8848. Сборник рассказов

В один из таких вечеров Антон Сергеевич припарковал свой автомобиль на пятачке возле ресторанчика, подняв глаза, Ляля прочла вывеску «Курятина и Мармелад». Ляля, конечно, была не лишенная ума женщина и понимала, что своих мужиков, хотя бы даже один из них и был бывший, желательно разводить во времени и пространстве; она, безусловно, именно так бы и поступила, если бы могла предположить, что из мульёна кофеен и ресторанчиков Лапка выберет именно это место. Тем не менее, даже когда Лапка вытащил ключи из зажигания, у Ляли еще оставались пути к отступлению, можно было что-нибудь наврать, выкрутиться, но Антон Сергеевич ни с того ни с сего напустил на себя такой таинственный вид, что Ляля, почуяв наконец плывущее в руки счастье, ойкнула, побоялась его спугнуть и, опустив глазки, зацокала рядом с рыбкой. К тому же столько воды утекло, Стас мог уволиться, могла оказаться не его смена, да и вообще, мало ли чего могло оказаться…

Могло, но не оказалось… Стас не уволился, была его смена, и в довершение всего Антошка плюхнулся именно за тот столик, который обычно обслуживал Стас. Стас был уже где-то рядом, но Ляле было не до того, всё её внимание было приковано к спутнику. Антошка разместил свое пухленькое тельце на диване, подпихнул его со всех сторон подушками, побледнел, пару раз запустил пятерню за плотно облегающий ворот, натер шею и наконец стал красным как рак. Стас не заставил себя ждать – вырос возле столика влюбленных. Царапая в своей книжечке заказ, молодой человек успел рассмотреть Антона Сергеевича, уже не юного, распухшего от достатка, но в общем довольно приятного и счастливого толстячка, которого просто распирало от того, что рядом с ним сидела вот такая вот Ляля! Ревность тут неуместна. Стас знал себе цену. Было ясно, что Ляля наконец нашла, что искала. Конечно, было глупо тащить толстяка в «Курятину и Мармелад», но Стас не обиделся. Баба – не человек, курица – не птица, какими уж изгибами проходит у нее мыслительный процесс, неизвестно…

Пока Ляля и Стас не замечали друг друга, Антошка, все еще претерпевая метаморфозы, зрел. Наметанным глазом Стас угадал в Антошке «тот самый случай» и уже точно знал то, о чём только догадывалась Ляля. На лице Антона Сергеевича сменяли друг друга умиление, восторг и в то же время неуверенность, как бы уверен в себе он ни был. Антошка вынашивал предложение…

Пока пухляк пыхтел, робел и мучился, Ляля была само изящество: казалось, даже тело её старалось не делать лишних движений, чтобы не спугнуть милого. Антошка всё тянул, хлопнул для храбрости уже два бокала шампанского, которое вообще никогда не пил, покрылся пунцовыми пятнами. Стас подливал, подносил, время шло, Ляля заметно нервничала, не вытерпела (у кого хочешь нервы сдадут), вскочила, куда-то побежала, разумеется, наткнулась на Стаса и, прежде чем скрыться за дверью, ляпнула что-то обидное, неосторожное, относящееся вовсе не к Стасу и даже не к Антону Сергеевичу, а к ситуации в целом… Лялю, конечно, можно было понять, но что-то клацнуло, Стас стал мрачнее самой черной тучи. Джентльмен, который не позволил себе ни единого намека на то, что они с Лялей знакомы, готовый молчать о том, что Ляля таскалась к ним в «Мармелад», пытаясь подцепить зайку, сдулся – пока Ляля пудрила носик, в груди у Стаса что-то копошилось и назревало.

Антошка в это же самое время собирался с духом.

Стас подошел к столику и, наверно, совершил бы подлость, если бы в этот самый момент Антон Сергеевич не повис у него на рукаве.

– Молодой… человек… – Маленькие глазки толстячка приняли страдальческое выражение, он похлопал себя по карману, вынул красную коробочку и ткнул ею в Стаса.

