Между ветром и песком

Украшенный кольцами повод мелодично звякнул, когда Шуким перекинул его через шею вожака. Ящер нетерпеливо переступил с ноги на ногу, всхрапнул, ожидая, что тоо взлетит в седло, едва коснувшись шипа на сгибе лапы, протяжно крикнет, и караван отправится в путь. Но друг почему-то медлил, напряженно разглядывая пахнущую другим миром чужачку. Та, не обращая внимания на суетящихся арахов, осторожно гладила вожака по чешуйчатой морде, несколько примиряя с фактом своего существования.

– Поедешь со мной, – решил Шуким, наконец. Придется следить сразу за двумя, но караван и так потерял ящера, и ослабить его еще больше попросту невозможно.

Аори удивленно вскинула на него взгляд.

– Мне все так же нечем заплатить.

– О, во имя Харру! Почему он вложил в твой рот слова, но не дал мудрости ими не пользоваться?

Аори невольно улыбнулась и почесала ящера за длинной колючкой на краю челюсти.

– Спасибо, тоо.

Ответ она не расслышала. Вожак внезапно вскинул морду, оттолкнув руку чужачки, и огласил окрестности рыкающим ревом.

Арахи едва ли не одновременно замерли, забыв о сборах. Выхватив сабли, Шуким развернулся на пятках, и следом за ним обернулась и Аори.

Ящер с опаленной огнем мордой застыл на вершине дюны, едва различимый на фоне темно-серого неба. Он застонал в ответ, виновато и скорбно. Песок осыпался под неуклюжими лапами, и беглец скорее съехал, чем спустился, к своей стае. Припадая на правую лапу, он доковылял до вожака и ткнулся лбом ему в бок. Черный рыкнул раз, другой, и, высунув длинный язык, принялся зализывать раны повизгивающего от боли сородича.

– Вернулась-таки, – вздохнул Шуким и с лязгом вогнал сабли в седельные ножны. – Снимите с нее груз. Орхон!

Знакомый Аори голубоглазый караванщик склонил голову, ожидая приказа. Совершенно очевидного – как ни жаль терять ящера, тем более боевого, тот не сможет идти в караване без погонщика. И, направив друга на последний путь, тоо не позволит себе милосердия. Законы Харру жестоки, но это – законы жизни.

– Поведешь ее.

– Ее? – поразился арах. – Но как же мой… Он еще детеныш!

– Закрепи седло, – в глазах тоо появилось недоброе выражение, а на губах – кривая усмешка. – На нем поедет Аори.

– Я?! Тоо, я не умею…

– Во имя Харру! Орхон покажет, что делать. Исчезни с моего пути до восхода, женщина!

Голубоглазый не рискнул возражать дальше. Вместе с другими караванщиками быстро снял с раненого ящера защиту, и, пока Дафа возилась с его мордой, разгрузил собственного – мелкого, с толстыми лапами и лобастой, как у породистого щена, башкой.

Плохая примета это, менять ящера в походе, но арах и так переступил отмеренный порог дерзости. С приказами тоо не спорят. Пройди сотни дней по горячему песку, собери свой собственный караван и тогда будешь решать, как проложить путь. Почти непосильная задача, и тем больше уважение к тому, кто ее одолел.

Орхон подтянул ремни, фиксируя седло. Даже самый ловкий новичок не выдержит переход на крутящемся во все стороны насесте, что уж говорить о чужачке, которая мнется сбоку, не понимая даже, как на него забраться. Арах предложил руку и залился краской, когда Аори без колебаний ей воспользовалась.

– Он сам пойдет за вожаком, – пробормотал Орхон, вытирая вспотевшие ладони о полы фарки. – Просто не трогай поводья.

Чужачка сверкнула на араха яростным взглядом.

– Я, вообще-то, не заразная!

Сначала он не понял, а поняв, сложил предательские руки на груди и коротко поклонился.

– Прости, ши. Не хотел тебя обидеть.

Он коротко коснулся ладонью края ее фарки и отступил, не поднимая ярких, как небо Астрали, глаз. И, вместо торжества или удовлетворения, Аори почувствовала себя неимоверно мерзко. Словно котенка ударила.

Раздраженно фыркнув, чужачка поерзала в седле. Демоны, как не свалиться-то? За спиной тоо, в предназначенной для грузов выемке сиделось куда удобнее. Бросив косой взгляд на Дафу, Аори согнула ноги, упираясь ими в изгиб седла, сжала колени и наклонилась вперед. Стало удобнее, но ненамного, да и рубец на животе заныл, напоминая о “не бегать, не прыгать, не драться”.

Веселенький переход намечается; впрочем, не у нее одной.

Разбойник лежал на песке в опасной близости от тяжелых лап вожака. Он откинул руку вбок, и снующие между ящерами арахи то и дело ругались, вынужденные через нее переступать. Единственный глаз бездумно смотрел в небо через узкую, едва заметную щель между бинтами. Дафа намотала их в таком количестве, что голова араха напоминала улей, и Аори невольно присматривалась, не вылетит ли оттуда прикорнувшая с зимы пчела.

