Сталин. Жизнь одного вождя

Поведение Иосифа в семинарии в его последний 1898/1899 учебный год было очевидным подтверждением решительного разрыва с прежней жизнью. Казалось, что наружу выплеснулись чувства протеста, которые накапливались в течение первых лет учебы. Кондуитный журнал семинарии сохранил летопись бунтарства Джугашвили. В сентябре его уличили в чтении товарищам выписок из запрещенных книг. В октябре трижды отправляли в карцер за отсутствие на молитве, плохое поведение во время литургии и опоздание из отпуска. Выговоры перемежались с помещением в карцер за различные проступки в последующие месяцы[69 - РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 53. Л. 1–15; Островский А. Кто стоял за спиной Сталина? С. 148.].

Серьезный конфликт с администрацией произошел в январе 1899 г. Иосиф на месяц был лишен права выхода в город. А. Островский связывает это наказание с инцидентом, известным по воспоминаниям одного из соучеников Джугашвили, опубликованным в 1939 г.[70 - Островский А. Кто стоял за спиной Сталина? С. 149.] Согласно этим мемуарам, инспектор семинарии обыскал комнату Иосифа и обнаружил запрещенные книги. Тогда один из семинаристов, Келбакиани, набросился на инспектора и выбил книги из его рук. Вместе с Джугашвили они собрали книги и бросились бежать[71 - Каминский В., Верещагин И. Детство и юность вождя. С. 84–85.]. Эти широко известные воспоминания вызывают, однако, большие сомнения. Прежде всего, в кондуитном журнале семинарии за 1899 г. проступок Келбакиани описывался совершенно иначе[72 - РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 53. Л. 13.]. Во время осмотра вещей самого Келбакиани, говорилось в журнале, у него была изъята тетрадь с выписками из запрещенной литературы. Келбакиани выхватил тетрадь из рук инспектора и выбросил ее в туалет. О конфликте было тут же доложено ректору семинарии. Келбакиани заключили на несколько часов в карцер.

Как говорилось в кондуитном журнале, «Келбакиани обнаружил сильное раскаяние». Он признал вину и просил о снисхождении. О каком-либо участии Иосифа Джугашвили в этом конфликте в журнале не упоминается. В январе 1899 г. Джугашвили на месяц был лишен права выхода в город, а Келбакиани исключен из семинарии[73 - Там же. Д. 60. Л. 1–3.]. Несоразмерность наказаний может свидетельствовать о том, что Иосиф получил взыскание за какой-то другой проступок или за косвенное участие в инциденте с тетрадью.

Некоторый свет на суть событий проливает письмо Келбакиани Сталину в июне 1951 г.:

Товарищ Сосо! Если бы Вы знали, как я в настоящее время нуждаюсь, то уверен, что Вы не оставили бы меня без внимания. Я стар стал, не имею заработка и нуждаюсь […] Товарищ Сосо, некоторым образом Вы у меня в долгу: наверное, Вы помните, как я отнял у инспектора семинарии […] нелегальную литературу, изъятую при обыске из Вашего ящика, за это меня исключили из семинарии […] Не горжусь и не хвастаюсь, конечно […] Нужда заставила меня вспомнить об этом. Помогите, товарищ Сосо[74 - Там же. Оп. 11. Д. 879. Л. 45.].

Письмо вручили лично Сталину. Была ли оказана Келбакиани помощь и какая именно, из документов не ясно. Однако его письмо уточняет некоторые обстоятельства самого конфликта 1899 г. Келбакиани, несомненно, читал публикацию 1939 г. о «героическом поступке» Сталина, а поэтому в целом следует в ее русле. Изъятая тетрадь превратилась в нелегальную литературу, причем найденную не у Келбакиани, а у Джугашвили. Однако примечательно, что Келбакиани однозначно утверждает, что он сам, без всякой помощи со стороны «товарища Сосо», отнял изъятое у инспектора. Столь же однозначно он пишет о причастности Сосо к конфликту, а также о том, что он, Келбакиани, оказал услугу молодому вождю. В общем, Иосиф, видимо, действительно был причастен к скандалу. Можно предположить, например, что тетрадь, которую уничтожил Келбакиани, принадлежала Джугашвили. Это могло выясниться позже, во время расследования инцидента. Однако Иосиф почти наверняка не помогал Келбакиани спасать мифические книги. Это была одна из тех легенд, которые формировали культ вождя. Правда, одна из самых безобидных легенд.

В любом случае у Джугашвили и без этого было немало прегрешений перед семинарским начальством. В мае 1899 г. его официально уволили из семинарии по формальному основанию – «за неявку на экзамены по неизвестной причине». При этом в справке об окончании четырех классов семинарии, выданной ему на руки после отчисления, красовалась отличная оценка за поведение![75 - Там же. Оп. 4. Д. 65. Л. 1–4.] Биографы Сталина уже давно обратили внимание на запутанность обстоятельств ухода Сталина из семинарии. Сам Сталин предпочитал говорить, что его «вышибли» из семинарии «за пропаганду марксизма». Мать Сталина Екатерина в одном из интервью утверждала, что сама забрала сына из семинарии по причине плохого состояния его здоровья[76 - Троцкий Л. Д. Сталин. Т. 1. С. 44.]. О. В. Эдельман, внимательно сопоставив различные предположения, полагает, что молодой Джугашвили сознательно не явился на экзамен, поскольку не собирался становиться священником[77 - Эдельман О. В. Семинарист Джугашвили. С. 190–193.]. На самом деле имеющиеся версии причин отчисления не так уж сильно противоречат друг другу. Очевидно, что молодой революционер не слишком дорожил семинарией. Очевидно, что руководство семинарии не испытывало восторга в отношении Джугашвили, но вряд ли было заинтересовано в отчислении его со скандалом. Не исключено, что свою роль в компромиссном исходе дела сыграли просьбы Екатерины и ее жалобы на ухудшение здоровья сына. Похоже, что недоучившимся семинаристом Иосиф стал по доброму согласию, получив хорошую справку по результатам четырех классов. Если его и «вышибли» из семинарии, то «вышибли» тихо, оставив открытыми двери для дальнейшего исправления. Исправления не произошло.

