Детство. Уроки

Детство. Уроки
Олег Васильевич Фролов

Эта книга – продолжение начатого в предыдущей моей книге "Давно это было" (М., 2024 г.) рассказа о годах моего детства. В нее включены мои личные воспоминания о том, что и как помню, с благодарностью всему и всем, о чем и о ком вспомнил и рассказываю.

Олег Фролов

Детство. Уроки

Эта книга – продолжение рассказа о тех годах моего детства, которые пришлись на период жизни нашей семьи в «сером» доме. В нее включены мои личные воспоминания, которые не могут не быть субъективными, но они ни в коем случае не направлены на компрометацию чего-либо или кого-либо. Я рассказываю так, как помню, а за прошедшие годы кое-что могло под забыться, быть ошибочным … В любом случае, я благодарен всему и всем, о чем и о ком вспомнил и рассказываю. Всё это и все, о ком я рассказываю, безусловно повлияли на меня, помогли мне стать не только тем, но и таким, кем и каким я стал. Поэтому я и назвал эту книгу – «Детство. Уроки»

***

Из «красного» трёхэтажного двухподъездного кирпичного дома мы переехали в «серый» пятиэтажный четырехподъездный то же кирпичный дом. «Серый» он по цвету кирпича. На первых порах мы называли его «белым», но со временем, по мере того как цвет кирпича изменялся, становился темнее и темнее, мы стали называть дом «серым».

Микрорайон, в котором находился наш дом, выглядел следующим образом. Начиная от Комсомольской улицы, вдоль Первомайской улицы по направлению в сторону Москвы первым стоял угловой дом, в котором находился исполком городского Совета депутатов трудящихся, за этим домом были еще два дома и уже после них, «упираясь» в Советскую улицу еще один, третий по счету, дом, к которому под прямым углом примыкал еще один дом, фасад которого выходил на Советскую улицу.

Между первым и вторым домом по Первомайской улице, отделенный от них эллипсообразным сквером, и находился наш дом. Между этими двумя домами был высокий из металлических прутков зеленого цвета забор, в центре которого была такая же зеленая металлическая из прутков калитка, которая, не помню, чтобы когда-нибудь запиралась. Как раз напротив этой калитки за сквером находился второй подъезд нашего дома, считая от Москвы.

Сквер, насколько я помню, всегда был заросший довольно высокой, до сорока пяти сантиметров, выраставшей в конце лета нередко выше деревянного зеленого цвета из заостренных вверху штакетин ограждавшего сквер забора, никогда не окашиваемой травой, среди которой местами были видны белые цветки «табака». В центре сквера, как раз напротив второго подъезда, была шириной около полутораметровый грунтовая постоянно размокавшая после дождей дорожка, приводящая к круглой клумбе метров трех в диаметре, на которой росли какие-то цветы, из которых я запомнил лишь «анютины глазки» преимущественно желто-фиолетовой окраски. По краям сквера на расстоянии примерно в пять метров росли невысокие до трех метров тополя. Сразу скажу, что и летом, и зимой я и мальчишки беспрепятственно играли в этом сквере, ни разу не было, чтобы кто-либо из взрослых сделал нам замечание, что мы «топчем» траву, или попытался выгнать нас из сквера. Со временем по центру края сквера как раз напротив металлической калитки был установлен темно-зеленого цвета квадратный на двух брусках фанерный стенд, на котором размещались объявления, помнится даже о дате и времени приезда машины для сбора бытовых отходов.

Со стороны Советской улицы рядом с домом, примыкавшем к дому по Первомайской улице, находилось здание средней школы с пришкольным участком. Между забором школы и торцом нашего дома проходила асфальтированная примерно до двух метров ширины дорожка, за ней и до около полуметра высотой зелёного из заостренного в верхней части штакетника палисадника нашего дома была открытая площадка. На этой площадке были врыты деревянные столбы, на привязанные к ним веревки жители нашего и, очевидно, соседнего, расположенного примерно своей третью напротив нашего, домов вешали для сушки выстиранные вещи: простыни, пододеяльники, наволочки и т. п. И, опять-таки не помню, чтобы кто-либо запрещал нам, мальчишкам, бегать и играть между сушившимися вещами. Особенно запомнились вещи, которые приносили домой с мороза. Как сейчас помню, бабушка приносит зимой таз с лежащими в нем покрытыми ледяной, пахнущей морозом корочкой, вещами. Они твердые, потрескивают и ломаются при их распрямлении.

