Оценить:
 Рейтинг: 0

Головастик из инкубатора. Когда-то я дал слово пацана: рассказать всю правду о детском доме

Год написания книги
2024
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 ... 13 >>
На страницу:
2 из 13
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Прогулка у детдомовцев по расписанию, раз в день, где-то на час-полтора. Гулять нас выводят все время на одну и ту же, закрепленную за нашей группой, веранду, которая располагается прямо напротив главного входа в здание детского дома. Помню, как однажды я чуть не стал виновником ужасной трагедии. А дело было так.

На нас, как обычно, напялили куцые серые пальтишки, обули в уродливые «говнодавы», и выгнали на улицу – проветриться. Мы сидели под крышей уже набившей оскомину веранды и с тоской взирали на забор, за который у нас не было никаких шансов выбраться. Кто-то с помощью дырявого ведерка и лопатки лепил куличики в песочнице, кто-то откусывал кисленькие жопки у муравьев, я же от нечего делать взял кирпич, валявшийся неподалеку, и довольно-таки ловко перебросил его через дырку в стене на другую сторону веранды.

Спустя секунду после этого раздался истошный вопль, и вскоре мимо нас страшно перепуганные воспитательницы пронесли окровавленную девочку! Узрев дело рук своих, я не на шутку расстроился – ну, кто бы мог представить, что на той стороне веранды в это же самое время будет гулять другая группа?! Метнув злополучный кирпич, я, конечно, ни фига не подумал. Да и нечем мне было думать в четыре года…

Мое наметившееся глубокое раскаяние прервало вторжение нашей разъяренной воспиталки – Зинаиды Петровны, которая тут же прискакала на разборки: «Кто бросил кирпич?!». Вся группа, не сговариваясь, мгновенно указала кривыми пальцами на меня (маленьким ушлепкам еще никто не объяснил, что «стучать», вообще-то, не хорошо).

«Ах ты, гадина такая! Ну, я тебе сейчас покажу кузькину мать!» – прорычала воспитательница, и, схватив меня за ухо, буквально поволокла по земле на уже придуманную ею экзекуцию. От боли я орал не хуже той девочки! И никак, честно признаться, не мог понять: кто такой Кузька?! Откуда он вообще взялся?! Что из себя представляет его мать, и почему ее надо кому-то показывать?!

Дотащив меня до своей комнаты и чуть не оторвав по дороге ухо, Зинаида Петровна принялась наносить мне удары специальной палкой, которой она обычно выбивала ковровые дорожки. Это меня несколько озадачило – я вроде не очень похож на напольное покрытие. «Будешь еще кидаться?!» – жутко вращая почти вылезшими из орбит глазищами, кричала воспиталка. «Нееееет, не буууууду!» – что есть мочи вопил я, хотя твердо решил при первом же удобном случае завалить метким броском кирпича мою мучительницу.

Наконец, Зинаида Петровна несколько подустала охаживать меня палкой – видимо избивающие устают от побоев не меньше, чем избиваемые – и, лишив меня приема пищи на весь оставшийся день, она решила, что этого педагогического урока мне будет достаточно. В принципе, мегера оказалась права – видите, как я все подробно и детально запомнил? Ну, а если говорить серьезно, то наказывали нас в детском доме довольно часто. И для этого совершенно не обязательно было кого-то зашибать кирпичом.

Достаточно было, например, просто воспротивиться мыть ноги воспитательнице (она очень любила по вечерам скинуть туфли, поставить тазик с горячей водой и заставить малышей массировать и обмывать ее натруженные в течение дня стопы). Я всегда отказывался это делать – мне была противна сама мысль, что я могу мыть чьи-то ноги – и «Зина-псина», как я «ласково» называл ее про себя, в качестве наказания за непокорность, била меня пластмассовой палкой по рукам! Это была очень болезненная процедура, и как я ни старался не плакать, слезы все равно ручьем катились из моих глаз.

Но однажды я увидел картину, которая буквально потрясла меня и чрезвычайно повлияла на становление моего дурацкого характера! В один из дней Зинаида Петровна, как обычно, устроила показательную порку моему одногруппнику и самому верному другу – Толе Цыплакову. Не знаю, в чем он перед ней провинился, но меня поразило то, с каким невероятным мужеством Толька перенес назначенное ему наказание. Выдержав с десяток сильнейших ударов пластмассовой палкой, он ни разу не заплакал, чем довел воспиталку-садистку до совершеннейшего исступления! Для меня подобное поведение Тольки стало просто чудом каким-то! Я никак не мог понять: как это вообще возможно вытерпеть?!