Подполье, тюрьмы, ссылки

Со свидетельством об окончании четырех классов семинарии Иосиф Джугашвили мог служить «по духовному ведомству» или учителем в начальной школе[78 - Островский А. Кто стоял за спиной Сталина? С. 154–155.]. Однако такая перспектива, означавшая по существу возвращение в прежнюю жизнь, его не устраивала. Продолжая работу в революционной организации, Иосиф при помощи друзей в конце 1899 г. устроился наблюдателем на Тифлисскую метеорологическую станцию (обсерваторию). Наблюдатели постоянно следили за показаниями приборов и поэтому жили при станции. Должность давала и заработок, и жилье. В социал-демократической организации Джугашвили примыкал к радикальному крылу. Отвергая легальную пропаганду, радикалы выступали за организацию забастовок и демонстраций. Удивительного в этом было мало, учитывая предыдущий опыт бунтарства в семинарии, юный возраст – 22 года и личную дружбу с такими отчаянными революционерами, как Ладо Кецховели. Сторонники решительных действий находили вдохновение в росте недовольства среди рабочих. 1900–1901 гг. были ознаменованы волной забастовок рабочих в Тифлисе. Власти усилили репрессии. Под угрозой ареста Джугашвили покинул службу и перешел на нелегальное положение. В жизни будущего вождя произошел решительный поворот. Он окончательно превратился в профессионального революционера.

При всем разнообразии личных судеб, российские революционеры различных направлений имели много общего. Разрыв с обычной жизнью и уход в подполье происходил в момент резонанса ненависти и решимости – ненависти к существующему строю и решимости бороться с ним. В Российской империи и того и другого было в избытке. Авторитарный режим и социальная несправедливость порождали бунтарей. В ответ на преследования они становились все более радикальными. Ненависть Иосифа Джугашвили, судя по всему, пробудили произвол и мракобесие, царившие в духовной семинарии. Эта ненависть подпитывалась пропагандой и действиями старших товарищей, вступивших на путь революции раньше Сталина. Решимость Иосифа Джугашвили была чертой его характера и порождением социального положения. В конце концов, в той социальной среде, которая предназначалась Сталину по праву рождения, немногое можно было потерять.

Рассуждая о причинах революционности и жестокости Сталина, многие авторы обращают внимание на его формирование в особой атмосфере российского пограничья[79 - Rieber A. J. Stalin, Man of the Borderlands // American Historical Review. 2001. Vol. 106. No. 5. P. 1651–1692; Rieber A. J. Stalin as Georgian: The Formative Years // S. Davies, J. Harris (eds.). Stalin: A New History. Cambridge, 2005. P. 18–44.]. Кавказ, представлявший собой кипящий котел социальных и национальных противоречий, сплав формирующихся индустриальных анклавов и традиционного образа жизни, не мог не оказать влияния на характер Сталина. И он, и его соратники-кавказцы, полагает Йорг Баберовски, «привнесли в партию как в центре, так и на окраинах империи культуру насилия кавказской периферии, кровную месть и архаические представления о чести»[80 - Баберовски Й. Враг есть везде. Сталинизм на Кавказе. М., 2010. С. 15.]. Такое мнение подкрепляют свидетельства известного историка Б. И. Николаевского, некоторое время работавшего в социал-демократических организациях Закавказья. Сталина, по свидетельству Николаевского, уже тогда характеризовали как человека «крайне злобного и мстительного», способного на «самые крайние средства». Однако такими были и многие противники Сталина среди социал-демократов. Собеседники Николаевского считали это результатом «привнесения кавказских нравов во внутрипартийную борьбу»[81 - Вопросы истории. 2012. № 14. С. 16. Документы из архива Б. И. Николаевского, опубликованные Ю. Г. Фельштинским и Г. И. Чернявским.].

Указания на особенности менталитета, сформированного тяготами жизни и трагической историей российского пограничья, вероятно, имеют основания. Однако верно и то, что вся Российская империя была огромным пограничьем. Пограничьем между Азией и Европой, между обнадеживающей модернизацией и разрушающимся традиционным укладом жизни, между городом и деревней, между авторитаризмом и стремлением к демократии, между мракобесием властей предержащих и одержимостью многих революционеров кровью. Именно поэтому кавказские девиации в конечном счете вписались в общероссийскую культуру экстремизма и насилия, лишь придав ее распространению свой импульс. В любом случае воздействие социальной среды не снимало с молодого Джугашвили личной ответственности за его выбор и жизненные ориентиры. Решение уйти в революцию он принимал самостоятельно.

