– Только можно стакан ещё? – наивно сказала я.
Он вопросительно взглянул на меня, повернувшись.
– Из ведра неудобно пить, – я снова пожала плечами.
– Хорошо, – рассмеялся он.
Я шла за ним, не желая оставаться одна. Винтовая лестница, ведущая на первый этаж, обитая деревом гостиная и кухня, прилегающая к ней. Софа, одиноко стоящая у окна, и небольшая полка с книгами рядом. Всё здесь было очень просто, но мне нравилось.
– Держи.
– Спасибо, – я выпила полный стакан, – можно я присяду? А то голова немного кружится.
– Конечно, – чуть заволновался он, – стоило бы думать, после двух дней без сознания.
– Что? – воскликнула я.
– Я тебя нашёл в лесу два дня назад, – повторил он, – у тебя был жар. Доктор сказал, что это от загноения раны.
– Какой раны? – Я сидела, пребывая в полном шоке.
– На плече, – показал он, – доктор её промыл и перевязал.
– Вы её видели? – воскликнула я, и мои щёки загорелись пожаром.
– Конечно. Сегодня он к обеду ещё раз придёт её проверить.
– А доктор, – замялась я, – женщина?
– Нет, – недоумевая, ответил мужчина.
– Боги! – Я закрыла лицо руками. За все четырнадцать лет только мои лицо и кисти были оголены и доступны для мужских глаз.
– Девочка, что случилось?
– В том мире, котором я жила, неприемлемо, когда мужчина видит тело девушки, – выдавила из себя я, не поднимая глаз.
– Ох, – растерялся мужчина, чувствуя неловкость ситуации, – не могли же мы тебя оставить в твоей грязной и рваной одежде.
– Что? – ещё раз воскликнув, посмотрела на себя и, наконец, увидела, что сижу в мужской рубашке. – Боги! – Я положила голову на стол, обхватив её руками, – вы это сделали?
– Нет, – резко ответил он, – нет… Это… соседка, да соседка приходила. Доктор видел только плечо.
– Правда? – Я подняла глаза.
– Да, – ответил он, отвернувшись, – чай или кофе?
– А есть у вас что-то перекусить?
– О… да, конечно. Суп, сейчас разогрею.
– Как я соскучилась по супу, – говорила я, подбирая под себя ноги.
– Только я не мастер готовки.
– Я согласна на всё, что горячее и не пресное!
– Вот, держите. Ваши глаза…
– Что с ними? – старалась улыбаться я, отгоняя неловкость. В мире за пределами за?мка, видимо, в этом нет ничего страшного, и я хотела казаться своей.
– Я думал, у вас тёмно-карие глаза…
– А они какими оказались?
– Медовые…
– В лесу отсвечивало, – отшутилась я.
– Долго вы жили в лесу?
– Вы что-то сказали? Очень вкусный суп, не могу ни о чём больше думать! Не хуже, чем в лучших ресторанах Парижа.
– Спасибо за лесть, очень приятно. Но вы не ответили на вопрос.
– Какой? А знаете, о чём я мечтаю?
– О чём? – мужчина улыбнулся, понимая, что ответа он не получит. И больше не пытался спрашивать.
– Вымыться и переодеться, – шепнула я, широко раскрыв глаза.
– Сейчас нагрею воду.
– Спасибо.
Мужчина вернулся со стопкой женской одежды.
– Это всё, что осталось от моей бывшей подруги, может, что-то подойдёт вам. Чистое.
– О… Наверное, вы невыносимы, раз от вас ушла девушка, не забрав вещи.
– Да, убежала, – посмеялся он.
Его улыбка – это отдельное произведение искусства. Искренняя, с долей смущения, при которой даже глаза наполняются светом.
Одежда, оставленная женщиной, была мне очень велика, но я сделала несколько узелков на футболке, а в штаны продела верёвочку.
Я вышла, когда солнце было в зените. Мужчина сидел перед домом и пил чай.