Феноменальная стойкость Толи Цыплакова произвела на меня столь неизгладимое впечатление, что я проникся к нему невероятным уважением! С одной стороны, мне было страшно жалко его, а с другой – я восторгался какой-то сверхъестественной выдержкой своего маленького приятеля. Вот откуда взялась такая необыкновенная сила духа у пятилетнего малыша?! Непонятно. По всей видимости, был в нем какой-то внутренний стержень, который еще тогда, в самом детстве, никто не мог перебить.

Через пару дней я, будучи от природы очень хулиганистым мальчуганом, снова огребал от воспитательницы. Ей, очевидно, нравилось бить нас, потому что она делала это весьма охотно и с большим удовольствием. Скажу больше: в этом, довольно-таки стремном деле, она была чертовски изобретательна! Самым безобидным наказанием у нее считалось поставить ребенка на крупу. Как правило – это была гречка. Но иногда Зинаида Петровна – добрая душа, не жалела для нас и гороха. Провинившийся ребенок должен был стоять на всем этом рассыпанном на полу великолепии голыми коленками по несколько часов.

Помню, как тяжело давались мне эти изнурительные стояния в углу – крупинки больно впивались в кожу, а воспитательница строго следила за тем, чтобы я не опирался руками на стену, пытаясь уменьшить нагрузку на дико дрожавшие от непосильного напряжения и буквально ходившие ходуном колени!

Если же мы продолжали, как и всякие дети, чего-то упорно не понимать или баловаться, то здесь уже, наша воспитательница, которую правильнее было бы назвать терзательница, выкладывала свои главные козыри, на которые нам совершенно нечем было ответить. Господи, чем она нас только не била: и шваброй, и ремнем, и мокрым полотенцем, и вешалкой, даже снятым с ноги тапком припечатывала (последним, в основном, по лицу)! В общем, всем, что только ни попадалось ей под руку!

На сей раз, Зинаида Петровна придумала новое издевательство, которое заключалось в весьма болезненных ударах резиновыми прыгалками по голой жопе. Помню, как страшно они свистели в воздухе, прежде чем оставить багрово-фиолетовые рубцы на моих ягодицах. Но я твердо решил, что назло «Зине-псине» не пророню ни звука – пусть хоть запорет меня до смерти своими прыгалками! Эта дура аж употела вся, пока стегала и хлестала меня. Я искусал все губы до крови, но моих слез она не увидела. Ни тогда, ни когда-либо позже.

После той экзекуции я подошел к моему закадычному приятелю Тольке и, с плохо скрываемой гордостью, сообщил ему: «Я тозе, как и ты, наусился не плакать, када меня бьют и обизают!». Мы обнялись, как старые, прошедшие суровое испытание пытками, фронтовые друзья, и принялись посмеиваться над воспиталкой, которую считали нашим самым безжалостным и зловредным врагом. В тот момент я и представить себе не мог, как пригодится мне это полезное умение – терпеть боль, в моей дальнейшей, совсем немилосердной жизни…

Больше всего в детском доме меня удивляло, когда некоторые дети пытались называть нашу чокнутую воспитательницу мамой. Да что там удивляло – просто коробило и выводило из себя! Нашли, епрст, «маму»! Она вас дерет, как сидоровых коз, а вы к ней еще и лезете со своим трусливым подхалимажем! Разумеется, я тогда и слова-то такого не знал, но отношение к жополизам и льстецам у меня все равно было крайне отрицательным. Как можно называть мамой какую-то постороннюю тетку, которая тебе никто? Да еще, если она ведет себя по отношению к детям, как злая и ненавидящая их мачеха! Понятно, что детдомовцы не понимали толком, какой должна быть настоящая мать, и потому липли со своими лобызаниями к той, которая этой любви была не достойна.

