Золотой жёлудь. Асгарэль. Рассказы

– Сейчас одна. Дочка в Перми учится на коммерческом… Ещё Яшка со мной жил… – на её лице проступила лёгкая тень. – Прошлым летом в форточку улетел. Ласковый был попугай, всё причёску мне перебирал: «Давай поцелуемся!» Иногда матом ругался – «Вася, иди ты на …». Вася – это мой муж покойный, пил сильно… Для него Яшку и купила, чтобы речь после инсульта восстанавливать.

Она укрыла Игараси-сана одеялом.

– Всё. Ладушки. Если что, зовите. Я тут круглые сутки.

Японец проводил женщину взглядом. Её вздыбленные ядрёной химией волосы показались ему шлемом воительницы. Сан ва кирэй дэс нэ… Да. Красивая.

Ночью господину Игараси приснился театр Кабуки. Показывали легенду о создании Японии. Юная богиня Изанами со своим будущим мужем спустились с неба и были счастливы на островах, пока не случилась беда. Родив бога огня, Изанами умерла, унеслась обратно на небо и превратилась там в чудовище, богиню смерти.

– О-о-о-уи!

—И-и-и-о-ои!

Лица, позы и возгласы были выразительными до слёз. Журчала флейта хаяси, постанывал барабан цудзуми, и подражал журавлиным голосам, умилял душу любимый сямисен. Звуки музыки зависали в воздухе и таяли медленно, словно нежные португальские сладости в жаркий день. Тин-тон-сян…

Полетели, закружились белые лепестки, из-за зонтика выглянула красавица с утыканной цветами прической. Это была Изанами. Как птица крыльями, замельтешила она своими длинными рукавами.

Ладу-ладу-ладушки, где были – у бабушки,

Там чернеет одинокий вяз и на вязе вызрели плоды,

Тысячи слетелись разных птиц,

Но тебя, мой милый, нет и нет.

Богиня приблизилась к Игараси – её лицо показалось знакомым. «Света-сан!». Сиделка ответила Игараси-сану нежным прикосновением веера и вдруг навалилась на него, властно потащила из сна. Он открыл глаза: в свете коридорного ночника рядом на подушке лежала растрёпанная седая голова. Да это сама Смерть!

Крики японца и старухи перебудили всех – даже тех больных, которые вечером приняли снотворное…

– Она просто слепая и глухая, в туалет пошла и заблудилась, – оправдывала столетнюю бабулю Света, делая Игараси успокоительный укол.

Наутро она отвела его в женскую палату, чтобы предъявить ночную визитёршу. Обложенная тремя подушками, в расцвеченной васильками ночной рубашке и в антиварикозных чулках та, свесив свои древние ноги, сидела на кровати, смотрела вдаль невидящими глазами и не подозревала, что на её тумбочке остывает, превращается в холодную лепёшку манная каша.

Игараси-сан стал кормить слепую. Он прижимал чайную ложечку к её нижней губе и, когда бабуля приоткрывала беззубый рот, отправлял туда кашу, время от времени осторожно собирая подтёки манки с фарфорово-хрупкого, обросшего белыми волосками старушечьего подбородка. Бабушка ела сосредоточенно, как ребёнок, и японец вздохнул от переполнившего его умиротворения.

– А теперь, девонька, спинку мне почеши, – икнув, попросила слепая.

– Т-тикусё!! – Игараси даже хрипло хохотнул – на плече у неё было скопление родинок, вместе они образовали иероглиф огня.

– Изанами, а ведь я тебя больше не боюсь, – хитро шепнул он старухе по-японски. – Ты совсем не страшная.

– Вот и я говорю. Меня вчера лазарем лечили, да толку что, – откликнулась слепая. – Жить не живу и помирать не помираю. Похоронное платье моё моль съела ещё в позапрошлом году… Правее почеши… Под лопаткой…

Вечером к нему снова пришла Света, и пенка снова была прохладной на его коже, а женские руки – тёплыми.

– Трудновато вам, наверное, в чужой стране, – сказала Света. – Всё не так, всё не по-вашему. Я бы не смогла.

– Когда первый раз в Москву приехал, прочитал “ЗООПАРК” над воротами и подумал, что это парк номер триста, – сказал японец. – Ну надо же, я удивился, в Москве столько парков!

Игараси-сан и Света дружно расхохотались. Он – дробно и заразительно, обнажая красивые зубы цвета слоновой кости, она – поблескивая золотой фиксой и вытирая слёзы.

– Ой не могу! Парк номер триста! А я вот недавно что учудила… Поставила утюг на полку холодильника – вместо шкафа!

– А у меня будильник однажды вместо шести утра зазвонил в три ночи, – не уступил ей Игараси.

– И??

– Я встал, оделся, позавтракал и пошёл на работу.

Они опять расхохотались.

– А у меня палец… смотрите, как выворачивается… никто так не умеет, – продолжила весёлое соревнование Света.

«А я целых две минуты не дышать могу», – хотел парировать он, но сиделку позвали к больной.

– Говорят, вас в хорошую больницу переводят? – спросила Света напоследок.

– Нет. Я уже здоров. И у меня здесь командировка важная.

– Ну и ладушки! До завтра тогда?

– Да-да! Аригато, Света-сан, – радостно поблагодарил он.

И вот лежит весь перемазанный зелёнкой маленький японец под фикусом в коридоре районной больницы в никому не известном городке Т. в стране незапирающихся дверей. Столько здесь этих аномальных дверей – с ума сойти. Его кровать находится на очень бойком месте: мимо стремительными ангелами проносятся медсёстры с капельницами в руках, прогуливаются ватаги бодрых бабок в байковых халатах, шмыгают на слабых ногах всерьёз захворавшие мужики в тельняшках и подгузниках. Но японец засыпает всё крепче.

И начинает он видеть сон – будто кто-то строит лестницу на самое небо.

– Неси раствор, краску давай, балки тащи! – раздаются крики из-под облаков. – Вася, а иди-ка ты…

Это беглые попугаи в небесах кричат, улыбается Игараси-сан.

Баю-баюшки баю, не ложись ты на краю,

Придёт серенький волчок, он ухватит

за бочок

И потащит во лесок. Под ракитовый кусток

На вершину Ёсино, где идет все время снег,

Где за каменным мостом видно пики Миканэ,

Говорят, что ночи там ягод тутовых черней.

Тин-тон-тен… Завтра будет день.

ЛЕНА ШОАЛЬ