Занимательная геометрия

Вика глянула на него, явно желая о чем-то спросить, но – промолчала, отвернулась к мойке…

– Честное слово, сейчас приедем и озадачу секретаря поисками жилья. С утра времени не было. Метался по городу, как угорелый…

– Что-то произошло? – Дэн почувствовал, как невнятной, почти незаметной судорогой прошелся по нервам этот вопрос. Его уже сотню лет никто не спрашивал о делах, кроме шефа и подчиненных. Одному он обязан был доложить о любых серьезных проблемах, и это был не вопрос, а требование. А ребята предпочитали не спрашивать лишний раз, чтобы не нарываться. Меньше знаешь – лучше спишь. Надо будет, вызовут и расскажут…

А чтобы именно так – с искренним участием, с тревогой в глазах… Он поспешно себя убедил, что все это померещилось. Напридумывал себе ерунды… Видимо, обстановка домашняя располагает…

Привычно включил цинизм:

– А как ты себе, вообще, представляешь строительство? Хоть на одном объекте была, или только бумажки расковыривала? Поездила бы, с прорабами поругалась, с таджикского на матерный попереводила, а потом обратно… А потом по кабинетам всяческих надзоров, о которых, уверен, даже еще не слышала… А через недельку я бы на тебя посмотрел, с такими вопросами. Пришло бы тебе в голову спросить "Что произошло", – очень едко, с насмешкой передразнил. – Или сама уже сообразила бы. Да у нас, между прочим, всегда что-нибудь происходит, каждый день, каждый час, только успевай слушать! Тебе с какого момента рассказать?!

Он понимал, что снова – перебор, и в словах девушки не было ничего лишнего. Обычный живой интерес новичка, неравнодушного. Только вот, интерес этот разбередил в нем что-то нехорошее. То, что пугало, злило, выявляло слабости, о которых он давно забыл, уверенный, что они похоронены.

Вероника все это выслушала, не дрогнув ни одной мышцей, не выказав никакого волнения. Дождалась окончания тирады, и выдала:

– Ну, так дай мне эту возможность. Александр Павлович сказал, что я у тебя научусь тому, что никто и никогда не покажет в нашем офисе. Там все, будто волки дерутся за каждый объект, за каждый килобайт собранной информации. У каждого "база" связей, знакомых и друзей. И никто не хочет ею делиться, потому что без "базы" и знакомств половина всех управленцев вылетела бы к черту, сквозь закрытые двери. Там опасно даже просить, чтобы кто-нибудь поделилися сведениями.

А здесь я не мешаю никому: посмотрю, поучусь уму-разуму, и уеду. Каждый знает, что я – не конкурент, и приехала ненадолго. Надеюсь, что никто не будет скрывать данные, жмотничать…

Ну, пожалуйста, можно? Это мой единственный шанс. А бумажки изучать я могла бы и дома…

Первым желанием было послать её нафиг с такими идеями: не хватало, чтобы девчонка шаталась по стройкам, да под ногами путалась… А потом догнало озарение: может, оно и к лучшему? Чем дальше от источников информации, документов, переговоров – тем лучше для него и для душевного спокойствия. Главное, проинструктировать ребят, чтобы не таскали туда, где ей быть не следует. На каком бы хорошем счету ни находился Денис, а у него тоже были свои секреты. В нашем мире те, кто играет по правилам, совершенно без мухлежа, далеко не заплывают – нет шансов удержаться при сильном течении. И он, как и все, делал вид, что все чисто и гладко, но местами правила нарушал. Палыч, как и все остальное начальство, об этом, наверняка догадывался, но предпочитал вопросов ненужных не задавать. А если эта красотка что-нибудь выкопает, и на блюдечке шефу принесет, уже легким прикрытием век не отделаешься. Он будет вынужден разобраться, разгону дать, потребовать – проконтролировать…

После, конечно, волна сойдет на нет, и все вернется туда, где было. Да только вот, Денис не хотел и временных перемен. Ему забот и так по уши было.

– Хорошо. Завтра прикрепим тебя к Евгению, это мой зам, один из двух. Второй – в отпуске. Помотаешься с ним, посмотришь, что к чему… Только, чур, потом не жаловаться! И не проситься обратно в теплый кабинет!

Глаза Вероники просияли, да и вся она просто расцвела. Еще чуть-чуть – и бросилась бы на шею… Остановил только хмурый вид Дениса, который старательно изображал страшного и неприступного шефа. Хотя, если по-честному, очень хотелось поржать, от того, как мало ей для радости надо.