Очевидно, что революционеры были разными. Многие бросались в борьбу под влиянием молодости, эмоций, азарта. Сталиным вряд ли руководили только эти чувства, хотя отвергать их наличие было бы неправильно. Сталина можно назвать расчетливым революционером. Именно такие, как он, упорно, методично и даже осмотрительно двигали революцию вперед, а в случае успеха обладали наилучшими шансами для закрепления во власти. Решительность и осторожность, одержимость и цинизм сочетались в них в тех пропорциях, которые позволяли без особых потерь пройти через многочисленные опасности революционных переломов.

В обзоре деятельности тифлисской социал-демократической организации, оставленном местным жандармским управлением, говорилось, что Иосиф Джугашвили «держит себя весь осторожно, на ходу постоянно оглядывается»[82 - РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 72. Л. 9.]. Некоторое время ему действительно удавалось избегать арестов. Это было важное преимущество. Многие социал-демократы оказались в тюрьмах. Джугашвили стал одним из руководителей тифлисской организации. Возможно, спасаясь от полицейских преследований, возможно, по другим причинам он переехал из Тифлиса в Батум, центр нефтеперерабатывающей промышленности. Активная революционная пропаганда Джугашвили и его товарищей не прошла бесследно. Одна за другой следовали забастовки и демонстрации батумских рабочих. Власти действовали жестоко. 9 марта 1902 г. при попытке рабочих взять штурмом тюрьму, где содержались их товарищи, войска открыли огонь. Были убиты 13 человек, десятки ранены. Эти события приобрели широкую известность. Джугашвили как одного из организаторов демонстраций арестовали.

Стараясь избежать наказания, Иосиф отрицал свою вину. Он утверждал, что вообще не был в Батуме в период волнений. В записках на волю Джугашвили просил мать, друзей и родственников обеспечить ему алиби, дать ложные показания о его пребывании до середины марта в Гори[83 - Островский А. Кто стоял за спиной Сталина? С. 188–189.]. Записка, однако, попала в руки полиции. Несмотря на это, доказать непосредственную причастность Джугашвили к организации бунта в Батуме полиции не удалось, зато на поверхность всплыли старые дела тифлисского периода. Следствие шло долго, неторопливо. Изнывая в тюрьме, Иосиф пытался подтолкнуть события. В октябре и ноябре 1902 г., через семь-восемь месяцев после ареста, он написал два прошения в канцелярию главноначальствующего на Кавказе. Ссылаясь на «все усиливающийся удушливый кашель и беспомощное положение состарившейся матери моей, оставленной мужем вот уже 12 лет и видящей во мне единственную опору в жизни», Джугашвили просил об освобождении под надзор полиции. «Умоляю канцелярию главноначальствующего не оставить меня без внимания и ответить на мое прошение». С просьбой об освобождении сына в январе 1903 г. обратилась к властям и Екатерина. Она по-грузински подписала заявление на русском языке, в котором говорилось, что ее сын, «зарабатывая себе и матери пропитание, не имеет времени и возможности участвовать в каких-либо заговорах и беспорядках»[84 - РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 619. Л. 175–177.].

Однако просьбы не помогали. Иосиф оставался за решеткой, испытывая лишения и притеснения. Только осенью 1903 г., через полтора года после ареста, его отправили в ссылку в Восточную Сибирь. Очень скоро, в начале 1904 г., Джугашвили бежал из ссылки. Ничего необычного в этом не было. Конечно, для побегов требовались определенные приготовления, мужество и просто физическая сила. Однако слабая охрана позволяла многим революционерам сравнительно легко покидать места отбывания наказания. Сталин усвоил этот первый урок ссылки и в дальнейшем несколько раз пользовался приобретенным опытом.

Есть сведения о том, что в первые несколько месяцев после возвращения в родные места Джугашвили находился под подозрением как возможный провокатор[85 - Островский А. Кто стоял за спиной Сталина? С. 212–218.]. Такие подозрения в числе прочего питались массовыми арестами социал-демократов, прокатившимися по Закавказью. Однако, хотя аресты сначала бросили на Джугашвили тень, затем они даже поспособствовали его карьерному росту в революционном движении. В связи с нехваткой людей Джугашвили выдвинули в руководящий комитет Закавказской социал-демократической организации. Конечно, свою роль сыграли его активная работа в подполье, способности публициста. Что касается слухов о сотрудничестве Джугашвили с полицией, то они остались только слухами.

За два года, которые Джугашвили провел в тюрьме и ссылке, в социал-демократии России произошли важные изменения. Формально партия была единой, однако фактически она разделилась на сторонников Ленина, называвших себя большевиками, и более умеренных меньшевиков. Ленин выступал за создание боевой и сплоченной подпольной партии, которая послужила бы орудием совершения революции. По его мнению, рабочие, главная сила грядущей революции, сами не могли выработать правильное революционное мышление. Рабочих должны были обучать революционеры-профессионалы. Учение Ленина было направлено на подталкивание революции, ускорение хода «исторического времени». Меньшевики полагали, что партия может быть более гибкой и принимать в свои ряды не только активистов, но и сочувствующих. Они более уважительно относились к рабочим и не в такой мере, как большевики, выпячивали свою роль учителей. В основе этой тактики лежала принципиальная установка на постепенное, органичное движение революционного процесса по мере вызревания объективных предпосылок для социализма. У молодого Джугашвили были все основания воспринять точку зрения Ленина. Его привлекали ленинский радикализм и призывы к решительным действиям. Вряд ли обошлось и без прагматичных интересов. Будучи сам партийным интеллигентом, Сталин приветствовал признание руководящей роли профессиональных революционеров в рабочем движении[86 - Ree E. van. The Stalinist Self. The Case of Ioceb Jughashvili (1898–1907) // Kritika. Spring. 2010.Vol. 11. No. 2. P. 265–266; Suny R. G. Stalin and the Russian Revolutionary Movement. Ch. 4.]. Быть руководителем, вести массы – разве не для этого интеллигенты уходили в революцию? Сталин пропагандировал эти ленинские идеи во многих своих статьях.