Самое интересное, что все эти маленькие подлизы тут же ябедничали на меня за то, что я отказывался быть, как все. Они периодически бегали к Зинаиде Петровне и громко, чтобы я слышал, шептали ей: «Мама, мама! Мозно я вам сто-то сказу на уско?». Получив утвердительный ответ, начинающие стукачи буквально преображались в лице от охватывающего их вдруг угодливо-подобострастного чувства: «А вы снаете, сто Олег токо сто сказал мне?». «Ну, что – говори быстрее!». «Он сказал, сто я дуууура!» – неожиданно заливалась слезами какая-нибудь гадкая осведомительница. «Ты что, и вправду назвал ее так?» – обращалась уже ко мне воспиталка. «Так она зе и есь дура, неузели вы не визите?» – удивленно отвечал я ей, и тут же получал тапком по голове – не бог весть какая расплата за удовольствие говорить правду.

Впрочем, случались в детском доме и более экстремальные истории. Однажды к нам в комнату ворвалась какая-то совершенно пьяная и еле стоящая на ногах женщина, которая стала кричать, что зарежет всех, специально принесенной для этого в сумке, бензопилой, если ей сейчас же не отдадут ее сына!

Вся группа тут же ломанулась в туалет – единственное место, где можно было закрыться на щеколду! Не уверен, что кто-то из нас представлял, что такое вообще бензопила, но выглядело все это весьма зловеще. Настолько, что вместо того, чтобы бежать со всеми, я остался заворожено смотреть, как будут развиваться события дальше. Несчастная женщина все ходила по комнате и, размазывая пьяные слезы по лицу, надрывно причитала: «Сволочи, отдайте мне ребенка!», а я, маленький испуганный карапуз, с каким-то двойственным чувством жалости и страха смотрел на нее.

Вскоре приехали вызванные кем-то из воспитательниц милиционеры, которые начали грубо заламывать пьяной посетительнице руки. Кто-то из них, пытаясь утихомирить разбушевавшуюся скандалистку, повалил женщину на пол и наступил ей коленом на лицо, но даже в таком состоянии она продолжала душераздирающе вопить: «Толя, это я – твоя мама! Ты прости меня, непутевую, если сможешь! Я тебя очень, очень люблю!». Спустя еще несколько минут женщину куда-то волоком утащили и больше я ее никогда не видел.

Как выяснилось позже, это была, лишенная родительских прав, мама Тольки Цыплакова, которого воспитательница, подальше от греха, увела в туалет самым первым. Кстати, я только теперь понял, почему Толька так отважно вел себя, когда его били пластмассовой палкой по рукам. А вы попробуйте испугать человека, имеющего за спиной мамашу, готовую резать всех направо и налево бензопилой! Видимо, в своей родной семье, ему приходилось претерпевать гораздо более жесткие вещи, из-за чего он, собственно говоря, и оказался среди нас, горемычных.

Но вернемся к распорядку дня детдомовца. Вернее, к последней и заключительной его части – отбою. Тем более, что здесь начиналось чуть ли не самое интересное. Обычно мы никогда не засыпали сразу по приказу ночной нянечки (она приходила на смену дневной злюке), а, дождавшись ее ухода из палаты, начинали отчаянно беситься, как делают это обычно все дети нашего возраста. В ход у нас шли подушки, одеяла и прочие милые сердцу кастелянши вещи, которые мы на радостях готовы были распотрошить до желтоватой ваты и куриных перьев!

Подобное пренебрежение режимными запретами продолжалось у нас довольно-таки долго, пока в один из ужасных дней, а точнее сказать – ночей, в окно нашей спальни, расположенной на первом этаже здания, не постучалась самая, что ни на есть, настоящая нечистая сила! Все дело в том, что еще задолго до этого страшного события «добрая» нянечка частенько рассказывала нам про некую Бабу-Ягу, которая по ночам приходит к непослушным детям с намерением разнообразить ими свою меню…

Честно признаться, мне совершенно не хотелось быть съеденным! У меня было хорошее воображение, и я тут же начинал очень живо представлять себе, как злая и горбатая старуха пытается сожрать меня. В какой-то момент ей удается задуманное, и я оказываюсь в желудке у этой мерзкой твари! Понятное дело, что после такой жизнеутверждающей сказки на ночь, баловаться мне уже не хотелось (спать, кстати, тоже!). Но спустя некоторое время моя хулиганская натура брала вверх, и, позабыв про всяких бабок-каннибалок, я уже грезил о новых шалостях и бесчинствах.

Но на сей раз нечистая сила, по-видимому, решила взяться за нас всерьез. Мало того, что она угрожающе постучала в окно, что заставило всю малышню буквально оцепенеть от страха и затем стремительно броситься в россыпную по своим кроваткам, чтобы тут же притвориться спящими! Так она еще и проникла в нашу палату, что чуть не стоило мне инфаркта в пятилетнем возрасте!

