– Это какой-то бред! – фыркает Романовская, уходя от обоих прикосновений.
– Может быть, но почему не попробовать? Рискнуть и, возможно, выиграть.
– Тебя? – хмыкает Романовская.
– Нас.
И что-то в этом «нас» цепляет даже меня.
– Для начала давай просто доверимся профессионалу? – Сомнение в её глазах уже можно считать победой. – Саша хоть и… юморист, но своё дело знает. Разреши мне увидеть своего ребёнка. Ведь моего?
– Твоего, – с кривой ухмылкой признаётся Романовская. И долго молчит. – Хочешь убедить меня, что ты его хочешь? Попробуй. Только не ищи потом оправданий.
– Не буду, – звучит как обещание. Тем более веское, учитывая, как быстро она согласилась.
– И отдай брелок!
– Нет.
– В смысле нет? – Романовская в одно мгновение оказывается рядом. – Самсонов, что за игры?
– Никаких игр, но брелок я отдам тебе только после ужина. – И снова бешенство в синих глазах. – Должен же я как-то убедить тебя в своих намерениях.
– Хор-рошо.
«С-скотина», – так и читается во всём её виде.
– Теперь можно и раздеться. Подозреваю, Саша нас уже заждался.
Вот только, в отличие от меня, одним движением расстегнувшего молнию, Романовская не торопится.
Хуже того, она мстит.
Потому что пальцы с бесцветным аккуратным маникюром как будто с удовольствием тянутся к узлу пояса, медленно освобождая один конец. При этом снова ехидные, глаза прямо и открыто смотрят на меня. А узел продолжает развязываться, и очень оригинально продолжает. Медленно. Чувственно. На грани.
Обхватив пояс ладонью и проходя скользящим движением до самого кончика…
Самсонов, очнись. Она даже пальто ещё не сняла.
Под которым ничего специфического – плотно сидящие джинсы, топ, вязаная кофта, застёгнутая на три нижние пуговицы. Самое то, чтобы бегать по стройкам.
И этот вопрос нам бы тоже обсудить, но его можно перенести и в более располагающую обстановку. Которая в моём мозгу уже ассоциируется с чем-то волнующим, но звонок прерывает оригинальный стриптиз и мои фантазии.
А дисплей высвечивает имя, в сравнении с которым вся реальность – ничто.
– Да?
Больница? Романовская? Всё мгновенно становится нелепым и ненужным.
– Кир, Сашка в тюрьме. – И если поначалу важен лишь её голос, спустя мгновение до меня доходит смысл слов. – У меня Алинка температурит, Вадим в командровке, и мне просто некому больше позвонить! Прости, если отвлекаю…
– Подожди, Кир. – Сумбур в голове начинает приобретать хоть какие-то формы. – Ещё раз, что случилось?
– Только что звонили со Степана Разина, знаешь, где ещё…
– Дальше.
Дверь. Коридор. Удивлённый взгляд Киренского.
– А что дальше? – прерывисто вздыхает она в трубку. – Сказали, что Сашку поймали где-то в центре города за «совершением административного нарушения». Просили приехать и разобраться, а я, как назло, сегодня одна. Ещё и эта простуда… – Пока Кира молчит, я успеваю выйти из больницы и сесть в машину. – Кир, я знаю, что ты занят и, если ты не можешь…
– Прекращай. – Хреновее развода с ней может быть только вот это «если ты занят». – И успокойся, я заберу его.
– Ты уверен?
– Если ты забыла, я всё ещё его отец. – Даже если откровенно хреновый. – Я буду там через десять минут, разберусь и наберу тебя.
– Спасибо! – с облегчённым выдохом. – Я позвоню Вадиму, может, дозвонюсь.
Отключиться гораздо безопаснее, чем объяснять в каком гробу я его видел. Обидится. И снова исчезнет на несколько месяцев, если не на полгода. Плавали, знаем. И Кира знает, поэтому по максимуму избегает любых подробностей своей новой счастливой жизни.
С тем, кто отобрал у меня жену за какой-то грёбаный месяц!
Взвизгнув шинами, машина разворачивается почти на месте и, ведомая моим желанием, вылетает с территории больницы.
Один красный.
Другой.
Кто-то где-то сигналит, но мне не до этого.
«Прости, если отвлекаю…»
Горько усмехнувшись, подрезаю на повороте очередной автобус и заносом ухожу влево. И кто кого должен прощать?
Осознанная вина, привкусом горечи на языке, не идёт ни в какое сравнение с чувством спущенной в унитаз жизни. И кто виноват?
Посмотри в зеркало – узнаешь.
Смотрел, толку-то.
Кира ушла не тогда, когда увидела мою измену. Не тогда, когда собирала вещи, и даже не в зале суда, когда нас развели. Она ушла, когда на её защиту встал рослый детина без признаков интеллекта на лице. Типичный солдафон, который оказался лучшим мужем, лучшим отцом и лучшим хрен знает кем ещё.
Самое громкое падение в моей жизни. И самое убийственное.
Взревев мотором, машина пролетает под жёлтый и сворачивает на ту самую улицу Степана Разина. Областная ГИБДД, и отделение полиции тут же, бок к боку. Удивительно, как зажравшиеся высшие чины терпят такое соседство, но что есть, то есть.
Хватает пары звонков, чтобы меня признали своим и пропустили на служебную стоянку. Сделай эти скупердяи нормальную парковку, обошлось бы без крайностей, но её нет. А парковаться перед крыльцом областного ГАИ может, и бесстрашно, но откровенно глупо.