Золотой конь Митридата

– Как пропали? – удивился Геннадий. – Тебя обокрали?

Лариса покачала головой:

– В том-то и дело, что нет. Просто пропали – и все.

Друг мужа собирался еще что-то спросить, но Милена так взглянула на него, что он осекся, подвел Ларису к гробу, который поставили на скамью, и послушно встал рядом с ней. Маленький полноватый блондинистый батюшка начал отпевание. Лариса стояла, покачиваясь, и, лишь чувствуя надежное плечо Геннадия, героически выстояла до конца и не упала. Минут через пять после начала он снова взял ее за руку и уже не отпускал. Когда все закончилось, Милена дала знак следовать в автобус. Геннадий примостился рядом с Ларисой.

– Я обратил внимание на гроб, – сказал он. – Довольно дорогой, должен я заметить. Откуда же ты взяла деньги?

– Гроб, отпевание и поминки оплатила Милена, – призналась женщина. – Разумеется, она дала мне в долг. Когда-нибудь деньги придется отдавать.

Геннадий почесал затылок:

– Понимаю. Так куда же делись драгоценности? У тебя есть какие-нибудь предположения?

Лариса пожала плечами:

– Никаких. Дверь не взламывали, в квартире нет следов посторонних. Просто пустая шкатулка – вот и все.

– А ты уверена, что они были именно в шкатулке? – засомневался Геннадий.

– Уверена, – подтвердила Лариса. – Накануне я заглядывала в нее.

Мужчина клацнул зубами:

– Да, возможно, Милена права. Стас мог присмотреть какой-нибудь антиквариат. Кстати, что собираешься делать с его коллекцией? Ты ведь можешь продать ее и какое-то время жить безбедно.

– Еще пару дней назад я хотела создать музей Стаса, – призналась женщина. – А теперь вижу, что мне придется расстаться с его коллекцией, чтобы не умереть с голоду. Разумеется, я устроюсь на работу, но когда это будет? Мне нужно что-то есть, пить, во что-то одеваться, наконец. Хотя за нее много не дадут, думаю, три месяца протяну. Как ты считаешь?

Геннадий вскинул брови:

– Три месяца, ты говоришь? Да тебе хватит на несколько десятков лет. Стас что, не говорил тебе, сколько стоят эти вещи?

– Почему же, говорил, – протянула женщина, дотронувшись до медных волос. – Самая дорогая, если я не ошибаюсь, тянула на шестьдесят тысяч рублей.

Геннадий расхохотался.

– Самая дешевая, ты хочешь сказать, – усмехнулся он.

– Самая дешевая? – Лариса прикрыла рот рукой. – Этого не может быть. Стас не имел миллионов.

Геннадий смутился.

– Возможно, ты многого не знала, – произнес он доверительно, – но твой муж был денежным человеком. В девяностые мы с ним открыли бизнес – маленький магазинчик, челночили, накопили достаточно, а потом продали магазин и вернулись в вуз. Что ни говори, а это – наше призвание.

Вырученные деньги Стас вкладывал в артефакты. Не спорю, в коллекции были дешевые вещи, которые он покупал для того, чтобы показывать студентам на занятиях. Но были и дорогие. – Он собирался еще что-то добавить, но автобус уже притормозил у свежевырытой могилы, и Милена снова взяла все в свои руки. Как только на крышку гроба полетели комья земли, Лариса почувствовала облегчение. Она где-то читала, что покойнику становится легче, как только его предают земле, и тогда он словно отпускает своих родных, которые до этого момента не находят себе места. Она не сразу заметила худенького маленького пожилого мужчину, доброжелательно улыбнувшегося ей:

– Ваш муж как пушинка. Гроб будто пустой грузили. Земля ему пухом.

Старика оттеснила Милена.

– Вот и третий этап прошли, – шепнула она Ларисе, снова зазывая всех в автобус, и перекрестилась. – Да будет земля ему пухом.

Красовская снова оказалась рядом с Геннадием, и он продолжил разговор:

– Ты говорила, что осталась без средств к существованию. Хочешь, я приобрету у тебя кое-что из коллекции?

Она пожала плечами:

– Не знаю. Кое-какие вещи я бы оставила себе как память о муже. Они были дороги ему – значит, будут дороги и мне.

– Понимаю. – Мужчина наклонил голову. – Я мог бы приобрести у тебя самые дешевые вещи и дать тебе за них тысяч шестьдесят. Поверь, это очень хорошая сумма. Средняя зарплата учителя – двадцать тысяч. Будешь экономной – хватит месяца на три. А потом устроишься на работу. Впрочем, может, дам больше. Тебе еще отдавать долг.

– Не знаю, – повторила Лариса. – Мне нужно подумать и прицениться.

Он взял ее за руку и заглянул в глаза. От его взгляда ей стало не по себе. Он смотрел на нее не как друг, а как влюбленный мужчина. Когда-то она слышала от Стаса, что Геннадий влюбился в нее с первого взгляда, найдя какое-то сходство с блоковской «Незнакомкой», но лишь смеялась над этим. Теперь женщина подумала, что в словах мужа была доля истины.

– Что ты на меня так смотришь? – поинтересовалась она, отводя глаза.

– Лариса, ни один человек на земле не даст тебе больше моего, – проникновенно начал Геннадий. – Знаешь почему? Потому что им безразлична твоя судьба, а мне нет. Стас был моим другом, дорогим для меня человеком. И ты тоже дорога мне.

Она покраснела.

– Хорошо, будь по-твоему.

Мужчина расцвел:

– Когда хочешь оформить сделку?

Лариса слегка пожала плечами:

– Наверное, завтра. Сегодня я уже ни на что не способна. Да и грех в такой день думать о делах.

– Вот и умница. – Геннадий стал смотреть в окно. – В каком кафе пройдут поминки? Я вижу, мы следуем к «Красному маку».

– Там и пройдут, – подтвердила женщина.

– Неплохой выбор, если в нашем городе вообще есть выбор таких заведений. – Он хотел улыбнуться, но лишь виновато закашлялся. – Готовься, нам скоро выходить.

На поминках, в большом просторном зале кафе, пили, ели и говорили о Стасе. Лариса видела, как во время поминальной речи на глазах коллег мужа проступали слезы, и понимала, что слова уважения и любви – это не дань традиции. Ее Стаса любили и уважали – это однозначно. Она тоже попыталась сказать, но спазмы сдавили горло, женщина лишь произнесла:

– Мой муж был самым лучшим, – задохнулась и села на стул. Милена тут же подключилась, добавив, что такого брата и сына, как Стас, надо было поискать. Геннадий, севший рядом с Ларисой, снова накрыл ее руку своей горячей ладонью.

– Может быть, выйдем на воздух?

Она обвела глазами зал, задержавшись на безвкусных занавесках с ромашками, застиранных до прозрачности, видимо, оставшихся с прежних советских времен:

– Неудобно.