Но сушка вещей на этой площадке закончилась довольно быстро, может быть, в течение года. Дело в том, что для сушки стали использоваться теми, у кого были, а таких в «сером» доме было подавляющее большинство, балконы. И на нашем балконе были установлены, прикрепленные к узким торцевым его бокам п-образные, кажется, металлические стойки, к перекладинам которых были привязаны на всю длину балкона веревки, на которых и развешивались выстиранные вещи. Если таких вещей было много, дополнительно к перилам, ограждающим балком также привязывались веревки.

За нашим домом сначала была, кажется, одноэтажная невзрачная на вид, деревянная, вытянутая от дорожки, проходившей у школьного забора, в сторону Комсомольской улицы, заводская столовая. Тут же у этой дорожки находился, как называла его бабушка, «шалман» – магазин, ни магазин, буфет, ни буфет, не знаю, как его правильно назвать, но ни в коем случае не кафе, в котором возвращавшиеся после окончания смены работники завода, принимали «на грудь» различные спиртные напитки. Помню, в своего рода, «киоске» – выгороженной его части, застекленной со стороны дорожки, продавались папиросы и что-то еще … Почему-то в этом «киоске» мы покупали конфеты-«подушечки». Почему «подушечки»? Потому что они были квадратной формы, примерно полуторасантиметровой длины и ширины, толщиной около одного сантиметра, их поверхности снизу и сверху от их центра были на все четыре стороны, скошенные друг к другу. «Подушечки» были светло-розового цвета с начинкой из варенья, может быть, повидла или джема, не знаю точно, темно-фиолетового цвета. Положишь такую «подушечку» в рот: она сладкая, медленно тает, начинка тянется … Помню, что несколько раз родители давали мне монетки какого-то номинала, и я бегал покупать эти «подушечки», возвращаясь в нашу квартиру с маленьким бумажным, с загнутой и прижатой верхней частью, кульком в виде перевернутого вверх основанием конуса. Вне квартиры я купленные мною конфеты никогда даже не пробовал

Через несколько лет столовую, «шалман» и «киоск» снесли, на их месте построили детский сад. Помню, как я наблюдал за его строительством от выкопки котлована и укладки фундамента из бетонных блоков до окончания благоустройства детсадовской территории из окна нашей большой комнаты, а теплыми летними днями с балкона. Можно сказать, изучал технологию строительства. Уверен, что эти мои наблюдения, помогли мне в дальнейшем, но об этом после … Территория детского сада была обнесена примерно двух с половиной метровым «глухим» деревянным серо-зеленого цвета забором с накладными, из реек, вытянутыми по длине, светло-коричневого цвета ромбами. Нам, мальчишкам, было, естественно, интересно посмотреть, что там за этим забором, за которым мы слышали детские голоса. А как? На территорию детсада нас, понятное дело, не пускали, хотя один раз через несколько лет мы не только попали туда, но и были в помещениях детского сада. Точно не помню, но это, кажется, было связано с тем, что не знаю, уж, почему, мы убирали снег с детсадовских дорожек, замерзли и нам разрешили зайти погреться. Припоминаю, что нас попросила помочь: то ли дворника почему-то не было, то ли он не справлялся, какая-то женщина из персонала детского сада.

Так, вот, вернемся к вопросу о том, как посмотреть, что за забором. Ответ на него мы нашли быстро: подставляли наискосок от забора к земле доску, чаще где-то до метра длиной и сантиметров десяти шириной, благо, что подобных дощечек, в то время найти было можно, отходили от забора на несколько метров, разбегались и вскакивали одной ногой на верхнюю часть доски одновременно стараясь ухватиться руками за верх забора. Тому, кто был повыше ростом, вследствие чего его голова возвышалась над краем забора, удавалось на какое-то мгновение заглянуть на детсадовскую территорию; остальные, более низкие ростом, пытались подтянуться, карабкаясь и стараясь опереться ногами на рейки ромба. Но это мало кому из них удавалось, и они или успевали спрыгнуть, или падали. Но, что удивительно, никто не получил никаких травм от таких падений. Была еще одна опасность: к поверхности верхнего примерно семисантиметровой ширины края забора была прибита колючая проволока. Но и эту опасность удалось избежать из-за того, что ширина мальчишеских ладошек была меньше расстояния между «колючками» проводки, которые были видны с земли на том расстоянии, на которое отходили для разбега. Так, что разбегавшийся заранее представлял, в каких местах он должен схватиться за верхний край забора, чтобы не наколоться.

