Белая мгла

– Да. Одна я, как тополь на Плющихе! – воскликнула Катька и всплакнула. Выпитая поминальная стопка еще гуляла по молодому и непривычному к алкоголю организму девушки.

– Три тополя на Плющихе! – со смехом поправив подругу, сказала Алёна.

– А, какая разница! – разревелась Катька.

– Ну, что это ты разошлась-то? – спохватился Иван. – Не плачь, устали просто, идите спать. Утро вечера мудренее. Повеселеете, утром-то. – И вспомнил, что утром ничего веселого не предвидится. Поход на кладбище совсем не веселое мероприятие.

Глава 3. Бабушкин дом

Утро выдалось солнечным. Будто накануне дождя совсем и не было. Небо очистилось от туч, и стало прозрачным и голубым, как весной. Трава была еще мокрой, но настроение у девушек несколько улучшилось, когда выйдя на двор, они зажмурились от ярких солнечных лучей. Дядька встал рано, принес букет цветов от соседа, привел лошадь с телегой.

На кладбище были недолго. Дядька Иван постоял немного, потом отошел в сторону, увлекая за собой Катерину – пусть, мол, одна возле могилки постоит, подумает.

Алёна всплакнула, положила букет на свежий холм земли, и срывающимся шепотом попросила прощения у бабушки – за то, что не успела приехать к ней, пока та была еще жива. За то, что ни разу в сознательном возрасте не побывала у нее, не погостила, да что говорить – даже и не вспоминала о ней. Слезы капали из глаз, растекались по щекам, Алёна вытирала их тыльной стороной ладони, и вместе со слезами приходило понимание того, что ничего уже изменить нельзя, сколько себя за это не кори.

Иван понял, что пора уводить племянницу, пока та совсем не разревелась. Он подошел, обнял Алёну и, стараясь успокоить, погладил девушку по голове, как когда-то в далеком прошлом, когда девочка была еще совсем малышкой и так радовала их с матерью.

– Ну, что так убиваться-то! Мать уж старенькая была, больная. Жизнь долгую прожила, устать от нее успела. Как в народе говорят – отмучилась. Царствие ей небесное! – и перекрестился. – Не плачь, Алёнка, поедем домой, молочка парного попьете, да на заимку свезу вас. Дом посмотришь. Вспомнишь все. Душа ее еще там витает, там ты у нее прощения и попросишь. Там она тебя и услышит, и простит.

– Поедем, дядь Ваня, – утирая слезы, сказала Алёна. Она еще раз оглянулась на могилу и пошла за дядькой и Катериной к дороге, где стояла лошадь с телегою, на которой они сюда и приехали.

– Никогда еще на телеге не ездила! – засмеялась Катя. – Просто экстрим!

– И не говори, – согласилась с ней Алена, уже немного успокоившись. – Тут и пешком не так далеко, да дядя Иван решил нас в экипаже прокатить.

– А что плохой экипаж? – засмеялся Иван.

– Отличный! – хором воскликнули девушки, и засмеялись.

– А здесь многие лошадей держат? – спросила Катя.

– Есть такие. Хотя в последнее время совсем мало стало. Лошадь кормить надо. Корма заготавливать. Это ж не машина – залил бензин и едет!

– Так и корову надо кормить. Сено косить, тоже тяжело.

– А у нас, кто держал коров, тот и держит. У кого-то козы – с ними проще. Хозяйство, оно заботы и труда требует. Вот я со своей Зорькой расстаться не могу. Она мне как родная. Никого ведь нет, кроме нее. Лаек двух держал раньше, когда в тайгу ходил. Так умерли от старости. Больше не завожу. Старый стал. В тайгу не хожу, ну, если только недалеко. За кедровником, за живицей, да за грибами. Это все там, у матери на заимке. Там и ходить-то далеко не надо – за забором тайга. Река там знатная. Рыбы много. Дак, сами увидите. Может и понравится, задержитесь, отдохнете. Успеете еще в Москве выхлопными газами надышаться.

– А мы Томск посмотреть хотели, – сказала Катя.

– Ну, глянете. Че там смотреть-то? Вот на реке и купание, и солнышко. Вона погодка-то как разгулялась. Только купаться и загорать.

– Может, ты и прав, – согласилась с дядькой Алёна. – Погостим немного, осмотримся. Я в отпуске не была еще, никуда не ездила. Вон, какая белая, как молоко.

– Я тоже согласна. Че мы там, в городе забыли. Может, за ягодами сходим? Такие вкусные, мы по дороге к вам поели немного, – сказала Катя.

– Так можно. Только без меня не ходите. А то заблудитесь еще.

– Хорошо, не пойдем, – сказала Алёна.

