– Равно как схвачено и то, что ты меня тогда отфутболил, укрыв преступление, – непочтительно перебил фанфарона Тихон. – До твоего начальства я, будь спок, доведу то, как ты разводишь бюрократию, – не без ехидства огорошил карьериста подследственный. – Заодно расскажу и то, как ты мне трепанул про Лонскую. Мне-то ведь и невдомёк было, что у той самой Дианы фамилия Лонская. Спасибо вам, Геннадий Геннадьевич! – и он, привстав с табуретки, прикрученной к полу болтами, издевательски обозначил поклон болтуну в пояс.
– Ах ты!…Ах ты…, – зашёлся в приступе ненависти тот.
– …шкура барабанная! – подсказал оппоненту пермяк любимое дедушкино ругательство.
– …продажная шкура! – подобрал собственный эпитет Гэ-гэ. – Раз так, то я дело переквалифицирую на измену родине! Да я тебя…
Ан Заковыкин не без аффектации отвернулся от оплошавшего чиновника, завернув лихой вираж на табуретке. И за проявленную принципиальность продолжил отбывать срок – десять суток – тот максимум, что мог позволить себе чинодрал Затыкин.
Но позднее давать показания Тихону всё же пришлось. Зато не противному Гэ-Гэ. На Лубянке «ключик» к нему подобрал Топтыжный.
2
По факту без вести пропавших Георгия Листратова и Милены Кузовлёвой было возбуждено уголовное дело, которое расследовала специально созданная оперативно-следственная бригада. Ядро бригады составляли Топтыжный, его заместитель – майор госбезопасности Говоров, старший следователь по особо важным делам Следственного комитета России Берендеев и следователь Затыкин.
Понятно, что сам факт криминальной пропажи людей в чистом виде относился к предмету ведения Следственного комитета России, если бы речь не шла об агенте Глюке и о том, что с ним связано. В этой ситуации возможность возбуждения дела по общеуголовной статье дарила преимущества в части неограниченного легального проведения следственных мероприятий: наложения арестов на почтово-телеграфную корреспонденцию, прослушивания всех видов телефонов и иных электронных гаджетов, проверке банковских счетов, производства обысков, задержаний, арестов, и так далее. То есть, уголовное дело служило хорошим процессуальным прикрытием для параллельной работы по статье, подследственной органам госбезопасности.
Исследование распечатки телефонных переговоров Глюка за минувший месяц позволило приоткрыть «двойное дно» агента: всплыла его связь с Бобом Сноу и контакты со швейцарскими банками. В результате сомнений в шпионаже у КГБ оставалось всё меньше.
Координацию усилий двух ведомств обусловило и то, что в поле зрения Топтыжного попал Заковыкин, ибо даже косвенный интерес к персоне «закрытого физика» Кузовлёва резко повышал потенциал утечки гостайны. А тут ничем не примечательный студент рвался в квартиру учёного.
Досконально вникнув в суть конфликта между Заковыкиным и Затыкиным, «матёрый волк сыска» предпочёл беседовать с Тихоном наедине. Оставшись тет-а-тет, Иван Сергеевич перво-наперво подчеркнул, что при всех перехлёстах поведения студента, оснований для его задержания не имелось. Ни юридических, ни фактических. И принёс ему извинения.
Разговор полковник построил уважительно, на взаимном доверии сторон. Напрямую он, безусловно, не сообщил, что расследуемое дело связано с гостайной, но намекнуть намекнул. И попросил пермяка как сознательного гражданина России просто помочь им. Через четверть часа отходчивый паренёк простил органам прегрешения Гэ-Гэ. Тем паче, что и себя Тихон тоже не причислял к абсолютно правым.
Заковыкин начистоту рассказал и о своих похождениях, и о том,
где спрятал записку, и про «Калачёвскую, сорок», куда его предлагал затащить «Сирано де Бержерак». В данных откровениях Топтыжного особо заинтересовало упоминание в записке Милены об отоне.
Запротоколировав показания Тихона, полковник поехал с ним в студенческое общежитие, где записка Кузовлёвой была изъята из тайника.