Кстати, у этого забора, напротив того места, где площадка стыковалась с палисадником вокруг торцевой части дома, я с мальчишками в первые после нашего переезда из «красного» в «серый» дом часто играл. Мы из обрезков досок и фанеры, которых было достаточно много после строительства дома, сооружали некие подобия корабля или машины, а то и просто домика. Почему именно в этом месте? Думаю, потому что оно хорошо просматривалось с нашего балкона, бабушка в любой момент могла посмотреть, где я и чем занимаюсь, да и позвать домой.

С другого торца нашего дома, выходившим в сторону Комсомольской улицы, также была площадка, на которой сушили выстиранные вещи, но на ней стояла и веранда, примерно такая, как стояли в том детском саду, в который я ходил в «красном» доме, да и детском саду за нашим «серым» домом. За ней параллельно нашему стоял сначала один пятиэтажный ближе к угловому дому, потом второй пятиэтажный параллельный первому дома; а между ними был ещё один, меньших размеров.

«Помойка» или другими словами «место для сбора мусора» находилась между школьным забором и проходом между вторым и третьим домами по Первомайской улице, немного сдвинутая в сторону третьего дома.

Со временем от нашего подъезда в сторону школы была проложена асфальтированная, примерно метровой ширины дорожка, подняться на которую можно было, кажется, по двум бетонным ступеням. Она упиралась в дорожку, проходившую вдоль школьного забора. Помню, что какое-то время в этом заборе напротив дорожки от нашего дома была дыра, через которую, сокращая себе путь, я, как и мальчишки и девчонки ходили в школу.

Таким образом, получалось, что наш двор служил проходным двором для всех, кто хотел с Первомайской улицы попасть на площадь перед проходной завода или обратно. Кстати, о площади. Она была почти квадратной формы и, если выйти на нее со стороны нашего дома, то. Справа на ней стояло большое с колоннами здание серого цвета Дома культуры «Вперед», слева желтого цвета здание бывших районных комитетов КПСС и ВЛКСМ, в то время, о котором я рассказываю, это было зданием Дома пионеров. Напротив здания Дома пионеров через площадь находилась проходная завода, а на против здания Дома культуры – здание авиационного техникума. Возможно, я ошибаюсь, но, по-моему, на площади, ближе к зданию техникума в небольшом неогороженном скверике, поросшем невысокой густой травой, росли примерно пятиметровой высоты ели.

***

Но вернемся к нашему дому, который, не был, уж, так далеко от прежнего «красного» дома, как сейчас говорится, они оба были «в шаговой доступности». Да и, вообще, все места, в которых мы бывали в то время в Долгопрудном, все были «в шаговой доступности».

Мы жили в первом, ближнем к школе, подъезде на пятом этаже. Лифта и мусоропровода в доме не было. На каждую лестничную площадку выходили четыре квартирные двери, если не ошибаюсь, две, квартиры которых были слева от маршевой лестницы, были однокомнатные, а две других противоположные им – двухкомнатные.

В стене, противоположной маршевой лестнице и разделявшей квартирные двери, на высоте более метра, за металлическими дверями со стеклянными оконцами, размещались электрические счетчики: на каждую квартиру отдельный, с отдельной дверью. Помню, не знаю почему, возможно, из-за перепадов напряжения, папе приходилось довольно часто менять пробки, установленные под счетчиком: выкручивать перегоревшие и вкручивать новые. Естественно, так же поступали и наши соседи. Не могу не сказать и о том, что не всегда «под рукой» оказывались новые пробки: из белого фаянса, с, кажется, чуть выпуклым трехполосным сплошным кольцом, служившим одним из контактов, охватывающим посередине усеченный узкой стороной вниз округлый конус, с похожим на «монетку в две копейки», только с абсолютно гладкой поверхностью, вмонтированным в узкий низ пробки вторым металлическим контактом. В таких случаях вместо отсутствующих новых сам видел, соседи ставили так называемые «жучки»: обвязывали круглый металлический контакт одним концом тонкой медной проволоки, сгибали её и касались другим концом второго контакта. В результате вкручивания такого «жучка» электричество в квартире у них появлялось. Папа, когда я рассказал ему об увиденном, объяснил мне опасные последствия, как самого процесса вкручивания, так результата использования такого «жучка». Не знаю, видимо, повезло, что в доме никто не пострадал и не было пожаров от таких «жучков».

