Старик

В этот момент дверь распахнулась, и в кабинет вошел Осип с подносом, на котором стоял серебряный кофейник и две чашки. Видимо, Агата все еще дулась, что ее завтраку предпочли кофе.

– Думаешь, он из воров? – спросил Осип и аккуратно поставил поднос на стол.

– Да-да, это возможно, – ответил Ипполит, который все еще находился в задумчивости. – Я считаю, он из утренних. Скорее всего, он отвлекает, а его напарники в это время чистят квартиры или лавки. А ты что думаешь?

– Заметь, странный способ отвлекать.

– Вспомни семейство Чичуа! – сказал Ипполит. – Вот уж, где был странный способ отвлекать народ. И тот работал.

– Что за Чичуа?

– Ба! Ты не помнишь? Семья, которая обчищала лавки мелких торговцев. Двое мальчишек, их отец и мать. Каждый раз сорванцы устраивали на улицу драку между собой. Причем они так эффектно инсценировали ссору, что люди боясь, как бы они друг другу глаза не выцарапали, бросались их разнимать. Начиналась свара. Даже экипажи, что проезжали мимо, останавливались. Лавочники выходили на улицу и бросали свои лавки. А тем временем, пока мальчишки дрались, их родители входили в лавки и брали все, что под руку подвернется.

– Как же их поймали?

– По чистой случайности. На Невском, почти у самой Мойки, была лавка старика Гамуши. Он торговал сукном. Как раз недалеко от этого места братья Чичиа затеяли драку, народ высыпал на улицу, все ахали и охали. Тем временем старшие Чичуа вошли в лавку еврея Гамуши. Они огляделись. Никого. Тут же воры стали хватать отрезы ткани и кружева. Как вдруг из-за прилавка вышел хозяин лавки, в руках он держал ружье.

– Почему же они его не заметили? – удивился Осип.

– Потому, братец, что Гамуши был ростом с десятилетнего ребенка. Всю жизнь он страдал из-за своего низкого роста. А тут благодаря этой особенности в одиночку поймал шайку воров, за которой охотились все полицейские Петербурга.

Весь день Ипполит и Осип провели в кабинете, копаясь в ящичках. Однако к вечеру стало окончательно ясно, что день потрачен напрасно.

– Если твой старик что-то вроде братьев Чичуа, следует за ним проследить,– предложил Осип.

– Да! Непременно!

Глава 2. Один целковый.

На следующее утро все повторилось. Ипполит проснулся от ужасного скрипа. Он спрятал голову между двух подушек, но это не помогло. Натянул одеяло на голову, но и это не помогло. У него было чувство, что адское пение раздается у него в голове.

Ипполит сделал все то же самое, что и накануне. Подошел к окну, отодвинул портьеру и долго рассматривал старика. Тот был одет в точности, как вчера и держал пустой латок на груди.

– Латок-то ему зачем? – спросил вслух Ипполит.

К завтраку Ипполит явился в самом дурном расположении духа. Алиса завтракала в одиночестве.

– Куда подевался Осип?

– Как куда? – удивилась Алиса. – Он же за твоим хористом следит.

– А! Умница! – обрадовался Ипполит.

После завтрака Ипполит решил пройтись по ближайшим лавкам и мастерским, вдруг кто-то знает старца. Первым делом он отправился к часовщику, чья мастерская располагалась на первом этаже, аккурат через один этаж под квартирой Ипполита.

Часовщик – немец средних лет, серьезный и обстоятельный человек, на все случаи жизни имевший строгий план. Он всегда поднимался в одно и то же время, имел один и тот же завтрак и заканчивал работу в одно и то же время.

Ипполит вошел в мастерскую и откашлялся, чтобы привлечь внимание мастера, который сидел за работой.

– А, это вы! – сказал немец, при этом невозможно было понять, обрадовался он гостю или же был разочарован.

– Я принес … вот… – Ипполит протянул настенные часы. – Представьте себе, ни с того ни с сего кукушка стала вываливаться.

Часовщик посмотрел на Ипполита с интересом.

– Оставьте там, – он указал гостю на огромный стол, заваленный часами самых разных форм.

Ипполит положил часы и сделал вид, что уходит, но уже у порога остановился и неожиданно спросил.

– Вы слышали утром песнопения одного бродяги? Не мешает ли он вам спать?

– Бродяги? – повторил часовщик и задумался. – А! Вы, наверное, говорите о художнике, что приходит сюда каждое утро. Нет-нет! Он мне совсем не мешает. Он чудесно поет. Такой прекрасный сильный голос! Каждое утро я даю ему целковый.

«Так вот, кто тут настоящий злодей! – подумал Ипполит. – Вот отчего хорист стал так исправно являться к нам по утрам».

Ипполит не стал критиковать вслух сомнительные музыкальные предпочтения часовщика, а только спросил:

– Скажите, а зачем он носит с собой пустой латок?

– Пустой? – удивился немец. – Нет-нет, он не пустой! Там лежат картинки.

– Картинки?

– Да, картинки. Открытки. Этот человек художник, он продает открытки.

м Зачем же он поет? – спросил Ипполит.

– Наверное, чтобы привлечь покупателей, – предположил немец.

– Что же на картинках?

– Женщины и вазы с цветами. Он говорит, только такие картинки покупают.

Ипполит распрощался с часовщиком и вернулся в квартиру, продолжать обход не имело смысла. Теперь Калинкин точно знал, что и кто является причиной его несчастий.

В столовой Ипполит застал Осипа. Тот с жадностью ел остатки завтрака, все, что ему выделала Агата. Ипполит сел напротив, подпер щеки руками и стал пристально смотреть на Осипа.

– Что? Дай же поесть! – взмолился Осип.

– Ешь. Пожалуйста, – преспокойно ответил Ипполит, однако не переменил позы и все так же пристально смотрел на жующего Осипа.

– Хорошо, – со вздохом сказал Осип и отодвинул тарелку. – Спрашивай.

– Разузнал, кто он?

– Само собой. Зовут Павел Раков. Художник. Живет в квартире с еще тремя художниками. Артель у них, что ли. Я порасспросил одного из них. Так вот, он рассказал, что Раков появился у них три года назад. У художников как раз была свободная койка, и они искали четвертого жильца. Кто он и откуда они не знают. Но что интересно, три года назад, они подобрали его в совершенно жалком состоянии. Художники немного откормили Павла, хоть сами бедны как церковные крысы, и научили рисовать натюрморты. Раков оказался учеником способным и скоро стал рисовать женщин. Рисовал всегда по памяти. Так он и живет. Вечером рисует, утром продает. На жизнь ему хватает.

– Что еще?