В этом автобусе,
раненько,
на перепутье страны —
в норке ли,
в ватнике рваненьком —
все как будто равны.
Все в прицеле кондуктора,
даже с портфелем мужик.
Голос – как из репродуктора:
«Щас остановка Ежи».
Вслед – Перелаз,
Посудино.
К выходу – этот и тот…
Пусть горожане,
отсюда мы,
в званье едином – народ.
Стёжки-дорожки
Тоскливо.
Сейчас бы в поезд
и, вскочив на подножку,
всем поклониться в пояс —
ботинкам и босоножкам.
Всем,
кто вновь остается,
кто на прощанье машет.
Скоро блеснут болотца
страны необжитой нашей.
Станут навстречь составы
греметь, купе напрягая.
Всем,
кого я оставил,
осталась и жизнь другая.
Лучше она или хуже —
тоскливо не оттого ли,
что, болью обезоружен,
кому-то доставил боли.
Стою прощенья —
не стою,
но помашу с подножки
всем,
кто со мною с лихвою
отмерил стёжки-дорожки.
Всегда с нами
Ушёл отец —
навсегда теперь.
Зачем же его походка
все видится мне?
И та дверь,
и эта в альбоме фотка —
еще не рамке.
И как живой
глядит он в глаза мне,
как бы
ни повернулся —
хоть сядь,
хоть стой.
И рядышком мама —
без свадьбы.
Какая свадьба,
когда война
ещё грохотала, казалось.
Но что-то —
как горстка к горстке зерна —
на целую жизнь связалось.
Теперь они,
молодые,
вновь
вместе – за небесами,
где-то там,
где мир да любовь…
И с нами они,
с нами.
Полог
Которую ночь не спится.
От всех передумок и дум
не спиться бы, ох, не спиться,
ох, не надумать беду.
Бессонья и час так долог,
хоть пой себе или вой.
Сейчас бы в бабушкин полог —
как в детство моё с головой.
Там поезда Транссиба
считали за стыком стык,
выстукивая «спасибо»
каждый, казалось, миг.