– Помню, – вздохнула Маша и положила мыло на траву. – Ей ещё фельдшер нарыв прочищал.
– Вот. Я тоже помню, – Катя взялась за наволочку. – И ты знаешь, смотрю я на неё и думаю: сколько ж в ней силы воли, с ума сойти. Столько всего вытерпеть… Да, я соглашусь, у нас в деревне многие трудно живут, но также многие пьют и не видят просвета в будущем. Вон, тётка Груня. И семья была, и муж. Сыновья с фронта не вернулись, осталась дочка, и та уехала. Помнишь, как бабушка рассказывала, какая Груня красавица была?
– Конечно, помню, – Маша слушала сестру, пребывая в раздумьях.
– А теперь что с ней стало? Страшно взглянуть. Муж не выдержал – ушёл, а дочь так ни разу и не приехала в гости. Говорят, она стыдится своей матери. Ой, я как представлю, если б наша мама стала выпивать, я б её всё равно не бросила. Жалко. До слёз жалко.
У Марии перед глазами предстала картина: выходит мама из магазина, потрёпанная, одежда давно не стирана, волосы не чёсаны. Идёт, согнувшись, с бутылкой в руке и напевает знакомую мелодию, как Груня. А пела Груня в основном колыбельные, так как жутко скучала по маленькой Верочке.
– Господи, – прошептала Маша, приложив руку к груди.
От надуманной сцены у девушки проступили слёзы. Как же жалко маму. Не дай бог опуститься, как тётя Груня. Люди будут сторониться и тыкать пальцем, осыпая насмешками. Ещё и кличку дадут, Груня-стрекоза, как в басне Крылова. Летом отдыхает, а зимой побирается, прося у соседей то хлеба, то стакан молока. Кто-то пожалеет несчастную женщину, а кто-то погонит прочь, выкрикивая напутствие найти работу и не позориться. Только никому и в голову не придёт поговорить по душам и наставить на путь истинный. Женщина давно уже потеряна для этого мира.
– А мы в детстве над ней насмехались, – с грустью в голосе произнесла Маша. – Ребята вечером в окошко ей камешки кидали и прятались за заросшими кустами смородины. Тётя Груня выходила, а никого нет. Крестилась и возвращалась обратно.
– Дураками мы были, вот и издевались, – Кате стало стыдно за прошлое. – Свели с ума женщину. Она до сих пор всем рассказывает, как за ней ангелы приходят. Дверь откроет, а их не видно, но точно знает – это ангелы, чтобы спасти её душу. Ты знаешь, что она этой зимой натворила?
Маша пожала плечами от неведения.
– Так слушай. До сих пор как вспомню – мурашки по коже, – закончив полоскать наволочку, Катя громко глотнула и выдохнула. – Как стемнело, вышла на улицу в одной сорочке и давай кричать на всю деревню какие-то молитвы. А потом подбегала к каждому дому и тарабанила в дверь.
– Да ты что? – у Маши округлились глаза.
– Ага. Бегает и орёт: «Выходите! Немцы пришли хаты палить!» Баба Анфиса рассказывала: иду, говорит, а Грунька в белом платье. Она её за нечистого приняла. Испугалась, встала как вкопанная и шевельнуться не может. Груня подбежала, глаза навыкат и стеклянные. Беги, орёт, немцы едут.
– И врача ей не вызвали?
– Какой там врач. Пока фельдшера дозвались, Груни и след простыл. А наутро она даже не вспомнила, как деревню всполошила. Не было такого, и всё тут.
– Страшно как, – Маша представила пьяную косматую женщину, несущуюся по снегу босиком.
– И такое бывает, – продолжая стирку, Катя говорила низким голосом.
– Я сегодня не смогу уснуть, – у Маши побледнело лицо. – Лучше бы ты этого не рассказывала.
– Плюнь и забудь, – сестра слегка улыбнулась. – Я к чему всё это говорю – маму жалко. Не дай бог вот так всю себя растерять. Поэтому я на неё не обижаюсь. Неизвестно ещё, какими мы будем, когда замуж выйдем.