– Как бы… это… – Антон Сергеевич покосился в том направлении, в котором исчезла Ляля. Вид у него был умоляющий.

Подобная сцена могла бы оставить равнодушной твердолобую тыкву, но не мягкотелого человека. Стас неожиданно размяк. Куда ему только не приходилось запихивать кольца. Проще всего кинуть кольцо в бокал; хорош этот способ еще и тем, что кольцо хорошо видно, соответственно, меньше шансов проглотить и подавиться. Но, с другой стороны, способ этот до того затерли, что он стал вроде как не комильфо. Стас с позволения взял коробочку, со знанием дела открыл. Бриллиант сверкнул! Антон Сергеевич вспыхнул! Брови Стаса встали домиком. Мужчины переглянулись, зародилось что-то вроде мужского товарищества.

– Пять карат, – промокнул лоб салфеткой Антон Сергеевич.

Стас, хватанув ртом воздух, замер.

Польщенный Антон Сергеевич расплылся в улыбке.

– А что если… в шербет? – выдвинул предположение Стас.

– Точно! Точно! – Антон Сергеевич затряс в воздухе ручками. – Она его очень… очень…

Стас взял кольцо, вернул коробочку и летящей походкой удалился в сторону служебного помещения, в котором сновали белые колпаки. Три замороженных шарика, припорошенных кокосовой стружкой, сверху пучок мяты – и блюдо готово! После кухни Стас завернул в раздевалку, быстро оглядевшись по сторонам, раскрыл свой ящичек, вытащил из кармана куртки маленький пузыречек. Содержимое пузырька Стас когда-то опробовал на себе, результатом остался доволен, правда, один выходной был изрядно подпорчен. Тонкий слой пудры украсил шербет. С торжественной улыбкой молодой человек возвратился в зал. Играла мягкая, приглушенная музыка: в вечерние часы «Курятина и Мармелад», промышляющая с двенадцати до шестнадцати часов бизнес-ланчами, напускала на себя романтический флёр. Все вокруг журчало, струилось, мерцало, по столам трепыхались свечки. Ляля уже возвратилась и, затаив дыхание, казалось, обдумывала, кому же она достанется? Стас подкрался, незаметно перемигнулся со счастливчиком.

Креманка оказалась перед Лялиным носом. Антон Сергеевич, увидев мороженое, вспыхнул до кончиков ушей, окончательно влюбив в себя Стаса… и пошел в наступление.

Стас не стал смущать героя, галантно удалился, но, обходя зал, краем глаза все-таки следил за столиком Ляли и Антошки. Ляля набросилась на шербет так, как будто не ела полгода, то, что не удалось запихнуть в рот, сразу было безжалостно разворочено ложечкой, стружка летела во все стороны. Наконец кольцо было найдено. Ляля взвизгнула. Антон Сергеевич поднатужился, побледнел и разродился! Предложение было сделано.

Радостное событие не осталось незамеченным: остальные официанты и старший менеджер, находящийся в зале, оживились. Покачиваясь между двумя крепкими руками, над полом проплыла корзина с сезонными фруктами – подарок заведения. Ляля была в восторге! Конечно, не от персиков и черешни. Еще с полчасика голубки поворковали и стали собираться. Антон Сергеевич рассчитался, еще раз незаметно подмигнул Стасу. Когда парочка удалилась, Стас уже под салфеткой нашел второй дубль солидных чаевых. Антон Сергеевич был и правда душка!

***

На следующее утро Ляля, зеленая и изможденная, лежала на белоснежных подушках. Рядышком на такой же нежной подушке дремал не менее изможденный и тоже не спавший всю ночь счастливый влюбленный. Всю ночь Антон Сергеевич вел себя, как рыцарь: не отходил от Ляли ни на шаг, повсюду ее сопровождал, подносил и уносил тазики, отлучился разве что на минутку в аптеку, чтобы накупить разного рода средств. К утру Лялю, благодаря его стараниям, отпустило. (Да и Стас, кстати, не был гадом, сыпанул порошка немножко, а обидеться может любой мужчина. Некоторым, конечно, его поступок может показаться вопиющим, не берусь спорить, однако хотелось бы сказать, что Стас поступил, несомненно, более гуманно, чем негодяи, плюющие в суп.)

