Разбегающиеся миры, или Вселенская толкотня локтями

И оператор по незаметному сигналу ведущего взял Сухолятина крупным планом.

– Здравствуйте, уважаемые телезрители! – с ненужными патетическими нотками провозгласил тот, и, повинуясь указующему жесту Рокотова, не без досады спрятал пальцы, так и тянувшиеся ко рту. – Эта история случилась шесть лет тому назад…Кхе-кхе…Сам-то я из Перми, но дела служебные забросили меня начальником паспортной службы в Людиново…Э-э-э…в Людиново Калужской области, – торопливо сделал он топографическую привязку, так как Рокотов отчаянно «семафорил» ему, давая понять, что далеко не всем известно место нахождения заштатного российского уголка. – Так вот, надобно было выправить электронный паспорт четырнадцатилетней девочке. Да не абы какой, а Диане Лонской. Сиротка эта ещё во младенчестве была удочерена Лонским, ибо еённые папа и мама, некие Аликины, погибли…

– Погодите-погодите, Семён, – разыгрывая экспромт, вмешался в монолог ведущий, – это ж благородно! У нас столько беспризорных…И если бы каждый из нас забрал по сироте…

– Э-э-э, нет, – на сей раз, уже Сухолятин пресёк сентенцию журналиста, запустив таки наполовину ноготь указательного пальца в рот. – Сперва я тоже расчувствовался…И будь обычный ребёнок, прослезился бы, да и выправил документ. Но тут же Лонская! Потому я всё прошерстил от и до…Пробил по базе данных. И наковырял-таки! Глядь, чё за ёлки-моталки: под одним и тем же номером свидетельства о рождении, выданного Людиновским ЗАГСом, значатся два разных ребёнка.

– Любопытно, – на сей раз согласился с детективом Юрий.

– Странный фактик я со своим дружком Жекой за бутылкой и обсосал, – выплюнув треть ногтя, довольно хохотнул словоохотливый «грызун». – Покойничек Жека тогда работал в областном ГУВД. Просекли мы, что тута огроменное бабло корячится! Ну и взяли мы за мотню заведующую ЗАГСом Шелапутину…

Сухолятин, следуя установке журналиста, нарочито допускал в речи вульгарные выражения, которые должны были вызвать у простого народа понимание и доверие: свой брат правду-матку кроет. И в данном месте повествования Рокотов незаметно и одобрительно кивнул рассказчику.

– Ага, значитца, взял мы её за мотню, – ободрено продолжал рассказчик, – и ну трепать. Перво-наперво обозрели книгу записи. Хоп! А тама за прошлые года втиснута подложная запись. И пошло-поехало…В общем, раскололась Шелапутина и заложила с потрохами Лонского. А дальше – стоп! Ну, состряпала эта тётка подлог, а на кой ляд он нужен – не знала. Стало быть, вопросец подвис в воздухе…

– И вы, Семён, естественно, передали улики на старуху-

процентщицу Шелапутину в железные лапы прокурора, да? – предвосхищая пересказ фабулы, будто бы попытался перехватить инициативу Рокотов.

– Да не совсем так, – деланно засмущался тот. – Точнее, совсем не так. Вроде, результат нулевой. По сути-то, навару мы с покойничком Жекой и не поимели. Но продолжали копать. Ухлопали массу нервов и сил на подпольный крутёж, но подноготную Лонского растибрили, хо-хо! Когда к кому-нибудь заявляются два костоправа при погонах и удостоверениях, то дверки отворяются. Вот и надыбали мы хмыря, что охранял в Людиново дачу Ирэны Витольдовны, матери Лонского. И припёрли его на счёт Дианы. Тут-то он нас и ошарашил: «Год – за два!», – говорит. Мы – ему: «Чего за два?» А он: «Девка-то, – говорит, – красивая да видная, но диковинная: росла как на дрожжах. Год – за два! А то и за три! Так дети не растут!»

– Что-то я не улавливаю смысла…, – попробовал вмешаться в повествование ведущий.

– Да ты слухай, слухай, – войдя в роль, по-свойски подмигнул ему Сысолятин. – Тогда поехали мы в Казань, где Лонской начинал карьеру. И надыбали через приятельскую ментуру-клиентуру…, – с внешней простодушностью поковырялся в носу рассказчик, – что тама с ним приключилася тёмная история. По молодости он по уши втрескался в девушку по имени Марина. Но та, вишь ты, им пренебрегла, да выскочила за его знакомца Сергея Аликина. Через то влюблённые и приняли смертушку л-л-лютую!

– Не пугайте нашу аудиторию, – предостерёг его Рокотов.