Параллельно майор Говоров исполнял поручения Топтыжного об отработке «Сирано де Бержерака» с «Ирокезом», а равно об обыске на Калачёвской, сорок. Впрочем, засаду уголовников на Вернадского, дом двадцать два, корпус «Б» чекистам накрыть не удалось – её там просто не оказалось. Зато захват и обыск в бандитском притоне принёс улов: в сейфе, вскрытом умельцами спецслужбы, была обнаружена записная книжка покойного американца Сноу. Отныне связь Листратова со «скунсами» можно было считать установленной.
3
День спустя Топтыжный отпускал Заковыкина с Лубянки. Напоследок он отобрал у студента подписку о неразглашении данных следствия и об отказе от незаконной детективной деятельности.
– На крайний случай, уж если замуж невтерпёж станет, – не без юмора прозорливо подсказал Иван Сергеевич юноше, – звони мне. Я худого не посоветую. Запомнишь номер моего сотового?
– Давайте, – охотно откликнулся паренёк.
– Чур, без обозначения, кому он принадлежит, и без передачи другим, – предупредил его полковник, прежде чем сообщить данные резервного средства связи.
– Конечно, конечно, – искренне заверил офицера пермяк, «набивая» нужный набор цифр на кору своего головного мозга.
Выводя Заковыкина с внутреннего дворика чекистской цитадели к КПП, Иван Сергеевич ещё раз настоятельно и почти по-отечески попросил студента держаться подальше от мутной истории, связанной с Листратовым и бандитом Пакостиным.
– Благо, Тихон, что ты напоролся на нас, – наставлял его полковник. – Учти, ты вторгался в такие сферы, где жизнь человека – копейка. Уловил?
– Уловил. Хорошо-хорошо, Иван Сергеевич, – легкомысленно заверил его юноша, – я больше не буду…
Впрочем, почему легкомысленно? В тот момент, вырываясь из мрачных каменных застенков на солнечные июньские просторы, он и в самом деле так полагал.
Выйдя на каменное крыльцо КГБ, Заковыкин глубоко вдохнул свежий воздух и ощутил тихую радость успокоения. Ещё бы! Если прежде, пользуясь молодёжным «стёбом», Тихона «колбасило» от тревоги за Милену, то ныне он убедился, что поисками её всерьёз занялись такие всемогущие организации, как КГБ и Следственный комитет. Уж они-то сделают то, что надо.
Студент спустился с крыльца, сделал вторичный глубокий вдох и…остолбенел! К крыльцу приближался пожилой мужчина, похожий на Станиславского. Тот самый старик, изображение которого он видел на голографическом панно в квартире Кузовлёвых.
Двойник Станиславского прошёл мимо студента, поднялся по ступеням и вошёл в здание. Скажите, ну какое дело Заковыкину было до двойника, когда он дал подписку Топтыжному? Именно так Тихон и думал, пока двигался по тротуару к «Детскому миру». Увы, дойдя до универмага, он остановился, так как понял, что не может уйти просто так, не спросив у дедушки про Милену. Ну не может и всё!
Не исключено, Заковыкин, в самом деле, относился к подвиду «бабаев с Урала», так как стал ждать человека, похожего на Станиславского. Минуло полчаса, час, полтора…, а Миленин родственник не появлялся в дверях. Другой давно бы подумал, что он старика с кем-то перепутал, что тот ушёл другим ходом или его вывезли из комитетского расположения на «воронке» (случается и такое), но настырный малый непоколебимо ждал своего часа.
4
Топтыжный допрашивал отца Милены – академика Андрея Петровича Кузовлёва. В связи с пропажей дочери и её возможной прикосновенностью к шпионажу, академика вызвали с острова Новая Земля, где он на объекте «Моно» вместе с российскими учёными проводил фундаментальные научные исследования стратегического значения. Следственное действие длилось долго: во-первых, полковнику было о чём спросить Кузовлёва, во-вторых, Андрей Петрович был расстроен исчезновением дочери и на расспросы реагировал довольно заторможено.
После установления личности допрашиваемого и выполнения предварительных уголовно-процессуальных формальностей, Иван Сергеевич предъявил учёному документ о допуске следственной бригады к тайне особой государственной важности – к совершенно секретным разработкам, которыми тот занимался.
– Перед вылетом в Москву ваш коллега, генерал госбезопасности Лазарев, отвечающий за «Моно», уже предупредил меня об этом, – прочитав бумагу, сказал Кузовлёв.