Девушкам показалось, что ехали очень долго. Лошадь шла почти шагом, выбирая дорогу. Телега утопала в высокой траве, но ехала, подпрыгивая и переваливаясь из стороны в сторону. Иной раз казалось, что она вот-вот перевернется, девушки визжали, а Иван посмеивался в усы, и умело управлялся со своим «транспортным средством». Он задумчиво сидел, держа в руках поводья, и почти весь путь молчал. А Алёна с Катей смотрели по сторонам и восхищались красотой и величием леса. Теперь они ехали, а не шли, светило солнце, а не моросил противный дождь, девушки, сидя на соломе рядом с Иваном, чувствовали себя защищенными и почти счастливыми. Все им было в новинку, все интересно, все радовало.

– Ну, вот и приехали, – сказал Иван и натянул поводья.

– Ой! Какая красота! – воскликнула Алена.

– Обалдеть можно! – согласилась с ней Катерина.

Девушки молча глядели на стоявшие на небольшом холме избы, обнесенные добротным забором. Две стояли рядышком, и казались новыми, а еще две покосились, забор был кое-где поломан, но впечатление производили домов жилых, а не заброшенных. Прямо под ними текла река. Река простиралась далеко и казалась очень быстрой. Трава изумрудным цветом покрывала берег и склон, на берегу росли большие деревья, некоторые стояли практически в воде. А от домов спускалась узкая тропинка к песчаному берегу реки, образуя небольшой пятачок, будто пляж, вода у которого была чистой и прозрачной. Перед забором росли высокие деревья черемухи и рябины. Ягоды на рябине уже набирали алый цвет, черемухи шелестели листьями, давая густую тень, к забору прислонилась небольшая лавочка. Прямо за домами стоял высокий лес, тайга…

– Ну, что застыли, рты пооткрывали, слезайте, пойдем что ль. Лошадь напоить и накормить надо.

Девушки соскочили с телеги и стали ждать, пока Иван открывал ворота крайнего дома и заводил во двор лошадь. Войдя во двор, они увидели добротный сарай, лужайку, небольшой огородик, на котором зрели огурцы и помидоры. Возле окон цвели цветы, по скошенной траве палисадника ходили куры, и постоянно что-то клевали, иногда косясь на девиц, будто опасаясь их.

– А кто же кур кормит? – удивленно спросила Катя.

– Как кто? Петрович. Он присматривает за хозяйством, ну и я тут иногда кой чего делаю. Мать уж совсем плохая была, а все сажала что-то, да сеяла. Поговорка такая есть – собираешься помирать, а пшеницу сей… Что тут говорить. Вот уж и матери нет, а огород ею посаженный вона какой!

– Да, – чуть не плача, сказала Алёна. – Тут и в магазин ходить не надо – все на грядках. И укроп и петрушка и лук…

– И коза в сарае живет. Подоить надо вечером, умеете? – спросил дядька.

– Козу? – округлив глаза, и с ужасом смотря на дядьку, воскликнула Алёна.

– Козу! У бабушки твоей коза живет – Белка. Осиротела теперь!

– И как же теперь с ней быть? – испуганно взирая на улыбающегося Ивана, выдохнула Катерина. – Мы никогда не доили коз!

– Да не бойтесь, девчата, шучу я. Петрович подоит. Он и вас научить может. А что – дело не хитрое!

– М-мы постараемся, – почти промычали испуганные столичные девицы, никогда не видавшие, как надо доить коз.

– А где она сейчас? – спросила Алёна.

– Скоро Петрович ее приведет. Пасется она.

– Ага, – кивнули обе девицы. – Больше никакой живности нет?

– Нет. Собака полгода назад издохла. У Петровича тоже давно уж собак нет. Кошка только. Он и помогал матери тут во всем, хотя сам – не поймешь в чем душа держится. Он ведь старше матери на 3 года. Ему уж 90 скоро стукнет.

– Ничего себе! – воскликнула Катя. – Нам так не жить!

– А ты чужой век не считай. У каждого свой. Может, и ты до ста лет доживешь!

– Ага. До ста! В Москве до пенсии бы дотянуть! Гарь, шум, ужас, да и только! Продукты все – не поймешь, из чего сделаны, химия и жизнь называется!

– А кто вас там держит? Вот, принимайте наследство, вместе с курями и козой Белкой. Будут вам тут и яйца свежие и молоко, и овощи. В лесу земляника, черника, малина, клюква, брусника! Грибов разных видимо-невидимо, кедровник… А дичи в тайге сколько! А рыбы в реке! Натуральное хозяйство!

– Заманчиво рассказываешь ты, дядь Вань! Только мы люди городские, к труду на земле не привыкли. Нам там привычнее.