Я вдруг услышал, как некая дьявольская субстанция медленно и тягуче открывает скрипучую дверь, после чего громыхая огромными когтями по полу, крадется вдоль трясущихся, от нашего запредельного испуга, коек! Накрывшись с головой одеялом и лихорадочно дрожа от охватившего меня ужаса, я желал только одного: чтобы так некстати свалившаяся на нашу голову бабуся съела не меня, а кого-нибудь другого. И тогда я уж точно исправлю свое поведение с плохого на хорошее, даже примерное!

Ситуация сильно усугублялась тем, что незадолго до этого, нам показали по телевизору первый советский фильм ужасов про Кощея Бессмертного (вторым был еще более кошмарный «Вий» с его леденящим кровь требованием: «Поднимите мне веки!»). Так вот, я не мог смотреть на этого жуткого Кощея без содрогания! Я даже прятал свое лицо в ладошки, чтобы только не видеть его страшного, лысого черепа, обтянутого кожей! А тут еще какая-то Баба-Яга притащилась – она меня, конечно, добила окончательно! Потому что если этот, восставший из ада старик со своим засекреченным яйцом так мрачно выглядел, то какой отвратительной должна была быть его старуха?!

Одним словом, я никогда в жизни не был так чудовищно напуган, как в тот момент, когда Баба-Яга, причмокивая губами, копошилась где-то совсем рядом с моей кроватью. Видимо, она уже доедала какого-то несчастного малыша, который имел неосторожность открыть свои глаза и взглянуть на нее! Я лежал, что называется, ни жив, ни мертв, буквально обмирая от страха, но изо всех своих последних сил старался делать вид, что сплю. Сердце у меня стучало так, что казалось, готово было выпрыгнуть из груди! Если бы чертовой бабке тогда вздумалось хотя бы дотронуться до меня, то я бы, вне всякого сомнения, тут же на месте и умер – меня бы просто разорвало от омерзения и ужаса!

Это стало одним из самых тяжелых воспоминаний, вынесенных мною из детского дома, и я до сих пор достоверно не знаю, кто нагнал на меня столько жути в детстве! Могу только предположить, что это был преступный тандем вечно пьяного сторожа и ночной нянечки. Первый, скорее всего, всосав привычные ему сто грамм, принялся стучать палкой по окнам, а вторая, надев чулок на голову, дабы ее не узнали (мне об этом наутро «съеденный» мальчик рассказывал), изображала из себя Бабу-Ягу – чтобы ей пусто было!

Глава 3

Были и на нашей улице праздники

    Поговорка

Вы, наверное, скажете, прочитав все это: «Какое мрачное и беспросветное детство было у этого бедного парня!», но я с вами не соглашусь, потому что в нашей жизни случалось и много хорошего. Помню, как однажды мы всей группой ходили в расположенный неподалеку лес. Ради такого неординарного путешествия нас, единственный раз за все время нахождения в детском доме, вывели за его территорию, и мы вдруг увидели, насколько огромен и прекрасен мир, скрываемый за бетонным забором нашего сиротского учреждения!

Накануне нас всех собрали и строго предупредили, что мы идем знакомиться с кустами и с деревьями, но если кто-то отобьется от группы, а уж тем паче потеряется, то его никто искать не будет, и он останется в этом лесу навсегда. Меня такая перспектива только обрадовала, и я втайне надеялся заблудиться где-нибудь среди трех сосен.

Но пора было строиться в колонну. Впереди с красным флагом торжественно вышагивала наша воспитательница, а за ней, уцепившись сзади за майки друг друга, топали своими маленькими ножками мы! Вот такой причудливо извивающейся и радостно галдящей гусеницей, мы и переползли через дорогу. Потом прошли еще несколько сотен метров вдоль череды каких-то невысоких построек, и вошли в лесную чащу.

Счастью моему не было предела! Я первый раз в жизни увидел настоящий лес и поразился его необыкновенной красоте! Стоял жаркий летний день, но под сенью деревьев веяло приятной, обволакивающей прохладой. Со всех сторон слышался неумолкаемый гомон лесных птах – они так же, как и я, буквально захлебывались от восторга, распевая на все лады гимн ликующей природе! И мне вдруг нестерпимо захотелось стать такой же свободной птицей, ну, или хотя бы большим и вечнозеленым деревом.