– Уж, что было, то было…, – развёл руки Семён Гаврилович. – А в те времена в Казани проживал доктор Герман Волков. Про него знающие люди сказывали: был доктор-невролог, а стал доктор-некролог. И Герман со своим сподручным Альбертом Олби по тайному заказу Лонского вывели породу хищных управляемых собак. Вот они и пригодились. При пробежке молодожёнов в лесопарке эти зверюги их и порвали на куски. А происшествие списали на свору бездомных дворняг, которых благополучно отстреляли. Чуете стиль Лонского? «Весь мир отстой, а я – король!»

– Действительно, жутко! – помотал головой Юрий. – Но какое

отношение это имеет к Диане Лонской?

– Да самое прямое! – наводяще хихикнул Сухолятин. – Когда мы сличили подростковые фото Марины и Дианы – один в один! Даже камера контроля доступа идентифицировала их как одного человека. Вот, сами убедитесь, – передал он фотографии Юрию. – Только одна родилась раньше другой лет на двадцать семь. Говорю приблизительно, ведь запись о рождении Дианы Шелапутина сделала четырьмя годами позже даты смерти Аликиной. И учтите, ни детей, ни сестёр у Марины отродясь не бывало.

– Занимательный поворот сюжета! – теперь отнюдь не отрепетировано встал из кресла Рокотов, сам впервые увидевший снимки. Налицо поразительное сходство на лицо, – в смятении московский гость самопроизвольного каламбура даже не заметил.

– А я чё баю! – пуще прежнего воодушевился пермский пинкертон. – И о чём это говорит? – нарушая законы жанра, уже Сухолятин начал задавать вопросы в студии.

– Затрудняюсь сказать, – растерянно промолвил маститый москвич.

– Хе-хе, у нас с покойничком Жекой гипотезы имелись, – хихикнул герой программы, – да улик не было. И тогда мы отважились отправить Лонскому копию досье, предложив выкупить наше молчание.

– И что? Возник повод, говоря языком животноводов, после утренней дойки Шелапутиной перейти к вечерней дойке «золотого телёнка» нашего времени? – обретая себя, съёрничал Юрий.

– Ага. Заполучили мы доступ к высочайшему вымени.

– И дойка состоялась?

– Ишо какая! Лонской выкупил подлинник досье и наше молчание. И мы с покойничком Жекой неплохо подразжились…

– Послушайте, вы уже в который раз поминаете про покойничка, – не выдержав, перебил псевдоисповедь журналист. – Что случилось, чёрт побери?!

– А вот это уже заключительная часть нашей трилогии, – потупился Сухолятин. – Ну, настригли мы золотого руна, и нам бы угомониться. Ан заело нас бабское любопытство: всё-таки, что связывает Марину и Диану?

– Да, может, вовсе и не любопытство? – выразил сомнение журналист. – А, фигурально выражаясь, вы возжелали ещё раз подёргать за дойки всемогущего олигарха?

– Эх-ма, – скривился пройдоха. – Короче говоря, долго ли коротко ли, а разнюхали мы, что доктор-некролог Волков, который позднее слинял за бугор, в Казани в закрытой клинике строгал человекообразных зомби. Как папа Карло буратинов. И допёрли мы, что Диану склонировали из останков Марины. И таковским уродским способом Лонской заполучил любимую. Заполучил, растерзав. Чуете стиль Лонского? «Весь мир отстой, а я – король!»

– М-м-да…, – промычал Юрий в ответ.

– Ан Жека не успел попользоваться открытием, – скорбно перекрестился Семён Гаврилович. – Убрал его Лонской. Посему…, – откусил Сухолятин заусенец, – заполучу я гонорар за интервью, и из своего пермского бункера кану в небытиё. Где меня не достанут. Чао, господин Лонской!

Венчала передачу музыкальная заставка, навязанная лично Рокецким. Потому Рокотов, выполняя волю шефа, произнёс заранее заготовленную финальную тираду:

– По имеющимся у нас сведениям, – пояснил он воображаемой зрительской аудитории, – «Чао!» Лонскому сказал не только господин Сухолятин, но и Диана Лонская, сбежавшая от него. И она шлёт папочке музыкальный привет в виде песни барда Гоноратия Лепилова «Пигмалион и Галатея».

И далее монтировалась видеозапись выступления Гоноратия на одном из корпоративов:

Ко мне являлась ты в рассветных снах -

Из мира грёз, прелестное созданье,

Сон таял сказкой с мёдом на устах,

И наступало разочарованье.

Ведь до поры была бесплотной страсть,

Я ей шептал напрасные признанья,

Но ты однажды феей родилась,

Из моего заветного желанья!

Тебя ваял я из Луны ночной,

И созидал из призрачных видений,

И ты пришла небесно-молодой,

Ты выткалась из сладких предвкушений!

Твоя реальной стала ипостась,

Так воплотились страстные мечтанья:

Так ты явилась – чудно родилась,