Горькое логово

– Не ты один. Подними глаза. Ну, Сташек!

Сташка послушался. Посмотрел в глаза: сколько тревоги! Скорей сказал:

– Нам надо на чем-то по правде примириться… Когда я буду все помнить и понимать, да? Яр? Да? Тогда только ты меня сыночком назовешь?

– Если ты сам назовешь меня отцом несмотря на все, что вспомнишь, – грустно сказал Ярун. – Вряд ли тебе будет легко… Произнести это слово.

– Надо быть честными-честными друг с другом… – прозвучало это совсем по-детски, но Сташка упрямо договорил: – Тогда мы с этим всем прошлым разберемся, правда?

– Да. Махнуть бы рукой и все начать сначала, да и простил я тебе давно и все прежнее и даже будущее, но… будем жить по правде. С тобой надо осторожнее. Ты можешь взбеситься на ровном месте и любые отношения разнести вдребезги. Можешь убежать или убиться, если что-то не по тебе… Я бы предпочел, чтоб ты ничего не вспомнил вообще, но… Давай хотя бы оттянем это. Пока ты мал, в тебя хоть какие-то нормальные понятия можно встроить, так что к лучшему, что ты вернулся так рано. Побудь ребенком Сташкой, подрасти, окрепни – думаю, только это и спасет тебя… Ох. Ты, конечно, Астропайос Дракон – существо неуязвимое, но на руках-то у меня сейчас десятилетний нервный ребенок, которого полное сознание Кааша убьет. Десять лет – это, родной, очень мало. И для Сети, и для памяти.

– Оно само лезет…

– Дело во впечатлениях. Ладно, за этим я прослежу, – Ярун поцеловал его в макушку: – Я рад – ты наконец дома, родной.

– Одиночества больше нету, – кивнул Сташка, посмотрев через его плечо на холодный трон.

– …И что ты умнее, чем обычно, – усмехнулся Ярун.

– Ты, конечно, радуйся, но… Я немножко понимаю, почему мы с тобой можем это… которое «все вдребезги» и «бунт на корабле».

– Ну-ка? – усмехнулся Ярун.

– Ну, потому что я жутко подобен тебе, да. Но при этом я – не ты. У нас могут быть… разные убеждения. А когда ты обращаешься со мной так, как будто я – это ты, только отдельный… Вот тогда и начинается… Конфликт поколений. Яр. Когда мы уже… Сверим цели и договоримся?

– Умник. Ох, какой ты в этот раз умник… Это вселяет надежду. Клянусь. Будем честными. Будем… Сверять цели. Любые цели. Но… Ты еще маленький такой. Очень, очень маленький. Уязвимый. Окрепни сперва. Тогда и будем… Сверять. Но я думаю, что…

– Что эти цели окажутся одними и теми же? Потому что ты меня воспитаешь под свои цели?

– Сташка. Ты – чудовище. Через что же ты прошел, если даже в щенячьем возрасте твой строй мыслей так… Так опаслив? Ох. Ну ладно, честно – так честно: да, воспитаю. Да, под свои. Потому что они все равно, что твои. Мы – заодно, понимаешь?

– «Я сам» – это не значит «Я один», – задумчиво вспомнил Сташка вчерашние слова Яруна.

– Одни цели, да. Только пути разные, – Ярун поставил Сташку на ноги: – Зараза упрямая. Знаешь, какая у нас тобой первая самая главная цель? Да чтоб ты уцелел в конце концов, чудовище. Чтоб перешагнул порог и жил дальше. Я ни во что тебя посвящать не буду, пока ты этого не сделаешь.

– …Яр. А что… Я еще никогда… Никогда не вырастал?

– Сам же чувствуешь… Сташка. Доверься мне. Тебе необходимо быть ребенком. Играть. Окрепнуть. Еще поумнеть. Накопить побольше силы жизни. Чтоб все время очень-очень хотел жить. Понятно?

– Да я и так хочу, – удивился Сташка. – Ведь жить не страшно, когда есть ты. Только… Какой из меня ребенок. Когда работы столько.

– Работы – как обычно. Да, пойдем, кстати, дела не ждут.

Это был настоящий, а не парадный, кабинет Яруна. Здесь было светлее, чем в любой из комнат дворца, потому что стены были не черными, а серебристо-светящимися. И огромное окно, и мальчик каменный в углу – Сташка узнал эту комнату. Он здесь был в первый день, когда ослепительно сияло за окном солнце. И когда-то очень-очень давно раньше… Будто не пять веков прошло, а сто… Теперь за окном опять снег, но зато здесь тепло – Сташка согрелся после громадных, ледяных величественных восьми залов звезд и выстывшего, с прозрачным потолком в небо, зала Совета, где Ярун перед этим его водил, показывал гербы и карты и рассказывал важные вещи.