– Порядок есть порядок, – пояснил Топтыжный. – Андрей Петрович, расскажите, пожалуйста, когда вы узнали об исчезновении вашей дочери, и как она познакомилась с Листратовым?
– Милена перестала мне отвечать по мобильнику недели уж как полторы, – припоминая, прищурился тот. – Тогда же замолчали и домашний видеофон, и телефоны Листратова. Я как-то не придал этому значение – молодёжь, увлечены только собой, да ещё ждут ребёнка…
Что касается знакомства с Листратовым, – сетка морщин вокруг глаз академика углубилась, – то оно произошло года два назад. Дочка предупредила меня, привела Георгия домой и официально представила. Серьёзный молодой человек. Весьма сведущий в науке и технике. Милену он очень любит. За это время зарекомендовал себя положительно. Могу сказать о нём только хорошее.
Завершая тираду, Кузовлёв сделал особый упор на двух последних словах, а его твёрдая интонация словно предупреждала:
«Я не знаю, что там у вас против Листратова, господин Топтыжный, а у меня – вот так».
Иван Сергеевич, выслушав учёного, невольно обозначил улыбку уголками губ: ему нравились верные товарищи и уверенные в себе натуры.
– Что же свело вашу дочь и Листратова? – задал он следующий вопрос.
– Что свело? – от воспоминаний академик снова прищурился. – Понимаете, Милена учится на психолога. Она готовит дипломную работу на тему о заочном методе изучения личности. Её привлекла фигура первого космонавта Юрия Гагарина. Вот дочка и обратилась к Георгию, учитывая специфику его деятельности, а также возможность необычной формы подачи материала…Кгм-кгм…Принимая во внимание ваш интерес к Листратову, сразу упреждаю: моя встреча с ним произошла по инициативе Милены. Георгий со мной нацелено знакомства не искал.
– Вы рассказали о формальном поводе к сближению молодых. Но в дальнейшем их, наверняка, связали какие-то более фундаментальные вещи?
– Что же ещё, кроме любви? Стоп! Вру…Милочка…То есть, Милена как-то призналась мне, что Георгий напоминает ей Гагарина внешне, а пуще всего – внутренне: душевной теплотой, порядочностью, добрым юмором, взаимовыручкой. Допустим, для неё он заказ исполнил бесплатно ещё до их сближения. По просьбе Милены он и другим бескорыстно помогал. Хым…, – сам себе удивился Андрей Петрович. – Я как-то не придавал тому значения…Не исключено, что он тем её и покорил. Да присовокупите сюда то, что я напел дочке, когда она была ещё маленькой, сказки про космочела. Вот она и ждала такого принца.
– Извините, не понял – признался Топтыжный. – О чём вы? Что ещё за «космочел»?
– Видите ли, существует такое понятие как монизм, – оживился Кузовлёв, «седлая» своего идейного «конька». – Монизм – философский принцип, признающий единство мира. Для меня это единство состоит в том, что развивающаяся материя рождает всё сущее, в том числе и сознание. Но единство не означает застывшую
монолитность. Мироздание представляет собой прогрессирующую
систему со сложной структурой.
Вообразите себе кашу, варящуюся в гигантском котле, – академик жестами изобразил помешивание блюда черпаком. – И периодически в этом вареве возникают пузырьки. Таким пузырьком является и Наша вселенная. 15-20 миллиардов лет назад она пребывала в так называемом сингулярном состоянии, когда занимала объём меньший, чем атом водорода. Затем произошёл так называемый Большой взрыв, основанный на реакции монополей – фундаментальных субфизических частиц. В результате стал формироваться Наш мир: разбегающиеся галактики, звёздные системы, планеты…Происходил позитивный процесс рассеяния материи, создающий условия для возникновения жизни и мыслящих существ. Однако линейное продолжение такой динамики не может длиться вечно. Если энергетическая реакция взаимодействия между светлой и тёмной материей идёт активно, то вселенная, в конце концов, лопается. Если же эта реакция затухает, то происходит коллапс. Но, и в первом и во втором случае, энергия умершей вселенной возвращается в первобытную кашу, её породившую. Вот схема энергетической перезарядки, вот тот алгоритм, по которому извечно и функционирует мироздание.