Ведь уметь перевоплощаться в любое живое существо или в прекрасное растение по плечу каждому маленькому волшебнику, каковым я, быть может, не имея на то достаточных оснований, считал, разумеется, и себя! Во всяком случае, мысленно я уж точно мог превратиться во что угодно. Это сейчас, уже будучи взрослым, я забыл, как это делается. А в далеком детстве мне ничего не стоило улететь на крыльях мечты в сказочную страну, именуемую «Тридевятым царством», где текут молочные реки и растут молодильные яблоки! Либо же отправиться на поиски болотной лягушки, в которой я самонадеянно рассчитывал обнаружить заколдованную Василису Прекрасную!

Именно тогда я впервые почувствовал, что все живое на земле тесно связано какими-то прозрачными, невидимыми нитями, и, в сущности, все мы есть одно неразрывное целое! Просто со временем это пленительное чувство родства с окружающим нас миром куда-то улетучивается, и мы становимся самыми обычными, довольно заурядными и ограниченными людьми. Хотя кто его знает, может я в детстве понимал язык животных и умел разговаривать с птицами? Да что там может – точно умел!

Вообще, по малости лет, все окружающее кажется нам чрезвычайно загадочным и таинственным. Собственно, вся наша жизнь в этом возрасте есть одна большая тайна, которую мы постоянно пытаемся разгадать! За каждым кустиком и пригорком нас ждут самые невероятные открытия, а в углу темной комнаты или пыльного чердака мерещатся сказочные существа. С ребенком потому и происходят всякие чудеса, что он в них свято верит!

Как бы мне хотелось сегодня снова перенестись в свое счастливое – без всяких шуток – детство! С его захватывающей дух свежестью первых впечатлений. С его бесконечно наивной и неугасимой верой во все хорошее, которую даже взрослые не смогли разрушить. С его удивительной способностью заразительно смеяться невпопад над всякими милыми глупостями. С его постоянным ощущением заплутавшего где-то чуда, которое непременно должно случиться, стоит тебе только этого сильно захотеть!..

А вспомнить мою совершенно невероятную, быть может, самую большую и искреннюю в жизни любовь! Да, да – в детском доме я страшно влюбился в девочку, и это незабываемое событие полностью заслонило от меня все негативные стороны моего там пребывания! Я втюрился в нее так, как никогда еще до этого, что, в общем-то, было не удивительно, ведь подобное чувство настигло меня в первый раз! Звали ее, как сейчас помню, Нина Осерчук. Это было совершенно прелестное, очаровательное создание с глазенками небесного цвета и тихим, проникновенным голосочком, который, звеня переливистым серебряным колокольчиком, повергал меня в глубочайший экстаз!

Когда я смотрел на нее, мне казалось, что я видел перед собой ангела! Причем, чувства мои, в силу малости нашего возраста, были самыми, что ни на есть, платоническими. Я любил ее абсолютно чистой, незамутненной и не опошленной еще ничем любовью, которая бывает, пожалуй, только в детстве! Мне не хотелось от Нины ничего, кроме как ежесекундно смотреть на нее, чувствовать ее присутствие рядом, и млеть от невыразимого блаженства всякий раз, когда она поворачивала в мою сторону свою прекрасную головку…

Но горе было тому из моих одногруппников, кто пытался хотя бы заговорить с ней! Тут моя плохо контролируемая – как выяснилось столь рано – ревность проявляла себя во всей своей отвратительной красе. Я тут же коршуном кидался на соперника и бил его со всей дури кулаком прямо в глаз! Понятно, что с фингалом он был уже не так привлекателен для Ниночки, да и не особо хотел ей понравиться, боясь обзавестись еще одним бланшем. Я же, не переставая, думал о том, как бы мне с честью выполнить какое-нибудь невыполнимое задание моего ангела, из разряда: «Пойди туда – не знаю куда, и принеси то – не знаю, что!».

