ИнтернатовскаЯ. Повесть

Любопытно, с чего вдруг Ирина такая обходительная, не нервничает, не высказывается по поводу поездки? Митя сел за стол, отломил кусок хлеба и только хотел положить его в рот – в дверь постучали.

– Есть кто дома? – спросил мужской голос с хрипотцой.

– Заходи, Толь, – отозвался Митя, повернув голову в сторону выхода.

Анатолий вошёл, сухо поздоровался и упёрся плечом в дверной косяк.

– Хлеб да соль, – начал издалека, поглядывая на добротный стол.

– Едим да свой, – с каплей ненависти отозвалась Ира.

– Я вот зачем пришёл, – глядя на Митю, Толик состроил жалостливое лицо. – Мить, дело у меня к тебе есть, на вес золота.

Услышав о золоте, Ира оживилась. Повернув голову, нехотя улыбнулась и предложила присесть.

– Нет, спасибо, я на минутку заглянул. Мить, пойдём поговорим. Не хочу твоим мешать трапезничать.

Хозяин дома встал и, дожёвывая на ходу пищу, вышел на улицу вслед за соседом. Ирина заёрзала. Что это соседскому мужику понадобилось? Никогда не общался, в гости не заходил, а тут дело на вес золота нарисовалось. Любопытство пересилило здравый смысл, и Ира вышла в сени, чтобы подслушать разговор.

– У меня брат с семьёй переезжает в нашу деревню, – по протяжному голосу было понятно – Толик волнуется. – У него детишек – аж десять штук. Сам он хворый, как и ты… Мить, жёнки у него нема, а жить как-то надо.

Ирина вслушивалась и крутила мысли в голове. А соседи тут причём? Поделить пополам ребятню и пустить жить в дом – так, что ли? Ага, уже. А кормить кто будет? У самих шаром покати. Развели голодных ртов, а теперь помогите. Разбирайтесь сами. Это не наше дело.

– Помочь чем-то? – Мите стало жаль ораву детей. Он заранее представил, как им тяжело живётся.

– Я слыхал, тебе работу предложили сторожем.

– Ну?

– Уступи место брату моему, по-соседски прошу, – Толя опустил глаза вниз. – Дом им тут дают, а с работой туго.

Митя не стал раздумывать, сразу согласился. Дети не виноваты, что остались без матери. Отцу тяжело одному тащить такую обузу. Да и разве можно назвать детей обузой? Это счастье, которому тоже надо дать крышу над головой и кусок хлеба.

Сосед обрадовался и пожал руку Мите.

– Ты – огромной души человек! – Толя потряхивал руку и благодарил. – Митя, спасибо, спасибо тебе!

Ирка как стояла у стены, так и сползла вниз. Ох, и получишь Митька за свою доброту. Ох, как получишь. Ирина выискивала должность по силам для мужа, а он взял и вот так легко отдал «хлебушек» постороннему мужику с выводком. Своих не счесть, а чужих – и подавно. Ну, держись, муженёк, сегодняшний вечер ты запомнишь надолго. Вот тогда и расскажешь, где раки зимуют, а то сих пор никто не ведаешь о том секретном месте.

Дождавшись, когда сосед уйдёт, Ирина плотно закрыла двери в основную часть дома и встала у выхода на улицу. Заходя в сени, Митя, заметив жену, остановился.

– А ты чего здесь? – насторожился муж, переступая через порог.

– Тебя жду, – ответила Ира, настроившаяся на скандал. – Разговор ваш услышала.

– Я так и подумал, – закрывая уличную дверь, мужчина снял калоши.

– Подумал он! – повысила голос Ира, не пропуская мужа в дом. – А чем кормить детей, ты не подумал?

– Молоко и картоха есть, что тут думать… – уставился на жену, ожидая ругани. – Хозяйство, дом – всё есть.

– Да ты что? – Ирину затрясло от спокойствия мужа. – Я о работе договорилась, а он наплевал на семью!

– Ну, началось. Если уж ты подслушала, о чём говорил Толик, то должна была услышать и об ораве ребятишек, которые тоже есть хотят, – насупился Митя. – Там мужик один тянет детей, а у тебя, если что, не так уж и голодно.