Вот как Шукиму удаются такие вопли? Их что, на специальных курсах тоо вокалу обучают? Чужачка едва успела вцепиться в ремень, когда ящер рывком поднялся. Переваливаясь с лапы на лапу, он доплюхал до вожака и встал рядом. Позади послышалось тяжелое сопение, но Аори не рискнула оборачиваться.

Ткнув факелом в остатки костра, тоо вскочил в седло, и, когда село солнце, на долгие часы в кромешной тьме остались лишь крохотные островки света. Кусок чешуи, поделенный ремнем пополам, когда идущий рысью ящер наклонялся вправо. Потом он переваливался на левую сторону, и факел выхватывал шип на сгибе лапы и тень от него на песке.

Аори один-единственный раз взглянула вверх. Так хотелось увидеть звезду, но какие звезды за пылевой дымкой, если даже лучи ближайшей не могут толком пробиться? Темнота давила, и небо постепенно забылось. Аори невольно пригибала голову, словно ящер брел в подземелье, и потолок опускался все ниже, и вот-вот она ударится о него макушкой. Поспешно наброшенный капюшон фарки не слишком-то помог от отнимающей силы иллюзии, но оказался совсем не лишним.

Как быстро, как резко похолодало. На мгновение потеряв из виду факел, Аори едва сдержала испуганный вскрик. Если ящер свернет, слабый огонек скроется за дюной, оставив их наедине со всеми демонами песков.

Они не нападают на Священном пути, единственной дороге, по которой в ночи бредут караваны. Они не нападают, Аори, успокойся уже. Никто не ринется наперерез, не стащит Шукима с седла, его факел не упадет и не погаснет в ту же секунду, когда под эхо отчаянного крика оборвется его жизнь.

Руки намертво прилипли к ремню, и только поэтому Аори не дотронулась до сережки. Беспомощность бесила, унижала, распыляла внимание. Если на караван действительно нападут, придется рассчитывать только на человеческие умения. Как арахи так живут? Как сама Аори так жила все те годы до того, как проснулся дар?

Живут, и ты сможешь. Хватит ныть, изменяющая, держись за дебильный ремень, сжимай коленями дебильное седло на дебильном ящере, и наслаждайся тем, насколько ярок твой мир.

Интересно, как там разбойник. Бредет еще, шатаясь, или упал и не смог подняться? Вожаку без разницы, тянуть его за собой или волочь по песку, оставляя неглубокую борозду. Шуким укоротил ремень, чтобы арах не попал под лапы идущему следом ящеру с бесполезной чужачкой на спине, но даже не подумал взять несчастного наверх, пусть даже и в виде перекинутого поперек шипастого хребта тюка. Жизнь разбойника вручили Двуликой, кем бы там она ни была, и тоо не стремился помогать своим богам.

Пока не стемнело, Аори смотрела, как разбойник переставляет ноги – медленно, слишком медленно, вожак то и дело натягивал ремень. Арах спотыкался, едва не падал, но выравнивался и делал еще несколько шагов до следующего рывка.

Когда караван тронулся, он обернулся, раздвинул двумя пальцами пропитанные сукровицей бинты. Аори так и не поняла, что разбойник хотел увидеть. Ее ли, такую же пришлую, но по чистой случайности получившую из рук тоо и жизнь, и защиту, и свободу? Или прощался с теми, чьи тела свалили кучей на радость стервятникам? Они слетелись, один за другим, стоило караванщикам закончить грязную работу, и приступили к пиршеству. Те, кто летает высоко, всегда смотрят вниз. И следят друг за другом, чтобы не упустить возможность урвать кусок.

Темнота все сжималась. Сжималась и никак не могла сжаться. Тихо вздохнув, Аори закрыла глаза.

Все, ты победила.

И, словно в благодарность, ночь проглотила оставшиеся минуты пути. Караван остановился, повинуясь крику тоо, и сквозь ресницы пробился тусклый свет. Аори отбросила капюшон за спину и выпрямилась, щуря слезящиеся от усталости глаза.

Свет факелов отражался в гладкой, как зеркало, воде. Когда один из ящеров приподнялся на задних лапах и ухнул передними об землю, по поверхности прошла легкая дрожь. Рябь исчезла спустя несколько секунд.

Щеки коснулся влажный ветер. Он принес с собой запах ила и мокрой коры, шорох пальмовых листьев и треск факелов. Караван застыл в немом молчании, еще не вынырнув из монотонного ритма перехода, и даже ящеры дышали в унисон.

Тоо первым спрыгнул с седла, перекинул повод через голову вожака и подвел его к воде. Остальные арахи потянулись следом. Аори попыталась слезть, но бедра и икры свело судорогой, и она замерла, кусая губы.

Всхрапнув пару раз, ящер сам добрел до водопоя, окончательно уяснив, что можно не обращать внимания на дополнительный груз сверху.

– Ты там приклеилась? – ворчливо поинтересовалась Дафа, перебрасывая повод из руки в руку.

– Не могу слезть, – призналась Аори.

– Не только чужачка, а еще и трусиха.

Арашни шагнула к ней и похлопала сербающего ящера по шее.