Первая русская революция, вспыхнувшая в 1905 г., сначала усилила разногласия между большевиками и меньшевиками, но затем создала некоторые условия для преодоления раскола. Революционеры противостояли общему врагу – правительству и его воинствующим приверженцам. Насилие и жестокость с обеих сторон нарастали. В Закавказье, пораженном многочисленными социальными и национальными противоречиями, ситуация была особенно острой. Правительство, как обычно, без колебаний пускало в ход оружие. В ответ революционеры убивали сторонников самодержавия, поджигали предприятия. В общий поток насилия вливались погромы на национальной почве. И меньшевики, и большевики создавали собственные вооруженные отряды и широко применяли методы террора[87 - Ree E. van. Reluctant Terrorists? Transcaucasian Social-Democracy, 1901–1909 // Europe-Asia Studies. 2008. LX. No. 1; Suny R. G. Stalin and the Russian Revolutionary Movement. Ch. 9.]. Сталин активно участвовал в этих событиях. Он разъезжал по Грузии, готовил забастовки и митинги, писал листовки и статьи, был причастен к организации подпольной типографии и боевых групп. Постепенно он выдвинулся в ряды лидеров закавказских большевиков.

В октябре 1905 г. под давлением революции царь пошел на уступки. В России появился парламент – Государственная дума. Провозглашались политические свободы: совести, слова, собраний, неприкосновенность личности. Несмотря на это, революция еще какое-то время развивалась по восходящей линии. Все это заставило маневрировать не только царя, но и социал-демократов. Под напором требований снизу большевики и меньшевики согласились на примирение. Формально единство партии было восстановлено. Однако закавказским большевикам, и в частности Сталину, это воссоединение не принесло ничего хорошего. Первую скрипку в революционных организациях Закавказья играли меньшевики. Унизительное положение Сталина и других большевиков демонстрировали результаты выборов на объединительный съезд социал-демократической партии в Стокгольме в апреле 1906-го. Сталин был, видимо, единственным большевиком, избранным делегатом от Закавказья. Еще более обидным был провал на выборах на следующий общий съезд большевиков и меньшевиков, состоявшийся в Лондоне в мае 1907 г. Вначале от Закавказья на съезд были избраны только меньшевистские делегаты. Большевикам пришлось организовать довыборы, чтобы послать хотя бы одного своего представителя. Им оказался Джугашвили. Поездки на съезды партии в Западную Европу, несомненно, способствовали расширению общего и партийного кругозора Джугашвили, круга его контактов и знакомств. Есть данные, что по пути на лондонский съезд в 1907 г. он встречался в Берлине с Лениным[88 - Островский А. Кто стоял за спиной Сталина? С. 254.]. Возвращаясь из Лондона, Джугашвили несколько дней провел в Париже. Он жил у земляка, студента Г. И. Чочии. В Россию Джугашвили выехал с паспортом умершего друга Чочии. Это повышало безопасность передвижений Джугашвили, за которым следила полиция. Сорок лет спустя, в мае 1947 г., Чочиа, проживавший в Ленинграде, напомнил Сталину о себе:

В середине 1907 г., после нескольких дней Вашего пребывания у меня, я провожал Вас на вокзале Св. Лазаря в Париже. Вы изволили сказать мне: «Твою помощь (Вы подразумевали уступку заграничного паспорта […]) я никогда не забуду». В настоящее время я очень нуждаюсь в Вашем внимании. Прошу Вас удостоить меня встречей с Вами на 5–10 минут…[89 - РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 896. Л. 115.]

Письмо, однако, было списано в архив. Сталин крайне редко вспоминал о своих зарубежных путешествиях. Мы не знаем, что он видел и как воспринимал увиденное в Европе. Привез ли он какие-нибудь подарки из путешествия своей молодой жене Екатерине Сванидзе, на которой женился в июле 1906 г., и сыну Якову, появившемуся на свет в марте 1907 г., накануне отъезда отца за границу? Мысли Джугашвили, несомненно, были заняты революцией.

