Мандрапапупа, или Тропами падших комет. Криптоапокриф северо-украинской традиции Непонятного

МАНДРАПАПУПА, или Тропами падших комет. Криптоапокриф северо-украинской традиции Непонятного
Олег Синельник

90-е годы прошлого века, памятные резкой ломкой стереотипов устоявшейся жизни, накрывают провинциальный город на севере Украины. Молодой художник в поисках признания сталкивается с представителями магического андеграунда. Перед юношей открывается мистическая подоплёка того, что творится на изломе ХХ века в эзотерическом заповеднике города-антигероя. Книга содержит нецензурную брань.

МАНДРАПАПУПА, или Тропами падших комет

Криптоапокриф северо-украинской традиции Непонятного

Олег Синельник

Дизайн обложки, вёрстка К. Олегова

Корректор, редактор В. Щербонос

Иллюстратор О. Синельник

© Олег Синельник, 2020

© О. Синельник, иллюстрации, 2020

ISBN 978-5-0051-1595-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Хорошо под небесами,
Словно в лодке с парусами,
Вместе с верными друзьями
Плыть, куда глаза глядят.
По дороге с облаками,
По дороге с облаками
Очень нравится, когда мы
Возвращаемся назад.

Н. Олев

Pro loguer

Тайнопойцы осени

Торжественно взошло Черниговсолнце,
в аллеях освещая алкожрач.
То тайнопойцы осени на лонце
цедируют божественный первач,

красивы и вольны, как божьи птахи,
вкушая неба эйдосы сполна,
провозглашая маты, а не шахи,
вещая так, что корчится страна.

По праву их когорте поручили
по горло окунуться в рай земной
те боги, что навеки оглушили
подлунный мир звенящей тишиной.

Змеятся речи тёмные изустно
по лезвий языкам, как «Amaretto»
в бокал Судьбы, где замешали густо
коктейль из вод Кокитоса и Леты

с мистериями сотен фолиантов,
расколотых на тысячи лексем.
Ты вместо погребения талантов
отведай черногончий этот сэм.

КНИГА 1. ЮНГА «ПЬЯНОГО ВОСХОДА»

Гоп-арт

В январе 1995 года я был начинающим 24-летним рисовальщиком, балансировавшим на краю бездны, готовой поглотить все таланты и божьи искры, отнюдь неспроста начисляемые премудрой Судьбой. Кто же мог знать, что прежняя жизнь со всеми её треволнениями окажется лишь тренировкой, готовившей к встрече, которая отобьёт желание зарывать бесценный дар и гонять над его останками «эскадрон моих мыслей шальных», покуда место погребения окончательно не вотрётся в пейзаж, как это стало с могилой Чингисхана.

В ту зиму причиной уныния послужили первые погружения в черниговское арт-желе, наполненное пузырьками, в которых обитали местные мэтры с приставкой «санти» – члены так называемого «Союза художников».

– Заметил, что у вас нет больших картин, – сказал я, осматриваясь во время посещения одной из мастерских. – Это как-то связано с творческими принципами?

– Какие, нахер, принципы? – проворчал санти-мэтр. – От мелочи проще избавиться, если вдруг что. Можно быстро сжечь, сломать, залить краской или, если жалко уничтожать и время позволяет, записать по-быстрому чем-нибудь нейтральным.

– Зачем? – удивился я.

– Ну, мало ли. Всякое бывает.

– Всякое – это что?

– Будешь хернёй заниматься – скоро узнаешь.

Мои фантастические твари, нарисованные в разных техниках и стилях, вызывали у владельцев корочек СХ реакцию, сходную с той, что возникает у неопытных чертей при контакте с архиерейским ладаном класса «А». Благостные рыльца живописцев кривило и морщило, они отворачивались и начинали через плечо, скукоженными голосками, мямлить несуразицу о непонятно кем, когда и зачем установленном примате натюрмортов над свободой творчества и самовыражения.

– Эта ваша, гм-гм, свобода, если и нужна, то, может быть, где-то у капиталистов, в какой-нибудь, скажем так, э-э-э, Америке… Понимаете, юноша, красота должна быть, тэкскээть, красивой… Рисуйте эстетичные пейзажи, натюрморты, а не этот, эм-нэм-нэ, гм-гм, чих, сморк, э-э-э, хаос, который вы, тэскээть, э-э-э, хрю-хрю, гм-гм, воспеваете…

И вот как-то раз, январским утром, я посетил очередного перекошенного пейзажиста, убеждённого, что у так называемого настоящего художника один путь: всю жизнь топтаться на пленэрах и плодить килограммы этюдов. В конце концов выродить нетленку, от которой все ахнут и дадут автору звание «народного» с надбавкой к пенсии и хорошим местом на кладбище.

– А гроб? – спросил я.

– Какой гроб? – испуганно зыркнул на меня живописец.

– Тот, в котором «народного» зароют. Надеюсь, тоже хороший, профсоюзный? Доски первый сорт или всё-таки высший? Иначе какой смысл гробить полжизни на сраных пленэрах. А салон кожаный? С вентиляцией, подсветкой и подогревом? И ещё такой важный момент: у «народного» гроб с карманами или без? Хорошо, когда они внутренние, но и внешние, пожалуй, тоже не помешают. Ой, чуть не забыл спросить о главном! Когда уже сделают спецкладбище для всех «народных» и «заслуженных»? Элите, знаете ли, западло лежать рядом с чернью…

Живописец посерел и, процедив сквозь зубы, что у него ещё куча дел, поспешил завершить аудиенцию…

Я вернулся домой с решением выкинуть к чёртовой матери все свои рисунки и больше не ходить к мазилам, киснущим в прокуренных мастерских ради надбавок к пенсиям и «хороших» мест на кладбищах.