Проблема заключалась в том, что ни о чем таком Ниночка меня не просила. Она вообще (признаюсь вам с грустью) почти не обращала на меня внимания. Пытаясь хоть чем-то заинтересовать ее, я скормил этой вредине какое-то невероятное количество печений и конфет, сэкономленных мною на ужинах – она разжирела на сладостях, но взаимностью мне так и не ответила! И все-таки, и все-таки, как сказал когда-то поэт: «О милых спутницах, которые наш свет своим сопутствием для нас животворили, не говори с тоской: их нет; но с благодарностию: были»…

Кстати, удивительное дело, но у нас в детском доме был свой, особенный язык, который помогал нам общаться между собой и годился на все случаи жизни. Но еще более невероятно было то, что во всех детских садах малышовый сленг был приблизительно одинаков! Поразительно, как разные детдомовцы и детсадовцы, находясь на значительном удалении друг от друга в огромной стране, использовали одни и те же слова и выражения! Взрослые нам их, что ли, нашептывали? Я вам сейчас перечислю кое-какие детские шутки-прибаутки и уверен, вы сразу их вспомните:

«Ябеда-корябеда, соленый огурец! На полу валяется, никто его не ест!», «Щас как дам по башке – улетишь на горшке!», «Врешь ты все! И спишь ты в тумбочке!», «Попрошайкам не дают, они сами достают!», «Чего зыришь? В штаны напузыришь!», «Всю помойку облизала, а спасибо не сказала!», «Ты мне больше не дружок, и не какай в мой горшок! Отдавай мои бумажки, забирай свои какашки!», «Расскажи мне сказку, как дед насрал в коляску и поставил в уголок, чтоб никто не уволок!», «Вышел заяц на крыльцо, почесать свое яйцо. Сунул руку – нет яйца, так и брякнулся с крыльца!», «Не учи ученого, сожрешь говна печенного!», «Будь другом – насри кругом! Будь братом – насри квадратом!», «Повторюшка – дядя Хрюшка, а по имени – индюшка!», «Я тоже, я тоже – на говно похоже!», «Ну а ты, ну а ты – жопой нюхаешь цветы! А цветы железные, для тебя полезные!», «Обезьяна Чи-чи-чи продавала кирпичи, за веревку дернула и нечаянно пернула!», «Обзывайся целый год, все равно ты бегемот!», «Кто как обзывается, тот сам так называется!», «Щас как режиком заножу – будешь дрыгами ногать и мотою головать, из крови живот пускать!», «Мирись, мирись, мирись и больше не дерись, а если будешь драться, то я буду кусаться! А кусаться не причем, буду драться кирпичом, а кирпич ломается – дружба начинается!»…

А помните, с каким необыкновенным воодушевлением в детстве мы пожирали зимой сосульки на улице?! О, это было любимое наше сезонное лакомство! Мы сбивали или отламывали их с крыш, а потом аппетитно хрустели тающими прямо во рту деликатесами! Сосульки казались нам какой-то невероятной вкуснятиной, и сравниться с ними мог разве что снег, также употребляемый нами в пищу с огромным удовольствием! Девчонки почему-то особенно любили полизать сосули – может у них это врожденное? У нас была одна пигалица, которая мимо призывно висящей сосульки спокойно пройти не могла. Она находила самую большую и толстую, а затем принималась страстно грызть и посасывать ее, к ужасу всех детдомовских воспитательниц!

Еще одним популярным зимним развлечением среди малышни было приклеиться на морозе языком к какой-нибудь железке. Я подобные сомнительные аттракционы никогда не практиковал, но постоянно наблюдал, как мои придурковатые одногруппники облизывали своими длиннющими языками то скрипучие железные ворота, то металлическую ручку входной двери. Видимо, пытались попробовать их на вкус, ну и прилипали, разумеется, намертво. Так и висели, идиоты, на своих языках, подергиваясь с непривычки, пока их взрослые с помощью теплой воды насилу от этих железок не отдирали…

Уже много лет спустя, заканчивая последний класс интерната, я, влекомый не столько ностальгией, сколько банальным любопытством, поехал в свой дошкольный детский дом, находящийся на другом конце Москвы, и уговорив старого сторожа, проник в покосившееся от ветхости здание. Никакого детского дома в нем уже не было – теперь там располагался какой-то районный «Центр творчества».

Черт побери, как же здесь все изменилось! Когда-то этот дом казался мне огромным и необычайно вместительным, составляющим для нас целый неизведанный мир! Нынче же он больше походил на маленькую, невзрачную избушку, в которой непонятно каким образом умещались раньше около сотни брошенных своими родителями детей.

<< 1 2 3 4 5 6 ... 13 >>
На страницу:
2 из 13

Другие аудиокниги автора Олег Андреевич Сукаченко