Знал бы о этом тот же Евгений, который мечтал хоть пару дней провести, по-тихому, закрывшись в кабинете…

– Все, хватит болтать, поехали.

Наблюдая, как девушка натягивает сапожки (ну, если не врать самому себе – на лодыжки засматривался, обычно не видные из-под штанов), снова нахмурился:

– Если ты действительно бегать собралась по стройке, про каблуки забудь. Ни один мой прораб или инженер тебя и к порогу не подпустит, и ворота не откроет. Форсить там не перед кем, а ломаные ноги мне совешенно ни к чему.

Удивленный взгляд снизу вверх, из-под упавших прядей:

– Естественно… Я только рада буду побегать в кроссовках. Не очень люблю на каблуках ходить, но, вроде бы, у нас положен дресс-код в офисе… Или ты у себя отменил?

– Не помню. Кажется, не отменял, но не уверен, что в моем филиале его кто-то вводил…

Он точно знал, что никакого "кода" у них и в помине не было. Этот филиал сам же с нуля и создавал.

По дороге поглядывал на пассажирку, стараясь делать это максимально незаметно. Вроде бы, получалось… А почему бы и нет? Вероника совсем не смотрела в его сторону, а просто прилипла к окну. Ничего удивительного: до этого катались только по темноте, которая здесь почти не прекращалась, а тут – шанс хоть немного рассмотреть город…

Но, через время, он понял, что Вика ничего за окном не видела: явно задумалась о чем-то своем, и глубоко… Она хмурилась, нервно покусывала губы (видимо, неосознанно – слишком уж сильно искусала), а Денис пытался угадать, что опять девушку взволновало. Вроде бы, в машину садилась вполне себе бодрая и веселая…

Похоже, к чему-то она неожиданно пришла: резко повернулась, уставилась на него, ожидая, пока обратит внимание. Обратил, когда встал на светофоре. Молча дернул бровью , давая понять, что готов слушать.

– Денис, прости меня, пожалуйста…

– Вот же черт! Мы это, вроде обсудили?! Зачем ты опять заводишь ненужный разговор?

Она вспыхнула:

– Я не о том… Не о дисциплине…

Денис подобрался внутренне: сам факт извинений за что-то, о чем он сам не догадывался, как-то напрягал. Что она успела уже натворить за сутки?

– А о чём?

Она потупила глаза… Жаль, но смотреть внимательно на смену выражений лица не получилось: зеленый свет, сзади уже сигналили, пришлось тронуться. И куда могут спешить люди в этом захолустье? Здесь пешком все обойти – сорок минут…

– Я вчера слишком резко высказалась. Разошлась почему-то, и ляпнула первое, что пришло в голову.

– Не понял. Ты про какой конкретно момент?

– Ну… – Мучительная пауза. Видно, как собирается с мыслями, пытается выдавить что – то, явно сложное. – Когда сказала, что ты можешь быть предателем…

– А… Вон оно что… – Теперь уже он потерялся : как реагировать? Сказать, что простил уже и забыл? Это будет неправдой – его эти слова реально зацепили. Не так, чтобы думать всю ночь напролёт, но – вот, когда напомнила, сразу зацарапало что-то…

Она помолчала. Вздох. Новая попытка объясниться. Удивительно упорная девочка – не ломается, и молчания не испугалась, такого многозначительного.

– Я не имела права так говорить.

– Ну, почему же? Я спросил, ты – ответила. Не за что извиняться.

– Есть за что.

– А именно?

– За то, что такие слова нельзя бросать, не подумав…

Господи, вот же ребенок упал на голову… Еще не растеряла веру в светлые принципы? Может, и принцы на белых конях еще под окошком бродят? Детский лепет. Хорошо, сдержался и не выдал все это вслух.

– Наоборот, чем меньше человек обдумывает свои слова, тем больше шансов услышать правду.

– Но это же не так! Я же не правду сказала!

Дэн осознал, что эти её попытки извиниться льют бальзам на душу, зажтвляют. Хотелось еще попытать, послушать о том, что она не права, а он – Дэн – хороший. Не для того, чтобы этот детсад помучать, а – для себя…

– Хочешь сказать, что ты все обдумала и решила, что я, Дмитриев Денис Игоревич, кристальной души человек, не способный на предательство? И вообще, чист перед Богом и людьми, аки белый лист, и совесть у меня незапятнанная? – Вопрос незаметно стал превращаться в горькую насмешку над собой, которую сдержать оказалось не в его власти.

Вероника молчала, нервно теребя перчатки.

– Ну, теперь уже отвечай, раз завела эту тему…