Сразу же после возвращения Джугашвили с Запада, 13 июня 1907 г., в Тифлисе произошло знаменитое в истории российского революционного движения вооруженное ограбление почты группой закавказских большевиков. Погубив немало жизней, террористы пополнили партийную кассу огромной суммой – 250 тыс. рублей. Руководителем и участником этой экспроприации был хороший знакомый Джугашвили С. А. Тер-Петросян по кличке Камо. Их очевидная связь давала повод утверждать, что Сталин был непосредственным организатором акции и даже принимал в ней участие[90 - См. подробнее: Монтефиоре С. Молодой Сталин.]. Однако реальных свидетельств в пользу такой крайней версии не существует[91 - См. Suny R. G. Stalin and the Russian Revolutionary Movement. Ch. 11. М. Кун обнаружил некоторые свидетельства о том, что Сталин содействовал подготовке акции Камо (Kun M. Stalin. P. 77–79).]. Б. И. Николаевский, внимательно исследовавший обстоятельства дела, утверждал, что Сталин был осведомлен о характере деятельности группы Камо и «прикрывал ее перед местной партийной организацией». Однако «руководителем ее ни в каком отношении не был». Николаевский нашел документ, из которого следует, что Камо был напрямую связан с большевистским центром за границей. Это – соглашение об условиях проведения экспроприации, заключенное Камо с руководящим центром большевиков во главе с Лениным[92 - Вопросы истории. 2010. № 7. С. 34; 2010. № 9. С. 11.]. Соглашение заключил именно Камо, но не Сталин.

Вообще-то, ничего необычного (за исключением рекордного «приза») в тифлисской экспроприации не было. Грабежи государственных учреждений и частных лиц широко практиковали в период первой русской революции как большевики, так и другие революционные партии. Нередко грабежами занимались и обычные уголовники, временно примыкавшие к революционным организациям в целях наживы. По сути, недалеко от уголовников уходили и идейные боевики, не бравшие лично себе ни копейки. Экспроприации приносили деньги, однако разрушающе действовали на мораль самих революционеров и их репутацию в обществе. Это не могло не беспокоить лидеров социал-демократов. Под давлением меньшевиков в мае 1907 г. на съезде партии в Лондоне, где присутствовал и Джугашвили, было принято решение, запрещающее социал-демократам проводить экспроприации. Однако это решение не остановило Ленина и его сторонников. Готовившуюся акцию в Грузии не отменили. Проведенная вскоре после завершения съезда партии, она выглядела особенно цинично. В рядах социал-демократов возник громкий скандал. Тифлисские меньшевики в очередной раз обрушились на Джугашвили, который, как все знали, был связан с Камо. Джугашвили был вынужден уехать из Тифлиса в Баку.

В бакинской социал-демократической организации меньшевики также составляли большинство. Однако Джугашвили мог опереться на сплоченную группу сторонников Ленина. В этом крупном промышленном центре были значительные возможности как для революционной работы среди рабочего класса, так и для борьбы с политическими оппонентами. Джугашвили организовал раскол в бакинской организации. Большевики захватили ее руководство. Однако радость победы была омрачена личной трагедией – в Баку умерла жена Иосифа Екатерина. Младенец-сын был передан на попечение родственников покойной. Отцу было не до него.

Революция, продолжавшаяся почти два года, напугала и кое-чему научила правящие классы. Царское правительство пошло на уступки. Россия стала более свободной. У нее появился парламент, хотя бы и слабый. Начались аграрные реформы, имевшие принципиальное значение для страны, где крестьянство составляло взрывоопасное большинство. Но одновременно власти начали более решительно и жестоко бороться с революционным подпольем. Одной из жертв этой решительности оказался Джугашвили. В марте 1908 г. его арестовали. Как и во время первого ареста, Джугашвили отрицал свою вину. Он утверждал, что не принадлежит ни к какой революционной партии и долгое время провел за границей[93 - Островский А. Кто стоял за спиной Сталина? С. 292.]. Однако эти хитрости не удались. После семи месяцев, проведенных в тюрьме, Джугашвили был отправлен в ссылку в Вологодскую губернию. Пробыв в ссылке четыре месяца, вновь бежал и летом 1909 г. вернулся в Баку.

Обстановка здесь была сложной. Бакинскую организацию социал-демократов наводнили секретные сотрудники полиции. Провалы и аресты вызывали подозрительное отношение революционеров друг к другу. Страсти накалялись и выливались в скандалы и взаимные обвинения. Именно к этому периоду пребывания Сталина в Баку относятся новые слухи о его сотрудничестве с полицией. То вспыхивая, то утихая, они дожили до наших дней. Правда, большинство историков всегда считали версию о двойной жизни Сталина недостоверной. Открытие архивов подтвердило эту точку зрения. Никаких следов работы Сталина на полицию обнаружено не было. Ключевой документ, на который опирались обвинители Сталина, был окончательно разоблачен как фальшивка, сфабрикованная после революции в кругах эмиграции[94 - Перегудова З. И. Политический сыск России (1880–1917 гг.). М., 2000. С. 242–274.].

Действительно, для тайного агента полиции Сталин слишком часто оказывался в тюрьме и ссылках. Весной 1910 г. его вновь арестовали. На этот раз Сталину грозило серьезное наказание. Полиция требовала выслать его на пять лет «в самые отдаленные места Сибири». Джугашвили прибег к ранее испытанному методу – просьбам о снисхождении. Он ссылался на свое болезненное состояние, на отсутствие серьезных улик. Демонстрируя стремление к благонамеренности, просил позволения официально оформить отношения со своей сожительницей, с которой познакомился в предыдущей ссылке[95 - Островский А. Кто стоял за спиной Сталина? С. 329–330.]. Трудно сказать, в какой мере подействовали именно эти «покорнейшие просьбы». Однако в октябре 1910 г. вместо первоначально намечавшейся пятилетней ссылки в Сибирь Джугашвили вернули в Вологодскую губернию – отбывать до конца назначенный в предыдущий раз срок. Это было мягкое наказание. Сталин провел в ссылке положенное ему время до июля 1911 г.

