– Папке, – с ехидством повторила Маша, выглянув из-за штор, разделяющих комнату от кухни. – Помню-помню, как я им восхищалась, письма писала… А в ответ – тишина.
– Маш, – отключив керогаз, Катя взяла тарелку. – Зачем ты так? Он ведь и правда писал, я сама видела.
– Значит, не отправлял, – утверждала девушка. – Одна видимость отцовской любви. Всё с ним ясно.
Поставив на стол полную тарелку жареной картошки, Катя позвала сестру ужинать. Маша уселась за стол, ещё раз осмотрела кухню и вздохнула.
– М-да, хоть бы ремонт сделали, – взяла вилку и, переведя взгляд на чемодан, крикнула. – Не лезь! Тебе кто разрешил?
Маленькая Валюша отпрыгнула в сторону в тот момент, когда чемодан раскрылся, и несколько вещей упали на пол.
– Напугала ребёнка, – сложив одежду на место, Катя обняла девочку. – Ты чего так кричишь?
– Что за привычка совать свой нос куда ни попадя? – положив в рот вкуснющие жареные брусочки, Маша закатила глаза. – Каждый день бы её ела.
– Какая-то ты злая стала, – Катя, пожалев ребёнка, усадила девочку за стол. – Будешь молоко пить?
– Буду, – обиженно взглянув на Машу, Валя застучала снизу по столешнице.
– Ты можешь хоть минутку посидеть спокойно? – занервничала Маша. – Только приехала, уже обратно хочется!
– Хватит тебе, – Катя налила молока в кружку из крынки. – Я всё спросить хотела, ты почему зимой не приезжала?
– А зачем? – пережёвывая пищу, спросила Маша. – Чтобы ещё раз услышать от матери: «Сидела б ты в интернате, чего сюда таскаешься?» Приехала пару раз, с меня хватит.
– Это она не подумавши сказала – выгораживала маму Катя. – Ты же сама видела, как она ангиной болела. Боялась, что и тебя заразит.
– Ой, да ну! – стукнув пальцами по столу, Маша отодвинула тарелку. – Наелась. Спасибо.
Приподнявшись, поправила поясок на талии, взялась за чемодан и громко объявила:
– Я сейчас ухожу. Буду поздно.
– К Грише?
– Какая разница? К Вере с Нинкой, – вильнув бёдрами, скрылась за шторой. – Матери скажи, что ночевать буду на сеновале. Сейчас тепло и дождей нет.
– Хорошо, – наблюдая, как Валя с удовольствием потребляет молоко, Катя вдруг вспомнила. – А ты куда после интерната? Сюда, в деревню?
– Ага, сейчас, – зажав зубами шпильки, Маша закручивала волосы на затылке. – Есть шанс попасть на завод ученицей. А там и получу квартиру, статус и уважение.
– А институт?
– Сдался мне ваш институт. Я и без институтов удачно устроюсь. Терять пять лет за книжками? Нет уж, дудки. Сами пыхтите. Я и так начальником стану. Это уж точно.
– А нам Агриппина Марковна говорила, что без высшего образования не попасть в руководители, – задумчиво произнесла Катя.
– Ваша Агриша – старая и недалёкая. Сейчас другое время. Не надо иметь диплом или родню в верхах, чтобы стать кем-то. Работай на совесть, и тебя заметят. Правильно Светка говорит, слушай поближе, смотри подальше – авось выгорит.
– До сих пор удивляюсь, как вы с ней подругами-то стали.
– Она умнее меня, хоть и взбалмошная. С детства знает, как нужно дорогу прокладывать, – хихикнула Маша. Натянув модные туфли, выбежала на улицу.
– Даже тарелку за собой не помыла, – нахмурила брови Катя. – Нет, не обвыкнется. Изменилась моя сестрёнка и очень сильно.
Подходя к плакучей иве, Маша остановилась, прислушалась, а после чуть слышно спросила:
– Гри-иш, ты тут?
– Тут, – отозвался молодой парень, лёжа на траве. – Почему так долго?
– Я не кобыла, чтоб через всё поле галопом бежать, – Маша присела рядом и улыбнулась. – На танцы-то пойдём?
– Пойдём, – юноша привстал на руку, разглядывая лицо подруги. – Не передумала ещё оставаться в городе? А то у нас тут работы хватает. Да и вообще, бежать из родных мест – это как-то…
– На предательство похоже? Ты это хотел сказать? – Мария подобрала колени под себя и нахмурилась. – Моя жизнь. Где хочу, там и живу.
– Никто и не спорит, – Гриша отвернулся, перевернувшись на живот. – А я думал, мы с тобой дом здесь справим, поженимся и…
– Что? – Маша ощутила холодок в горле. – Ничего себе…
– А что? Не пошла бы за меня? – повернул голову Гриша и сощурил глаза.
– Я даже не знаю, – щёки девушки налились румянцем. – Рано ещё думать об этом.
– Ничего не рано, – вскочил на ноги Григорий и упёрся вытянутой рукой в иву. – Через два года тебе восемнадцать. Уже можно будет подать заявление.
– Иди ты, – расхохоталась Маша, откинув голову назад.
– Что смешного? – Гриша сложил руки на груди и, обиженный, отошёл в сторону.
Поднял несколько мелких камней, прицелился и запустил их по водной глади один за другим. Маленькие гладкие «пули» четыре раза проскальзывали по прозрачному полотну, подныривая под тонкий слой воды, и, теряя силу толчка, на пятый – тонули, опускаясь на дно.
– Замуж и остаться в деревне, – поднявшись на ноги, девушка отряхнула подол платья. – Завести хозяйство и идти работать… Кем? Дояркой?
– А что здесь такого? – не поворачиваясь, парень спустился к песчаному берегу. – Другие работают, и ничего.
– Угу, и мне, значит, тоже надо, – Маша последовала за другом. – А может, я не согласна.
– Почему? – Гриша продолжал запускать камни в воду.
– Может, я хочу быть, как твоя мама – бухгалтером.
– И в чём же дело? – бросив последний камень, Гриша повернулся. – В райцентре есть ПТУ. Иди, учись.
– Ты не понял, Гриш, – взяв любимого за руку, Маша зашептала. – Я в городе останусь.
– А я? – округлив глаза, парнишка прижался грудью к Маше. – А что делать мне? Я не хочу переезжать из Починка.