– Ах, вот ты как? Сравнил чужих оборванцев с моими? Между прочим, пока ты сюда не переехал, я тоже одна тянула – и ничего, не жаловалась!

– Тянула, согласен. Теперь у тебя есть муж, так ты избавилась от Машки, а теперь уже и Катю сбагришь, – Митя наступил на самое больное место, о котором Ира умалчивала.

– Да я ж для них!.. Для их благополучной жизни стараюсь! Для тебя! – подняла крик женщина, захлёбываясь. – А ты!

– Детям нужен родной дом и родительская забота, а не казённые харчи с городскими квартирами. Как ты это не поймёшь?

– Это ты не понимаешь! Я думаю об их благополучии! Они потом сами спасибо скажут!

– Ты даже не заметила, как Маша скучает по дому.

– С чего ты взял? Ничего она не скучает! Ей там хорошо!

– А пойдём спросим, – Митя решил доказать, что девочку не радует отдельное проживание.

– А пойдём, – Ирина была уверена в своей правоте. – Сейчас сам увидишь, насколько ты не прав.

Заходя в кухню, мать и отчим уставились на Машу. Дети слышали, как мать отчитывала Митю, поэтому сидели тихо. Катя тут же вспомнила отца Василия, которому ох как доставалось: мама его пинала, толкала и вышвыривала из дома, когда он приходил домой в пьяном виде. Не дай бог попасть в ту минуту под горячую руку матери – будешь наказан, и неважно, есть твоя вина в чём-либо или нет.

– Машка! – Ирина обратилась к дочери в крикливой форме, поставив руки на бока. – А ну, говори, как есть!

Девочка испугалась материнского писклявого голоса. По всему телу пробежались мурашки. Вцепившись в табурет руками, Маша напряглась.

– Нравится тебе жить в интернате, аль не? – Ирина устремила взгляд на старшую дочь, немного наклонив голову, будто она сейчас кинется в драку. – Должно нравиться! Мать только добра желает!

Ну, вот и ответ. Если сказать «нет» – мама отлупит и поставит в угол. Или того хуже – на горох. Ох, однажды Маша была наказана таким образом из-за Егорки, когда он сбежал зимой из дома. Было ему тогда года 3—4. Этот сорванец собрался на северный полюс к Деду Морозу, чтобы остаться у него навсегда. Как же, там столько игрушек и нескончаемого мороженого, снег никогда не тает, а в родном Починке нет такого счастья. Выждав время, когда Маша уйдёт в дровяник за полешками, Егор натянул фуфайку, обулся в Катины бурки, взял со стола половину чёрного хлеба и бравым шагом вышел на мороз. Поймали беглеца в магазине, когда мальчик решил зайти и попросить подарок для Главного дедушки. Нельзя же идти с пустыми руками – неприлично. Тётка Агафья схватила мальца за шиворот и повела домой. И надо же было такому случиться, встретила Ирину, возвращавшуюся из гостей. А отец Василий в это время где-то шлялся. Попало Маше по самое не балуй. До сих пор колени помнят твёрдый горох, впившийся в нежную детскую кожу.

– Ну? Чего молчишь? – напирала Ирина в ожидании ответа.

– Нравится, – вполголоса ответила девочка, не поднимая глаз.

– Точно? А то мне тут говорят, что ты хочешь вернуться в дом!

– Точно, – тем же тоном произнесла Маша.

Довольная Ирина повернулась к мужу и издевательски сказала:

– Видал? То-то и оно. Я лучше знаю, что хорошо для моих детей, – уходя в комнату, добавила. – Вот будет свой, тогда и воспитывай, а моих не трогай.

Митя не стал продолжать бессмысленный разговор и спорить с женой. Присев на табурет, с жалостью посмотрел на Машу, понимая, что ребёнок соврал, дабы не получить нагоняй от матери. Вспомнив свою маму, мужчина посмотрел в окно. Как она плакала, провожая сыновей на войну. Обливаясь слезами и обнимая их, мама каждому желала крепкого здоровья и скорейшего возвращения домой. Молилась на старенькую икону каждое утро и каждый вечер, прося Господа сохранить жизнь не только её детей, но и всех, кто ушёл на фронт. Дороже ребёнка ничего не существует в этом мире.

– Маша, – прошептал отчим, не поворачиваясь. – Почему ты не сказала правду?