Следующие полтора года, до последнего ареста в феврале 1913-го, стали пиком дореволюционной карьеры Сталина в подполье. Он выдвинулся в число лидеров большевиков и в 1912 г. был введен в состав ЦК ленинской партии. Это обстоятельство имело по крайней мере два последствия. С одной стороны, он уже не возвращался на постоянную работу в Закавказье, а колесил по России и часто задерживался в столицах, Петербурге и Москве. С другой – находился под более пристальным контролем полиции. Сталина несколько раз арестовывали и отправляли в новые ссылки в Вологодскую область и в Сибирь, однако каждый раз ему удавалось бежать. Сталин занимался подпольной работой в России, налаживал выпуск большевистских газет, писал статьи, контактировал с большевистскими депутатами в Государственной думе. Он стал одним из ближайших соратников Ленина. Вождь большевиков все еще скрывался в эмиграции и нуждался в верных помощниках в России. Несколько раз Сталин приезжал к Ленину на совещания за границу. Задержавшись на несколько недель в начале 1913 г. в Вене, Сталин писал статью по национальному вопросу. Как известно, этой работой Сталина Ленин интересовался особенно. Вполне разделяя ленинские взгляды, Сталин выступал за единство российской социал-демократии и недопустимость ее разделения по национальным «квартирам».

Сам Сталин мог служить примером такого интернационализма. Он, несомненно, осознавал себя деятелем общероссийского масштаба. Националистические юношеские переживания и закавказское социал-демократическое прошлое были позади. Джугашвили окончательно превратился в Сталина. Этот по-русски звучащий псевдоним, символизирующий принадлежность к общероссийскому революционному движению, Джугашвили начал использовать в период выдвижения в руководство большевистской партии.

Сталин, несомненно, заслужил свое положение и репутацию известного большевика. В первый ряд партийных функционеров его выдвинули организаторские и публицистические способности, смелость, решительность, выдержка, неприхотливость, умение приспосабливаться к ситуации, преданность Ленину. Сталин оставался в партии даже в период кризиса социал-демократического движения, разразившийся после подавления первой революции. Массовые аресты подпольщиков, наводнение революционных организаций агентами полиции, отсутствие денег разрушали движение. В марте 1913 г. один из секретных сотрудников полиции, внедренных в бакинскую социал-демократическую организацию, сообщал: «Деятельности комитет никакой в настоящее время не проявляет»[96 - Перегудова З. И. Политический сыск России. С. 246.]. В феврале в другом конце страны, в Петербурге, был арестован Сталин. Его предал его товарищ Р. В. Малиновский[97 - Малиновский Роман Вацлавович (1876–1918) – рабочий-металлист, профсоюзный деятель, член большевистской партии. Пользовался особым покровительством Ленина. В 1912 г. был избран депутатом Государственной думы, с 1913-го председатель думской фракции большевиков. При этом многие годы служил агентом полиции. Под угрозой разоблачения в 1914 г. бежал из России. В 1918-м вернулся в Советскую Россию, надеясь на прощение. Однако был расстрелян.] – один из руководителей большевиков, любимец Ленина, который уже несколько лет работал на полицию.

Четыре года в Сибири

В июне 1913 г. Иосиф Джугашвили был приговорен к ссылке в Сибирь, в Туруханский край, на четыре года. С самого начала эта последняя ссылка отличалась особыми тяготами. Туруханский край был мало приспособлен для жизни. В первые месяцы письма Сталина на волю были переполнены просьбами о помощи и жалобами на безденежье и болезни[98 - Эти письма Сталина были перлюстрированы полицией и благодаря этому сохранились в полицейских архивах. В копиях они находятся также в фонде Сталина (Островский А. Кто стоял за спиной Сталина? С. 396–398; РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 1288. Л. 12–14, 18, 28, 32–35).]:

Кажется, никогда не переживал такого ужасного положения. Деньги все вышли, начался какой-то подозрительный кашель в связи с усилившимися морозами (37 градусов холода), общее состояние болезненное, нет запасов ни хлеба, ни сахару, ни мяса, ни керосина (все деньги ушли на очередные расходы и одеяние с обувью) […] Понимаю, что вам всем, а тебе особенно – некогда, нет времени, но, черт меня подери, не к кому больше обращаться. А околеть здесь […] не хочется. Дело это надо устроить сегодня же и деньги переслать по телеграфу, потому что ждать дальше – значит голодать, а я и так истощен и болен[99 - Письмо Р. В. Малиновскому, конец ноября 1913 г.].

Нужда моя растет по часам, я в отчаянном положении, вдобавок еще заболел, какой-то подозрительный кашель начался. Необходимо молоко, но… деньги, денег нет. Милая, если добудете денежки, шлите немедля телеграммой. Нет мочи ждать больше[100 - Письмо Т. А. Словатинской, 20 ноября 1913 г.].

Правда, вначале оставались надежды на освобождение. Руководство партии приняло решение организовать побег для Сталина и его товарища по ссылке Я. М. Свердлова. Для этого тоже нужны были деньги, однако их все не присылали. Кроме того, о планах побега благодаря предателю Малиновскому была осведомлена полиция. В марте 1914 г. по приказу из Петербурга Сталина и Свердлова услали еще дальше, в маленькое поселение Курейка, недалеко от Северного полярного круга. Причем к каждому был приставлен индивидуальный надзиратель. Шансы на побег почти исчезли.

