Золотой конь Митридата

Вопреки желанию царицы и ее преданных вельмож, маленький отряд Митридата, преодолевая горы, быстрые горные речонки, грозившие унести их в неведомые дали, леса, покрывавшие склоны, такие густые, что приходилось пробивать дорогу мечом, вышел к каппадокийским селениям первым. Теперь можно было не скрываться, без стеснения просить хлеб и сыр и даже вино, и добрые землепашцы делились с беглецами порой даже последним. На обширных полянах с сочной зеленой травой Тирибаз решил возобновить занятия с воспитанником.

– Ты еще не забыл искусство верховой езды? – спросил он, весело глядя на мальчика, жадно пившего парное молоко. Митридат замотал головой. Над его верхней губой образовались белые усы, и он вытер их ладонью.

– Давай посмотрим. – Тирибаз отозвал в сторонку крестьянина, сунул ему в руку золотую монету, и вскоре мужчина привел гнедого коня, ухоженного и красивого. – Садись, покажи, на что способен. – Наставник не успел окончить фразу, как Митридат запрыгнул на спину коня и погнал его по полю.

Он сидел в седле как влитой, конь слушался каждого движения мальчика, и Тирибаз похвалил воспитанника:

– Неплохо, очень неплохо.

Митридат спрыгнул с коня и дотронулся до плеча наставника. Его лицо погрустнело.

– Я так не считаю, Тирибаз, – проговорил он и отвернулся. – Мне сказывали, будто Александр Македонский умел скакать на необъезженных лошадях и еще метать копья во врагов.

– И ты этому обязательно научишься, как только мы окажемся в спокойном месте, – пообещал Тирибаз. – Кроме того, тебе нужно научиться еще кое-чему. – Он поманил к себе Сисину, любезничавшего с молодой крестьянкой.

– Все знают, что ты разбираешься в травах, – начал он. – Ты можешь найти как яд, так и противоядие. Митридат – наш будущий царь, и я уверен, что, кроме его матери, найдутся многие, желающие убить его. С сегодняшнего дня он должен принимать снадобья, чтобы сделаться неуязвимым для яда.

Сисина поклонился Митридату, и мальчику стало неловко. Тирибаз похлопал его по плечу:

– Ты будущий царь, привыкай к поклонению. И думай о том, что твоя жизнь принадлежит не только тебе, но и твоему народу.

Сисина взял Митридата за руку, и они, миновав поле, вошли в негустой лесок. Тонкие ветви деревьев со свернувшимися в трубочку от жары листочками сплетались над их головами, образуя полупрозрачную арку, словно высеченную на аквамариновом небе. Вельможа сорвал цветок с желтыми лепесточками, потом другой, третий. Он говорил, как они называются, заставляя Митридата все запоминать, учил отличать ядовитые растения от неядовитых, знакомил с противоядиями, снова экзаменуя своего воспитанника и поражаясь его уникальной памяти. Мальчик все ловил на лету. Потом Сисина измельчил на ладони какой-то сухой корень, размешал порошок в слюне и дал Митридату:

– Проглоти, не бойся.

Мальчик и не боялся. Он всецело доверял людям, спасавшим его жизнь. Сисина улыбнулся, показав большие желтоватые зубы:

– Вот увидишь, с тобой ничего не случится. Я дал тебе микроскопическую дозу яда. Если принимать яд в таком количестве, можно сделаться неуязвимым. И тогда… Тогда ты будешь обречен на долгое царствование.

Когда они вернулись к своим, Тирибаз уже приготовил ужин, состоявший из овечьего сыра, жаренной на костре баранины и пресных лепешек. Насытившись, они легли под открытым небом на овечьи шкуры, и Митридат подумал, что такая походная жизнь ему начинает нравиться. Это хорошо. Жизнь царей протекает в основном в походах.

– Давайте останемся здесь, – прошептал он. – Будем жить среди пастухов, питаться дарами природы. Ты сказал, Тирибаз, что здесь нам ничто не угрожает. К тому же моя сестра уже вышла за царя Каппадокии. Я могу попросить у нее убежища, она не откажет. У нас с Лаодикой всегда были хорошие отношения.

Наставник усмехнулся его наивности.

– Завтра мы отправимся в путь, – твердо сказал он, – и ты кое-что узнаешь. А сейчас спи. Нам предстоит долгий и опасный переход.

* * *

Лишь только заря окрасила горизонт в розовый цвет, они снова пустились в путь. Скалы становились все неприступнее, и Тирибаз сказал, что они в горах Армянского Тавра.

– Когда мы перевалим через хребет, в какую страну попадем? – спросил Митридат сонным голосом и зевнул.

– В Каппадокию, – отозвался Моаферн. Юноша открыл рот, заморгал:

– Как в Каппадокию?