Так, как мы в «сером» доме жили на пятом этаже, то на нашей лестничной площадке, как и в «красном» доме, была металлическая из квадратного сечения около метра шириной серо-синего цвета лестница на чердак, закрытый черным металлическим люком с навесным замком. Лестница была прижата к перилам, расположенным справа от маршевой лестницы до прилегающей стены.

Наша квартира была, если смотреть от маршевой лестницы, второй справа.

При входе в нее начинался небольшой, около трех метров длины и примерно до двух метров ширины коридор, слева в нем была дверь в совмещенный санузел, коридор поворачивал налево и через, кажется, три метра заканчивался дверью на кухню. Первоначально правой стены коридора от поворота до кухни не было, вместо нее был огромный проем, открывавший большую комнату. В противоположной этому проёму стене метрах в двух от балконного окна была дверь во вторую, маленькую комнату. В этой же стене вплотную к противоположной балконной стене была распашная «глухая» деревянная с круглыми пластмассовыми ручками на створках дверь в прямоугольную в основании кладовую. Была и еще одна с вставленным в нее большим стеклом дверь в кладовую. Она находилась в стене, противоположной стене с окном в маленькой комнате. Длина кладовой была равна ширине маленькой комнаты, а ширина около двух метров. Кстати, после полетов Ю. А. Гагарина и Г. С. Титова, я, представляя себя будущим космонавтом и зная, что в космосе темно, уходил вечерами в кладовую, в которую не попадал даже случайно луч света из занавешенного оконного стекла, и привыкал к темноте. А папа по моей просьбе «засекал время» моего нахождения в «космосе». Я был рад, что раз от разу это время увеличивалось и увеличивалось.

В отличие от квартиры в «красном» доме, в «сером» обоев на стенах не было. Вместо них был, как мы говорили, «накат»: нанесенные на шершавую светло-зеленую поверхность стен многочисленные «золотые завитушки», которые из-за своих изогнутых продолговатых с одного конца остроугольных, а с другого расширяющихся форм, немного напоминали «хвосты кометы». Длина каждой «завитушки» была в пределах семи сантиметров, а максимальная ширина до пяти миллиметров.

Еще одним отличием новой квартиры было то, что в нее на кухню был проведен газ, нужда в «керосинке» пропала, хотя она сохранилась до сих пор в рабочем состоянии. При входе на кухню слева стоял холодильник «Ока III», рядом с ним прямоугольная двухдверная с полкой внутри белого цвета тумба, за ней на боковой стене висела водогрейная газовая колонка, далее были установлены раковина – «мойка» и газовая плита. Была на кухне и белого цвета прямоугольная с двумя распашными дверками и полкой внутри тумба.

Водогрейная колонка часто «барахлила», долго разжигалась, ее приходилось ремонтировать. Но, зато была горячая вода и на кухне, и в ванной. Хотя, бывали случаи, когда из-за нерабочего состояния колонки, папа брал меня с собой в городскую баню. Запомнилось, что это было зимой.

Газовая плита, почему-то мне кажется, двухкомфорочная, то же не была без недостатка: бабушка говорила, что ее духовка плохо печет.

Расскажу еще об одном отличии новой квартиры от предыдущей. Оно заключалось в том, что санузел был совместным, то есть туалет и ванная были в одном квадратном со сторонами примерно около трех метров длиной помещении. Входишь в него, слева унитаз, такой же, как в «красном» доме, за ним по прилегающей стене раковина– «умывальник», рядом с ним, вдоль боковой стены ванна, металлической изогнутой в верхней части под тупым углом душевой стойкой.

Но, пожалуй, наиболее значимым для меня – маленького мальчика отличием новой квартиры от старой было наличие балкона. На этом, почти трехметровой длины и метровой ширины балконе, я, в первое время под присмотром бабушки, обычно сидевшей на «венском» стуле и читавшей в очках очередную книгу, я играл, а по мере взросления даже занимался «плотницкими» работами: выпиливал из обрезков досок деревянные пистолеты, а однажды, вырубил с помощью стамески и молотка из продолговатого листа фанеры автомат Калашникова. Выход из большой комнаты на балкон был через «глухую» снизу и застекленную в верхней части на одном уровне с прилегающем к дверной коробке окном двойную дверь.