Одну стену в кабинете занимал огромный, пугающе сложный терминал, тихонько мурлыкавший. Ярун, приложив ладонь к сенсору, включил большой пульт. Усмехнулся:

– Терминал – как пульт управления крейсером. На самом деле – Империей. Понимаешь меня? – он глянул на Сташку. – И никто другой не может тут работать. Кроме тебя. Иди сюда… Приложи ладошку.

Хотя сенсор на ощупь был холодным, от него шло тепло. Терминал пиликнул. Ярун похлопал Сташку по лопаткам:

– Все, признал. Теперь у тебя тоже есть выход не только в общую сеть, но и в сеть, управляющую всеми системами государства, и во все закрытые сети. Тебе понадобится, когда начнешь работать.

– Наша Сеть контролирует их все?

– Само собой. Но в основном она отслеживает тебя.

– Чтоб ты знал, не намерен ли я развеять рутину твоих обычных забот?

– О, она первым делом меня о твоих фокусах извещает. Ты уж… Давай без фокусов. Я должен знать, что ты в безопасности, – улыбнулся Ярун и потрепал по лопаткам. – Так что, пока мал и слаб, сиди в башне. Без впечатлений, которые раньше срока будят в тебе Кааша.

– Я не хочу… – растерялся Сташка. – Никогда? Почему? Меня убьют?

– Нет. Сеть сама убьет любого, если увидит прямую угрозу твоей жизни. Так что тебя невозможно убить, если ты этого не хочешь. Другой вопрос, что ты легко сдаешься… После об этом. Выходить нельзя, потому что тебе нельзя контактировать с другими людьми. Ни с кем. Сейчас самая большая опасность в том, что ты мал и сознание твое несовершенно. Пока не помнишь себя, не знаешь, что делать – тобой легко манипулировать. Не доверяй никому.

– Почему?

– Слишком большое искушение – заполучить влияние на самого Дракона Астропайоса и тем вмешаться в ход событий, – улыбнулся Ярун.

– А ты… влиять и манипулировать?

– О, я буду, не сомневайся. Еще как. И воспитывать, как ты говоришь, под те цели… Которые у нас общие.

– Тебе можно.

– Спасибо, – Ярун опять поцеловал его в макушку. – А уж ход событий… Путь Драконов, – он вздохнул. – Созвездие трясет, когда ты, с твоим норовом, являешься.

– Трясет?

– Еще и как. Я надеялся какое-то время выдавать тебя за обычного наследника, каким сам старался казаться…

– Ты же не обычный.

– Иногда стабильность государства многого дороже. Конечно, Даррид знал, кто я, но больше – никто. А вот о тебе настоящем, Астропайосе Драконе, после твоего явления в Лабиринте уже узнали. Да и после того, как ты распотрошил Детскую башню, атмосфера во Дворце изменилась. Персонал молчит, конечно, дураков тут не держат, но… у них такие глаза… Метрдотель, кстати, уж просил у меня аудиенцию… На кухне жизнь рушится, потому что ты вообще не жрешь ничего, засранец, чего они б не приготовили.

– Извини…

– Малыш, ну – мне что, больше делать нечего, как выяснять, что ты на завтрак хочешь?

– Извини. Я… постараюсь, но… не могу вообще есть…

– Да я-то понимаю, – усмехнулся Ярун. – Скоро успокоишься и станешь… веселым и прожорливым. Надеюсь… Да, сиди в башне. Постоянно. Иногда сюда приходи. Иногда я тебя с собой, если это будет безопасно, буду брать. Но вообще – да, башня. Чем дольше там просидишь, тем целее будешь.

– Нет. У меня начнется эта… Пространственная депривация.

– Ничего, потерпишь. У тебя там все есть, что нужно… И все, что захочешь – дам. Учителей больше не будет, учись сам, дистанционно, ума хватит… Книжки читай. Присядь-ка и подумай, каких игрушек или там чего тебе хочется. А я поработаю, дела ведь не ждут.

Сташка послушно отошел от Яруна и сел на краешек старинного огромного кресла у окна, в черной раме которого падал и падал снег. Кресло было покрыто сложной непонятной резьбой, и за несколько столетий темное дерево совсем почернело, стало похоже на камень. Сташка медленно водил пальцем по теплым узорам, которые будто бы помнил, а сам смотрел на падающий снег. Игрушки? Ага, еще чего…