– Я обещал тебе рассказать, почему мы не можем найти твою сестру, – начал Тирибаз, осторожно ступая на пахнувшую грибами прелую листву. – Видишь ли, эта страна как бы разделена на две части высокими горами. Так вот, одна ее часть, которую мы только что покинули, дружит с нами, а вторая – с римлянами. Твой дед пытался захватить Каппадокию и полностью подчинить понтийскому царству, но римляне не позволили.

Митридат топнул ногой, обутой в сандалию. Испуганная ворона, громко каркая, полетела в сторону хребта.

– Римляне, римляне, вечно эти римляне, – буркнул будущий властитель и выпрямился. Золотистые волосы его сияли на солнце, голубые глаза метали молнии. Он напоминал греческого бога, и его наставникам захотелось пасть ниц и целовать его обувь. – Когда я стану царем, Рим подчинится мне.

Дивноморск, 2017

Находясь в каком-то полусонном, полуобморочном состоянии, Лариса потерялась во времени и только благодаря Милене понимала, что происходит вокруг. В положенный срок они поехали в морг на катафалке, привезли туда лучший костюм Стаса, сунули несколько скомканных сторублевок растрепанной седой женщине в белом халате, которая долго и добросовестно приводила в порядок неузнаваемое, истерзанное, лежавшее на каталке тело, которое потом при помощи санитаров уложили в гроб.

– Крышку снимать не будем, – решила Милена. – Ты обратила внимание на его лицо? Ни одному гримеру не удастся привести его в порядок. Согласна?

Лариса опустила плечи:

– Согласна. Только все это как-то не по-людски.

– Как раз по-людски – пусть запомнят его живым. – Милена кивнула санитарам, и они потащили гроб к автобусу. – Хорошо, мать умерла раньше… Ума не приложу, как бы я ей об этом сказала, будь она жива.

Полный, рыхлый мужчина с двойным трясущимся подбородком, большими ушами и прилизанными темными волосами вышел из автобуса и направился к женщинам.

– Вадик, я распорядилась, чтобы крышку гроба не снимали, – сообщила ему жена. – Ты бы видел его лицо! Хотя это и лицом назвать нельзя…

Вадим всегда вел себя с супругой, как послушная дрессированная собачонка.

– Конечно, дорогая, – кивнул он, принимая подобострастный вид. – Ты, как всегда, права.

– Тогда в церковь. – Милена грузно поднялась по ступенькам в салон автобуса и опустилась на переднее сиденье. – Первый рубеж нами взят. Это едва ли не самое неприятное, – она повернулась к Ларисе, скромно примостившейся сзади. – Ты как?

Лариса устало прикрыла глаза:

– В норме.

– Молодец. – Она словно приросла к окну и до самой церкви не проронила ни слова.

Когда они подъехали к храму Покрова Пресвятой Богородицы, большому, внушительному, с огромными золотыми куполами, Лариса увидела толпу народа и узнала многих знакомых. На отпевание пришел весь факультет. Преподаватели и студенты жались к ограде, держа в руках четное число малиновых гвоздик – все как один. «Неужели неподалеку продавали только малиновые? Он такие не любил», – подумала Лариса, как ей показалось, не к месту. Женщина попыталась встать, но ноги не слушались, и лишь энергичные движения Милены, которая буквально вытащила ее из автобуса, немного привели ее в чувство.

К ним сразу же подбежали коллеги Стаса, громко и тихо выражавшие соболезнование, а работники фирмы «Доверие» уже вытаскивали гроб. Лариса почувствовала, как кто-то сжал ее руку, сжал сильно, словно передавая эту силу измученной женщине. Оглянувшись, она увидела однокурсника Стаса, которого знала давно, еще до женитьбы. Геннадий Быстров был первым, с кем будущий муж ее познакомил. Высокий, худой, уже до черноты загорелый, с орлиным носом и зелеными глазами с крапинками. Тогда он любил Блока и знал наизусть почти все его произведения, цитируя к месту и ни к месту. А сейчас… Внешне почти не изменился, только на переносице залегли две глубокие складки.

– Здравствуй, – шепнул он ей на ухо. – Прими мои соболезнования, если они тебя могут утешить. Мне кажется, в такие дни вообще не нужно ничего говорить.

– Верно, – слабо отозвалась Лариса.

Он молча повел ее в церковь, стараясь не отставать от Милены.

– Всегда поражался ее энергии. Прекрасно держится.

– Она потеряла брата, а я потеряла все, – произнесла Лариса так печально, что у Геннадия сжалось сердце.

– Ты хочешь сказать, что осталась без средств к существованию?

– Да, – призналась женщина. – Деньги мне муж не оставил. Не знаю, почему так получилось. Наверное, собирался покупать какой-то артефакт. Я рассчитывала на драгоценности. Стас часто дарил мне кольца и серьги, когда ему давали премию. Но теперь и этот источник иссяк. Драгоценности пропали.