С первыми лучами солнца действие порошка закончилось, Лапка был счастлив, у Ляли разлился на щечках нежный румянец и опять появились ямочки. Антон Сергеевич, человек опытный и умудренный жизнью, конечно же, обо всем догадался – надел тапочки, вышел в подъезд и лично выкинул остатки ненавистной черешни!

Призрак замка

Алка прибежала домой взбаламученная, повисла на шее у отца, взвизгнув, подбежала к матери, чмокнула в прокуренные усы деда и, схватив за руку старшую сестру, потащила её в комнату. Пусть остальные не обижаются, но первой обо всем должна узнать Ульяна. Алка с самого детства привыкла посвящать сестру в самое сокровенное, столько всего было вместе пережито, столько подушек насквозь проплакано, чего стоили одни похороны хомяка.

– Уля, ты не поверишь… – Алка стиснула до удушья сестру и засопела ей в ухо, ей до умопомрачения хотелось поделиться всем с Улей, но еще больше хотелось, чтобы Уля догадалась обо всём сама. – Ну! Ну! Ну! – чуть не прикрикнула на сестру она.

Уля дала себя потискать, что поделать, Алка и сдержанность – понятия полярные, совсем другое дело – Уля, к лобызаниям не испытывающая разве что брезгливость. Уля обратилась в слух, похоже, наметился очередной виток стремительно развивающегося романа.

С самого детства Алка часто и густо влюблялась, сначала в героев из ящика, лет в четырнадцать её, как и положено, тюкнуло, и она сообразила, что экранная любовь – вовсе не любовь, а дымка, обман, суррогат, сладость есть, а толку – нуль. Девочка стала вертеть головой по сторонам, под горячую руку один за другим попали Витька из восьмого класса и Славик с шестого этажа.

Отпустив шею сестры, Алка наконец отлипла, но тут же потребовала:

– Закрой глаза!

Уля закрыла, сердце стало биться тяжелее. Алка, не сводя глаз с бледного лица сестры, торжественно протянула руку.

– Открывай! – скомандовала она.

Уля глаза не открыла.

– Ну! – чуть не притопнула Алка.

Уля послушалась. Алка искрилась и переливалась, ничуть не уступая поблескивающему на её пальчике камешку.

«Как банально и… смешно», – промелькнуло в голове Ули.

Алка опять повисла на шее сестры и затараторила ей на ухо всё, что с трудом умещалось в груди.

– Сначала мы танцевали, и музыка такая… романтик… вообще-то, у них там хорошая подборка, слезоточивая, – хихикнула Алка. – Ну, и для этого дела сойдет. – Алка расширила глаза и многозначительно глянула на сестру, надеясь, что та поймет. – Потом, потом… песня кончилась, мы пошли обратно к столику, сели, нет, это я села. – Алка сбивалась, скакала с пятого на десятое, пытаясь переварить свалившееся на нее счастье… – Да, да, да, я села, а он встал за спиной и так галантно подвинул стул, нет, сначала – он подвинул, я села, а потом официант и это ведро, ой, ведерко! – Алка, прыснув, надавала себе по губам. – А потом вдруг стал такой серьезный-серьезный и пристально так смотрит. – Алка тоже замерла и стала серьезной. – И тут вдруг – хлобысь! – на колено! – Алка, не раздумывая, с лету бухнулась на пол и, уткнувшись лбом в колени сестры, пробубнила: – Представляешь?!!

Когда она оторвала лоб от Улиных ног, на губах сестры играла легкая, почти джокондовская улыбка, за эту самую улыбку (а вовсе не за свое имя) она еще в детстве получила прозвище Улитка. Показавшись на свет божий, улитка представляла собой сплошное созерцание, а уж если пряталась – всё, амба! Что уж там творилось за стенами раковины, оставалось только догадываться, всем, даже приближенной Алке.

– А потом… – Алка сделала длинную паузу, в которую могла уместиться куча всего, ей тоже хотелось напустить туману, хоть разочек в жизни.

