Цена изменения

Шар мягкого тепла под ладонью, если посмотреть по-особому. У нее получилось с первой попытки, даже Эремерт тогда удивленно щелкнул зубами. И этот шар медленно вращается, а на его гладкой поверхности – ни щербинки, ни завитка. Идеальный контроль.

Аори сжалась, оцепенела, желая только одного – убрать руку. Шин мягко усмехнулся и, кажется, решил добить ученицу окончательно

– А ты?

Он переместил ее ладонь на ее же грудь, и накрыл своей сверху.

Ох. Растрепанная масса, разве что так можно назвать. С длинным протуберанцем, уходящим в темноту.

– У тебя почти нет запаса, а ты на Грань оттягиваешь, – с укором сказал Шин.

Под его пальцами комок постепенно выправлялся. Протуберанец нехотя истаял, втянулся внутрь. Но внутренней энергии хватало лишь на то, чтобы хоть как-то держать форму. Уж точно не на то, чтобы ее наполнить.

– Не обращай на меня внимания, – попросил Шин и перебрался за спину Аори. – Я посмотрю, что можно поправить, а то мы точно никуда не продвинемся.

Он коснулся ее плеч и замер, балансируя потоки.

– Третья связь. – Ксан развалился на подушках и продолжил пытку. – Тоже не реализована. Твой партнер боится сделать любой шаг в эту сторону из-за инициации. И, чем дольше ты культивируешь в себе одно-единственное воспоминание, чем дольше вы растите эту стену, тем сложнее будет ее сломать.

– Наверное. Но мы как-нибудь разберемся.

Шин тихо вздохнул. Тонкое, выверенное изменение начиналось теперь от движений его рук и заканчивалось шевелением потоков внутри Аори. Так хороший массажист через боль, через горящие мышцы правит тело, чтобы дать пациенту новый шанс.

– А у тебя есть время разбираться как нибудь? Ты так уверена, что завтра не придется спасать свою или чью-то еще жизнь? Ты можешь с точностью оценить все риски и отложить обучение до того момента, пока, наконец, созреешь?

Шин никогда не спорил с братом при посторонних. Такая уж у них была игра, или, скорее, стиль. Одна команда, если ошибки – то на двоих.

Не стал осаживать его и сейчас, хотя бросил предупреждающий взгляд из-за плеча Аори. Не сбивай, мол.

– Почему нет? Просто не буду снимать сережку…

Она уже перестала замечать прикосновения Шина. Привыкла к нему, к его присутствию позади. Но тут его пальцы пробежались по позвоночнику, нажали на чувствительные точки так, что вся кожа разом покрылась мурашками, мышцы мгновенно напряглись и тут же расслабились, и кровь быстрее побежала по венам.

Шеи Аори коснулось легкое дыхание. Или это только порыв ветра? Тонкий луч оранжевого света пробился из-за деревьев на горизонте. Аори и не заметила, что солнце уже садится.

– Так-то лучше, – негромко сказал Шин. – Подними руки.

Она повиновалась. Изменяющий придвинулся ближе, так, что Аори спиной ощутила его тепло,, и положил ладони на тыльные стороны ее кистей, палец на палец, так, чтобы управлять ими.

– Не запоминай движения, – прокомментировал Ксан. – Только ощущения.

Шин сложил ее руки поверх солнечного сплетения.

– Сережка? Где? – он заглянул с обеих сторон, коснувшись подбородком мочек.

“Просто он слишком близко,” – подумала Аори.

От его прикосновений разлились волны тепла, прокатились к его рукам. Низ живота свело болезненно и одновременно приятно, тягуче и слишком коротко… она даже не успела прочувствовать.

– В рюкзаке, – пробормотала Аори.

Шин продолжал удерживать ее руки, и брат придвинулся ближе, подал трубку кальяна и держал, пока она затягивалась.

– Хорошо, – теперь ему не надо было напрягать голос. – Ведь чем дольше ты ее носишь, тем жестче фиксируешь свое состояние. Привыкаешь к нему. Стабилизируешь. В какой-то момент сопротивление станет болезненным, позже – невозможным. И нет ничего более мерзкого, чем изменяющая, навсегда потерявшая контроль.

– Или изменяющий. Веррейн.

– Его синдром – еще не худший вариант. Ладно, попробуем еще раз. Выдыхай.

Шин провел по губам Аори ее же пальцами. Еще серия быстрых касаний – шея, грудь, живот. Сладкая дрожь от каждого – он еще и цеплял потоки.

Тонкая струя ветра подняла дым вверх, закрутила его… и, непредвиденно, вспорола одну из подушек и дополнила маленькую погодную катастрофу снегом из наполнителя.

– Видишь разницу?

Аори заторможенно кивнула. Ее руки продолжали свой танец, подчиняясь движениям Шина, и она никак не могла сосредоточиться в таком состоянии. Темные глаза его брата оказались совсем рядом. Он медленно провел пальцем по губам девушки, и она приоткрыла их, подалась вслед за его рукой.

– Что… Что ты делаешь?

Она нашла в себе силы спросить, но не сделала ни одного движения, чтобы вырваться.

– Это – наш дар, – ответил Ксан. – Наше изменение. Новая память, чтобы стереть прошлое. Новые ощущения, без которых ты не сможешь стать собой.

– Не бойся, – прошептал Шин на ухо. – Все будет хорошо. Я смогу помочь и научить. И я чувствую, как тебе этого не хватает.

Его руки опустились ниже, и бесполезно было бы врать.

– Я… Я замужем!

– Это самое малое из того, что ему придется принять. Изменяющие не живут в клетках. Близость душ не измеряется разговорами, объятиями, сексом. Это – мир, в котором вы вдвоем, и не может быть иначе. Ты и сама не станешь требовать от него верности тела, так ведь?

– Не стану. Но…

– Аори, ты погибаешь. Если в ближайшие дни ты не изменишь то, что разрывает тебя на части, не найдешь что-то новое, большое, продолжишь оттягивать неизбежное, ты уничтожишь себя и его. Думаешь, я вру? Обманываю тебя?

– Нет… Я верю. Знаю.

Солнце скрылось за деревьями, и сумерки окрасили мир в синие тона. Они тоже умели изменять живое. Превращать дневную иссушенность в таинственную сказку, обещать и тут же подтверждать свое обещание. Они были так же умелы, деликатны, они понимали, они никогда не осуждали.

Они просто были в этом мире. Такая же его часть, как и двое изменяющих, гармоничная, настоящая. И до боли хотелось и самой влиться в эти сумерки, в этот вечер, и чтобы эта ночь вычеркнула все предыдущие ночи и дни.

Аори вывернулась из объятий Шина и вскочила, тяжело дыша.

– Ты выпустишь меня или выход только через перила?

– Уверена?

– Да! Я сама решу, что мне делать!