Для Сталина это был удар. В конце марта 1914 г. он отправил в Петербург рассерженное письмо, укоряя товарищей по партии за многомесячное молчание и требуя ясного ответа: будут ли деньги для организации побега[101 - РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 52. Л. 1; Островский А. Кто стоял за спиной Сталина? С. 402–403.]. Несколько недель спустя Сталин, однако, резко изменил свои намерения. В апреле он сообщал Малиновскому:

[…] Новый губернатор переводворил меня на дальний север и конфисковал полученные на мое имя деньги (60 р. в целом). Живем, брат… Кто-то, оказывается, распространяет слухи, что я не останусь в ссылке до окончания срока. Вздор! Заявляю тебе и клянусь собакой, что я останусь в ссылке до окончания срока (до 1917 г.). Когда-то я думал уйти, но теперь бросил эту идею, окончательно бросил[102 - РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 5394. Л. 2–3; Большевистское руководство. Переписка. 1912–1927 / сост. А. В. Квашонкин и др. М., 1996. С. 19.].

Это письмо Сталина вызывает вопросы. Было ли твердо заявленное нежелание бежать из ссылки рассчитано на полицейскую цензуру? Выражал ли Сталин таким образом недовольство бездействием партийных товарищей? Или он действительно решил остаться в ссылке, осознав тщетность иных надежд? Учитывая, что вопрос о побеге более не поднимался, похоже, что Сталин действительно смирился с судьбой и решил отбыть ссылку до конца.

Несколько событий, случившихся в первые месяцы пребывания в Курейке, предопределили уклад новой жизни Сталина. Сначала он поссорился со своим единственным товарищем по ссылке и соседом по квартире Свердловым. О сути конфликта Свердлов в письмах на волю сообщал без особых подробностей: «Со мною грузин Джугашвили […] Парень хороший, но слишком большой индивидуалист в обыденной жизни. Я же сторонник минимального порядка. На этой почве нервничаю иногда […]»[103 - Свердлов Я. М. Избранные произведения. Т. 1. М., 1957. С. 227.]. Некоторые другие свидетельства дополняют картину. По воспоминаниям А. С. Аллилуевой, сестры второй жены Сталина, он позже признавался, что под разными предлогами отлынивал от домашней работы, уборки, топки печи и т. д. Свердлову приходилось работать и за себя, и за товарища[104 - Аллилуева А. С. Воспоминания. М., 1946. С. 115.]. Аналогичные рассказы Сталина запомнил Н. С. Хрущев:

Сталин рассказывал: «Мы готовили себе обед сами […] Главным образом мы промышляли тем, что ловили нельму. Большой специальности для этого не требовалось. На охоту тоже ходили. У меня была собака, я ее назвал Яшкой». Конечно, это было неприятно Свердлову: он Яшка и собака Яшка. «Так вот, – говорил Сталин, – Свердлов, бывало, после обеда моет ложки и тарелки, а я никогда этого не делал. Поем, поставлю тарелки на земляной пол, собака все вылижет, и все чисто. А тот был чистюля»[105 - Вопросы истории. 1992. № 1. С. 59–60.].

Очевидно, что подобные бытовые проблемы не могли не вызвать ссору. Хотя не исключено, что у конфликта были и другие дополнительные причины. Б. С. Илизаров предполагает, что Сталин, страдавший в молодости туберкулезом, опасался вновь заразиться, поскольку у Свердлова туберкулез наблюдался в открытой форме[106 - Илизаров Б. С. Тайная жизнь Сталина. С. 111.]. В любом случае взаимная неприязнь была столь сильна, что Свердлов и Сталин не только переселились в разные дома, но даже перестали общаться. « Ты же знаешь, родная, в каких гнусных условиях я жил в Курейке. Товарищ, с которым мы были там, оказался в личном отношении таким, что мы не разговаривали и не виделись», – писал Свердлов некоторое время спустя жене[107 - Свердлов Я. М. Избранные произведения. Т. 1. С. 280.]. Вскоре после разъезда Сталин поселился в доме сирот Перепрыгиных, пяти братьев и двух сестер. Сталин, которому тогда было 35 лет, судя по некоторым документам, вступил в интимные отношения с одной из сестер, 14-летней Лидией Перепрыгиной. Скорее всего, именно по этой причине между Сталиным и охранявшим его стражником вспыхнул конфликт. Дело доходило до драк. Полицейское начальство, однако, приняло сторону Сталина. Возможно, свою роль сыграло то, что полицейским приставом в Туруханском крае был в то время И. И. Кибиров, земляк Сталина, осетин по национальности. Нельзя исключить, что Сталин и Кибиров заключили своеобразное соглашение: в обмен на обещание не бежать из ссылки последовало смягчение режима. Сталина не только не привлекли к ответственности за проступки, но приставили к нему другого, более чем лояльного стражника М. А. Мерзлякова[108 - РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 1288. Л. 15–16; Илизаров Б. С. Тайная жизнь Сталина. С. 289, 291, 294, 297; Островский А. Кто стоял за спиной Сталина? С. 393.]. Много лет спустя, в 1930 г., Мерзляков, которого новые власти преследовали за службу в царской полиции, обратился за помощью к Сталину. «Прошу тов. Сталина, – писал он, – довести до сведения нашего сельсовета о том, что я действительно имел с Вами дружеские отношения во время службы в Туруханском и не делал противодействия […]». И Сталин действительно помог. В его ответном письме Мерзлякову давались лучшие из возможных рекомендаций: «[…] Мих. Мерзляков относился к заданию пристава формально, без обычного полицейского рвения, не шпионил за мной, не травил, не придирался, сквозь пальцы смотрел на мои частые отлучки […]»[109 - РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 773. Л. 79–82; Илизаров Б. С. Тайная жизнь Сталина. С. 297–298.].