– А потом он пообещал достать с неба звезду, – закончила за нее Уля.

– Примерно, – выпалила Алка, ни капельки не удивившись Улиной прозорливости.

– Короче, всё, я теперь девушка замужняя, – затараторила Алка и, почему-то надув щеки, степенно прошлась из угла в угол. – Ну, скажи, скажи, он правда замечательный, а? – Алка, как собачонка, заглянула сестре в глаза.

Олег действительно был замечательный, весь, от носа до кончика хвоста. Конечно, даже на солнце есть пятна, и у Олега они были, но ведь никто каждый день телескоп с собой не таскает.

– От него прям исходит уверенность и… бабы тают, тают, тают… – Алка сделала такое лицо, как будто собственными глазами видела нескольких растаявших. – Понимаешь, за ним – как за каменной стеной… И еще он мне сказал, что он строит замок. Представляешь, самый настоящий замок. Вот бы здорово жить в нем втроем!

Уля как-то странно посмотрела на Алку.

– Ну, да. Не то, – моментально осеклась Алка, сообразив, что сморозила ерунду.

«Неужели… замок…» – забираясь всё глубже в раковину, перебирала Уля.

– Ну, ты рада? Рада?! – Алка последний раз дернула Улю и поскакала к остальным, ей нужно было обязательно разделить радость со всеми, иначе от всего этого можно было просто лопнуть.

На кухне Алке тут же учинили допрос. И это неудивительно. Родителям не терпелось знать про будущего зятя всё! Области, интересовавшие родню, были самые разнообразные. Мать с короткими интервалами раза три спросила про зарплату. Алка каждый раз выдавала какую-то огроменную цифру – реальный доход Олега она вряд ли знала, – мать верила, да и Алка сама уже тоже верила. Отец поинтересовался, где молодежь собирается жить. Алка, как ни странно, решила про замок промолчать. Проблески бывали даже у Алки. Самым неприземленным оказался дед: узнал, когда Олег родился, записал дату на клочке газеты и удалился. Появился он спустя несколько минут, сел на табуретку, многозначительно погладил бороду и приступил. Олег оказался козлом. Увидев смятение в массах, дед поспешил всех успокоить. Козлы, оказывается, очень упорные, хорошо приспосабливаются, слегонца самовлюбленные, не без этого, но есть в них какая-то основательность, жить они умеют, и деньги их любят. Собравшиеся несколько успокоилась, тем более что дед сообщил, что в гороскопе это еще не самый худший зверь. На этом дело не закончилось. Олег оказался еще и рыбой. Качества у рыбы и козла были диаметрально противоположные, но деда это не смутило, он объяснил, что такое бывает сплошь и рядом и что человек такая животина, что всё в нем уживается, поэтому-то он и ведет себя, как последний хамелеон, а истинное лицо свое никому не показывает. С дедом спорить не стали, однако в головах обозначилась некоторая путаница, так и осталось неясным, что за зверь женится на Алке.

***

Зверь появился в доме очень скоро, буквально на следующий день. Как ни странно, теперь Олег предстал перед всеми в образе похитителя птенца из гнезда. Птенцом была, конечно, Алка. В матери проснулось что-то патриархальное, дотоле долго дремавшее. Покладистая, тихая женщина вдруг будто белены объелась, заявила, что руки Алки нужно просить не у Алки, а у неё – и уж она будет решать, давать свое благословение на брак дочери или нет, а без этого ни-ни… Отец свернул разговор на машины и гараж, надеясь хоть здесь найти слабину в слишком уж напомаженном Олеге. Въедливее всех оказался дед, старик, не стесняясь, задавал каверзные вопросы, причем было совершенно не ясно, куда он стрельнет в следующий раз. Убедив себя в том, что никто, кроме него, этого не сделает, дед долго ковырялся в генах на предмет всяких сюрпризов в наследственности, выяснил отношение будущего зятя к полигамии, задал в лоб еще несколько с подковыркой вопросов. Олег с легкостью отбился от родителей, обошел все засады фронтовика, Уля на время цирка удалилась.