остановились и поздоровались. Как будто бы к Свете и шли.

Неожиданно расхотелось спать. Откуда ни возьмись появились силы.

Света подумала, что от волнения.

– Я баба Тиша, Светочка, – сказала ясноглазая женщина. – Это Костя Полетаев, еще его зовут Солнце. Он прямиком с Третьей Терры, разгромил там бандитское логово. А до этого воевал с пиратами.

– Ну что вы, в самом деле, Алентипална… – сконфузился Солнце.

– Юра Этцер, – самолично представился второй, черноволосый. – Кайман, – и подмигнул. Глаза у него были разные – не цветом, а формой. Один нормальный, второй раскосый. Удивительным образом это его даже красило.

– Про Юру я рассказывать не буду, – сощурилась Алентипална. – Он – тайна.

Света забывала дышать. Как-то не вышло начать бояться, а что еще тут чувствовать, она не знала. Даже удивления не было.

С ней должно было случиться чудо – и оно случалось.

– Мы пришли к тебе.

И Солнце повторил эхом, присев на корточки рядом со скамейкой, глядя улыбчиво:

– Мы пришли за тобой, – а потом вдруг сгреб ее в охапку и устроил у себя на руках, как звереныша; она и вскрикнуть не успела. Таращилась на них почти невежливо. Руки Солнца, по-настоящему горячие, обжигали бока сквозь кофту. Алентипална накрыла лапку девочки, вцепившуюся в солнечное плечо, своей маленькой белой кистью.

«Это Волшебная Бабушка, – поняла Света. – Это не сказка. Это она и есть. Волшебная Бабушка».

Не получалось поверить.

«Это значит, я выздоровею?»

Баба Тиша смотрела, улыбаясь волшебной улыбкой, и в глазах ее отражались деревья и небо.

– Мурятам нельзя мороженое… – повторила Света.

– Вот и ешь, – сказал Кайман. – За всех.

Солнце посмотрел на него с укоризной.

– А Синий Птиц тоже здесь? – внезапно спросила Света.

– Вроде, да, – поморщился Костя. – Он-то тебе зачем?

– Выпускной, – сурово ответила она, облизывая ложку.

– Чего? – не понял Юра.

– Эх ты, Крокодилыч, – с удовольствием укорил Солнце. – Забыл?

– Забыл, – повинился тот. – Прости, Свет. Ты ж из нас самый взрослый человечек, я и забыл, что ты еще учишься…

– Синий Птиц, – сказала Света, – в прошлом году выпускной ставил. И в позапрошлом. И свой собственный. И это было круто. Пусть мой тоже ставит – я его уломаю!

В Городе действительно не было крытых причалов. Судоремонтный заводик вынесли за городскую черту, за мыс – чтобы не портил вида и не уродовал линию пляжей.

Лето еще не успело начаться, а солнце уже спалило траву на открытых местах. Пологая вершина маленького полуострова стала желтой и казалась лысой. Над ней высился угловатый, угрожающий силуэт: Дельта стоял на задних лапах, упираясь хвостом. Черный, недвижный, дракон казался неживым и вообще небелковым. Современная скульптура: памятник динозавру, спаянный из запчастей. Он смотрел вдаль, на другой край широкого залива, по берегу которого раскинулся Город, на мыс, за которым творилось странное. Семитерране остерегались приближаться к заводу. В ночь прибытия Дельта плавал туда один.