С балконом была связана история с шаровой молнией. Как-то летом «заходила» гроза: в пока еще не закрытом тучами небе сверкали молнии, гремел гром, но дождя еще не было. После одной вспышки молнии из розетки вылетели во все стороны желтовато-оранжевые искрящиеся длиной от десяти до тридцати сантиметров полосы и нее медленно выплыл оранжевый шар сантиметров двадцать диаметром. Переливаясь и мерцая, шар медленно и плавно, немного приподнимаясь «поплыл» в открытую дверь балкона. На балконе шар отклонился вправо, приподнялся и исчез, покинув балкон.

***

Естественно, мы переехали в новую квартиру, захватив мебель, что была в нашей квартире в «красном» доме. Помню два варианта ее расстановки в двухкомнатной квартире, наличие двух вариантов обусловлено тем, что наряду с приобретением новой мебели, имела место и некая перепланировка квартиры. Но обо всем этом по порядку.

Итак, первоначальный вариант расстановки мебели был, помнится, таким: в большой комнате по стене перед распашными дверями кладовой стояла деревянная кровать, над ней по стене висел ковер, вплотную к кровати и до двери в маленькую комнату буфет, от этой двери до балконного окна стояла этажерка, напротив нее у противоположной стены от балконной двери до проема на квадратном столе, который привезла бабушка вместе с дровами, о этом я рассказал в моей книге «Давно это было», стоял телевизор «КВН», в центре комнаты находился круглый с раздвижной крышкой стола и «венские» стулья.

В маленькой, смежной с большой, комнате между входной дверью и окном стояла детская кроватка, напротив которой от окна и вдоль всей стены располагались трельяж на прямоугольном с выдвижным ящиком светло-коричневого цвета столике, тахта и фанерный шкаф с большим зеркалом. С другой стороны, напротив части тахты и этого шкафа, прикрываемая распахнутой входной в комнату дверью, стояла металлическая кровать. В стене между шкафом и кроватью находилась вышеупомянутая мною дверь в кладовую. В кладовой слева от этой двери стоял книжный шкаф и небольшой с круглой поверхностью диаметром около полуметра на четырех вогнутых внутрь высоких «венских» ножках, соединенных изнутри деревянным обручем, высокий столик. Этот столик после того, как нам был установлен, кажется, когда я уже заканчивал первый класс школы, телефонный аппарат, был перенесен в коридор у входной двери в квартиру. Помню, что по телефону, стоявшему на этом столике, звонили не только мы, но и, приходившие изредка именно для этого к нам, соседи и знакомые.

Несколько лет позже расстановка была уже другой. И это было связано с тем, что была осуществлена частичная перепланировка квартиры.

Выше я уже рассказывал, что первоначально справой стороны коридора, ведущего на кухню стены не было, а был проем. Его длина была около трех с половиной метров. Получалось, что коридор и большая комната, по-сути, были одним помещением, что, конечно, было неудобно. Приходилось занавешивать проем на всю его длину и высоту плотной, кажется, габардиновой портьерой. Она была тяжелой, зеленого с сверло-серыми графическими, можно сказать, абстрактными рисунками.

Поэтому, как я понимаю, было и принято решение снять эту портьеру, а проем сделать «глухим», соорудив на всю его длину и высотой с пола до потолка стену, тем самым отделив коридор от большой комнаты. Я не помню, когда именно, это произошло, только помню, что, как-то приехав, возможно, с дачи, о которой я расскажу позже, я увидел, что проёма нет, а для того, чтобы можно было войти в большую комнату, из коридора, шедшего от входной двери квартиры в кирпичной стене, было прорублено сквозное отверстие, в которое была вставлена дверь. Стена, закрывшая проем, как я припоминаю, была фанерная с двух сторон: со стороны коридора и со стороны большой комнаты, очевидно, прикрепленная к каркасу из брусков. Эта стена была оклеена обоями.

В связи с проведенными изменениями и покупкой некоторых новых предметов мебели большая комната, по истечению нескольких лет после сооружения вышеназванной стены, в итоге выглядела так: слева от нового входа в нее стоял большой светло-желтого цвета с коричневыми закругленными передними вертикальными углами и основанием трехдверный платяной шкаф, который мы называли «гардеробом». За двумя распашными дверями на вешалках-«плечиках» размещалась верхняя одежда, а за третьей дверью были полки для остальных вещей. Этот «гардероб», как и многие другие вещи, о которых я рассказал и буду рассказывать дальше, сохранились до настоящего времени.