От рассказа сестры Маша в корне поменяла отношение к матери. Действительно, Ирина столько всего пережила: первый муж бросил, когда Маше был год, второй – утонул. Осталась одна с детьми. Кормить, одевать, воспитывать, а ещё и держать хозяйство с тяжёлой работой в придачу – одна да одна.
– Теперь я понимаю, почему она отдала меня в интернат. Чтобы ела досыта, – сделала вывод Маша, выжимая бельё.
Закончив со стиркой, девушки двинулись в сторону дома.
– Ох, тяжело-то как, – шутливо заныла Катя. – Руки немеют.
– Постоим, отдохнём, – Маша опустила таз с мокрым бельём на землю. – На самом деле, не надо было сразу всё брать.
– А давай я за тачкой сбегаю?! – сообразила Катя. – И чего не додумались?
– В ней хлам какой-то накидан, – припомнила Маша. – Всё бельё замараем.
– Ой, точно, – сникла Катя, поднимая тяжеленный таз. – Надо было раньше думать. Надеюсь, кто-нибудь из ребят попадётся нам, чтобы донести.
Сделав несколько шагов, девчонки услышали рёв мотора. Обернувшись, Катя увидела мотоцикл с коляской и воскликнула:
– Сто-ой!
Подъехав поближе, молодой человек нажал на тормоз.
– А, это вы, – за рулём старенького «Урала» сидел Степан – соседский сын. – Ну, здрасьте вам.
– Привет, – Катя широко улыбнулась, оголив дёсны. – Стёп, подкинь до хаты, а то пока донесём – руки оттянутся.
– А Егор где? – парень с интересом разглядывал Машу. – Неужто ещё с поля не вернулся? Ребята уже по домам разъехались.
– Не знаю, – Катя пожала плечами. – Так подвезёшь?
– Ставьте тазы в люльку. А сама – в седло, – Стёпа откинул чехол.
– Я пешком дойду, – Маша не собиралась кататься с тем, кто пытался внести раздор в отношения с Гришей.
– А я тебя и не приглашал, – осадил девушку сосед и надменно ухмыльнулся.
Катя, запрыгнув назад, вцепилась в рубашку Стёпы.
– Ты только не шибко гони, а то я боюсь, – взглянув на сестру, спросила. – А ты что?
– Сказала же, сама дойду, – Мария развернулась и потопала по дороге, размахивая косынкой.
– Ну и злющая она у вас, – Степан сдавил ручку газа. – Кому такая достанется – не позавидую.
Мотоцикл взревел и рванул с места, подняв клубы пыли и мелкого мусора.
– Фу, напылил, – отряхивалась Маша, прищурив глаза. – Специально это сделал. Если бы не бельё, я б тебе показала. Сейчас только до дому дойду – всё выскажу.
Дома опять не всё ладно. Ирина от младшей дочери узнала, что муж отдал деньги Маше на новые платья, якобы в качестве подарка ко дню рождения. Ира ругала и осуждала мужа за безответственный поступок и неумение распоряжаться средствами, которых и так кот наплакал.
– На черта они ей сдались? Подумаешь, ребёнок ножница?ми прошёлся! Раз подарили ткань, значит, и ещё подарят! – отчитывала Митю. – Пусть идёт работать! А то пацанята в поле спину гнут, а эта приехала и по клубам – подолом крутить!
Задыхаясь от злости, женщина засобиралась на ферму.
– Помогать мне не надо! Сама справлюсь! А ты двором займись! Скорее всего, завтра дождь будет, а у нас погреб до сих пор немазаный! – схватив сумку, жена добавила. – И чтоб денег больше не давал! Сама себя оденет, не маленькая уже!
– Ты не права, – мужчина провожал жену на работу. – Девчонка старалась, шила…
– Заступничек нашёлся, – Ира вышла на крыльцо. – А что ж она для Катьки ничего не сшила, для Вали? Единоличница выросла! О себе любимой только и думает! – Подойдя к калитке, женщина переключилась на мотоцикл, остановившийся у забора.
– О, кавалер прибыл! А вторая где?