Пользуясь услужливостью Мерзлякова, Сталин устроился достаточно удобно, насколько это было возможно в ссылке у Северного полярного круга. Он продолжал сожительствовать с Лидией Перепрыгиной. По малодостоверным слухам, у них якобы родился сын[110 - Во всяком случае, сам Сталин в дальнейшем вычеркнул Перепрыгину из своей жизни. После отъезда Сталина из ссылки она вышла замуж, а затем осталась вдовой с восемью детьми. Илизаров Б. С. Тайная жизнь Сталина. С. 310.]. В декабре 1930 г. два брата Перепрыгиных, Ион и Александр, арестованные за службу в белой армии, обратились к Сталину с просьбой о поручительстве. Они напомнили вождю о «прежней дружбе, которую Вы питали к нам», но ни словом не обмолвились о судьбе сестры. Сталин читал это письмо, но помог ли Перепрыгиным, из документов не ясно[111 - РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 851. Л. 15.].

Располагая свободным временем, Сталин много рыбачил, охотился, ездил к товарищам по ссылке в соседние селения, принимал гостей у себя, участвовал в курейских пирушках. Его материальное положение несколько стабилизировалось. Главное – прекратились болезни. «Я живу как раньше. Чувствую себя хорошо. Здоров вполне – должно быть привык к здешней природе. А природа у нас суровая: недели три назад мороз дошел до 45 градусов», – бодро сообщал Сталин в одном из писем в конце 1915 г. [112 - РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 55. Л. 2; Большевистское руководство. С. 21. Письмо О. Е. Аллилуевой, 25 ноября 1915 г.]

Это было своеобразное существование, в котором проявились многие важные черты характера Сталина. Он был неприхотлив, не страдал от брезгливости и вполне приспособился к жизни в суровых условиях. В Курейке, где насчитывалось восемь домов и 67 жителей, Сталин был обречен на одиночество, во всяком случае интеллектуальное. Позже политические противники обвиняли Сталина в растительном существовании, недостойном революционера. «Тщетно стали бы мы искать каких-либо следов его духовной жизни за весь этот период одиночества и досуга», – писал Троцкий о туруханском этапе жизни Сталина[113 - Троцкий Л. Д. Сталин. Т. 1. С. 248–249.]. Действительно, в собрании сочинений вождя зияет заметная дыра – ни одной статьи за четыре года, с начала 1913 до начала 1917 г.

Переписка Сталина, хранящаяся в архивах, рисует, правда, более сложную картину. В первый год, то ли надеясь на побег, то ли по привычке, Сталин пытался работать. Он написал новую статью по национальным проблемам и послал ее в журнал. Он просил у товарищей выслать книги, журналы и газеты. О работе над статьями и нужде в новых книгах Сталин периодически писал и в последующие годы ссылки[114 - Большевистское руководство. С. 17–20; Островский А. Кто стоял за спиной Сталина? С. 397–401, 412–413, 415.]. Однако его энтузиазм, судя по всему, угасал. В 1914 г. произошло разоблачение Малиновского как агента охранки. Это был сокрушительный удар по партии большевиков в целом. На Сталине, который был дружен с Малиновским и пытался через него решать свои проблемы, этот громкий скандал отразился особенно болезненно. Дела шли все хуже. Статья, посланная в журнал, так и не была напечатана. Новых изданий товарищи не присылали, а денег на их самостоятельную выписку не было. В ноябре 1915 г., через два года после начала ссылки, Сталин в одном из редких писем Ленину так объяснял свою ситуацию: «Живу неважно. Почти ничем не занимаюсь. Да и чем тут заняться при полном отсутствии или почти полном отсутствии серьезных книг? […] Вопросов и тем много в голове, а материалу – ни зги. Руки чешутся, а делать нечего»[115 - РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 54. Л. 1.]. Сталин все реже контактировал с руководителями партии, находящимися в эмиграции, периодически жаловался в письмах, что они забыли его. Широко известны нелицеприятные для Сталина запросы Ленина, сделанные в 1915 г. разным лицам: «Не помните ли фамилии Кобы?»; «Большая просьба: узнайте […] фамилию «Кобы» (Иосиф Дж…?? Мы забыли)»[116 - Ленин В. И. Полное собрание сочинений. Т. 49. М., 1970. С. 101, 161.].

В конечном счете положение Сталина было отражением общего положения дел в большевистской партии. Ее руководители прозябали кто в ссылке, кто за границей. Надежды, мечты и безуспешные попытки активизировать движение перемежались спорами и дрязгами между собой и с политическими оппонентами из других партий. Перспективы революции и личные судьбы революционеров оставались туманными. Как представлял свое будущее 38-летний Сталин, мы не знаем. Может быть, просто старался не думать об этом.

Опоры сталинской власти

День и вечер 1 марта 1953 г.

Ближняя дача