От «гардероба» в сторону балконной двери стояла диван-кровать, также сохранившаяся, за ней вплотную к стене, в которой находился выход на балкон, на квадратном столе стоял телевизор, но не «КВН», а «Темп-6». Телевизор «Темп» приходилось часто ремонтировать не только силами вызываемого из телеателье мастера, но и отдавая «Темп» в это телеателье для основательного ремонта. Телеателье находилось в том же доме, где был исполком городского Совета депутатов трудящихся. Помню, из-за того, что телевизор был на ремонте в телеателье, а срок окончания ремонта был перенесен, мне не удалось посмотреть художественный фильм, если не ошибаюсь, «Олеко Дундич». А посмотреть мне его очень хотелось, так как я до этого узнал об Олеко Дундиче, прочитав первую книгу из трилогии С. М. Буденного «Пройденный путь».

По противоположной стене в углу от балконного окна и до двери в маленькую комнату стоял круглый столик на «венских» ножках. От этой двери в сторону распашных дверей кладовой стояла коричневого цвета «горка», нижняя часть которой закрывалась двумя распашными дверцами, а верхняя, меньшей длины и ширины с закруглёнными передними углами в основном была стеклянной с двумя также стеклянными полками. От «горки», минуя распашные двери кладовой, стояла деревянная кровать. На стене над кроватью, оставляя около пятнадцати сантиметров не прикрытыми дверного проема в кладовую, висел ковер. Были в этой комнате и прямоугольный с раздвигающейся поверхностью коричневый стол и стулья, но не «венские», а с квадратными сидениями, драпированными красной тканью с желтыми маленькими узорами светло-коричневые стулья. Стол стоял вплотную к диван-кровати. Буфет, и массивный стол с круглой поверхностью, «венские стулья», кажется, были вынесены на кухню. Двухдверная тумба перекочевала из кухни в коридор у входной двери в квартиру и стояла посередине стены, напротив входа в санузел. На ней стоял черный стационарный телефон с диском, в отверстиях которого были видны цифры: единица, двойка, … девятка, ноль. Напротив каждого отверстия на диске были меньшего размера чем размер той или иной цифры, буквы русского алфавита, в основном по три – четыре на отверстие. Почему? Потому, что для того, чтобы позвонить, надо было при наборе прежде цифр набрать ту или иную букву. Помнится, что номер телефона маминого места работы начинался так: К5 …

В маленькой, смежной с большой, комнате детской кроватки уже не было, вместо нее, если не путаю, стояло кресло, трельяж оставался на прежнем месте, рядом с ним тахта, еще одно кресло и фанерный шкаф. Металлическая кровать также была на том месте, где и раньше.

Понятно, что было тесновато, но, как говорится, «в тесноте, да не в обиде».

Кстати, вспомнил, что, по-моему, как-то во второй половине дня воскресенья, мама сидела на тахте, а я рядом в кресле, и мы по ее инициативе долго разговаривали о том, кем я хочу стать и что, по маминому мнению, мне для этого надо сделать. Кажется, что этот разговор состоялся весной, когда я заканчивал восьмой класс. В то время я хотел быть пограничником, а бабушка считала, что мне надо стать врачом. Ни тем, ни другим, я не стал. Но то, что этот разговор повлиял на мою дальнейшую, скажем так, «карьеру» – это бесспорно! И в первую очередь на мои литературные и исторические «пристрастия».

Рассказ о проведенной в нашей квартире перепланировке, думаю, надо продолжить рассказом о еще двух вариантах перепланировки, которые я видел, когда приходил к мальчишкам, проживавшим в других квартирах на нижних этажах.

Сейчас я уже не помню, у кого из них я видел, да это и не важно, но все же …

Первый из них заключался в том, что за счет прорубленной, как и у нас, новой двери был образован коридор, входивший в кладовую, которая кладовой уже не являлась, а составляла с новым коридором единое целое. Распашные двери отсутствовали. Из-за этого большая комната уменьшалась в размерах и была практически такая же, как и маленькая. От образовавшегося коридора бывшая большая комната отделялась стеной, в которую была вставлена дверь, а проем от коридора, ведущего на кухню, был, как и у нас, закрыт «глухой» стеной.