Александр и Таис. История одной любви. Книга первая. Том 1

Она снова засмотрелась на закат: ярко-розовые полосы на ярко-голубом небе. Какая неземная красота, ну, да – небесная. Этого вполне достаточно, чтобы чувствовать себя счастливой. Птолемей затих. Таис обернулась и увидела, что он тоже смотрит на закат. Это ее обрадовало и примирило с ним. Она рассмотрела его как бы впервые. Удивилась его карим глазам. Птолемей перевел глаза с солнца на нее, но их серьезное, проницательное выражение не изменилось. Это не Александр с его поволокой и бесстыдством во взгляде. Ах, снова Александр. Где он? А этот здесь. «Человек со мной рядом, а я ведь совершенно не знаю его…» Птолемей молчал, и Таис думала о своем, при этом они продолжали рассматривать друг друга. Веки Птолемея отяжелели, взгляд потемнел, рот расслабился и приоткрылся. Таис наблюдала это и отмечала про себя, что с ней происходит то же самое. Птолемей провел ладонью по ее волосам, по щеке, взял за подбородок. О, Афина, сейчас он совсем похож на Александра. Нет, это не Александр, это Птолемей! Все равно – то, что он делал, было хорошо, и ее тело, наконец, стало откликаться на его действия.

…Сон не шел. Птолемей спал, все еще сжимая ее в объятиях. Она высвободилась и подумала, что не надо было оставлять его здесь на всю ночь. Ладно, так получилось, дело затянулось – бедный мужчина вконец истосковался по женской ласке, никак не мог насытиться. Но в другой раз она не оставит его, она любила спать просторно. Последнее, что сказал Птолемей: «Когда я в последний раз спал ночью, проклятый Галикарнас!» И сейчас спит как убитый, даже дыхания не слышно.

Как всегда, когда «все усмиряющий сон» не приходил вовремя, у Таис испортилось настроение и не хватало сил, чтобы совладать с ночными мыслями и чувствами. Одно дело, когда те приходят во сне, в сон, где и оседают, успокаиваются, другое – когда на бодрствующую голову. Живет одна, даже физически одна месяцами, никому особенно не нужна, а если нужна, то в одностороннем порядке Птолемею, но и он занят и далеко, в совершенно другой жизни. Всё чужое и все чужие вокруг. Так, приятели есть, но они ни в какое сравнение не идут с ее афинскими друзьями: Геро и ее мужчинами. Там все было ясно – тебя понимают, ценят. Любят, в конце концов. Какая-никакая, но «семья». А здесь одни иллюзии, выдавание желаемого за исполнимое.

Не пора ли домой? Птолемей сказал, что Александр отправляет молодоженов на зимовку в Элладу, делать детей. Чем не оказия. По морю опасно: там и на островах орудует Мемнон с персидским флотом и остатками сухопутной армии. А Александр флот распускает пока. Ах, Александр, неуловимая мечта глупой девчонки! Кто он и кто я… Таис тяжело вздохнула и утерла слезы. Куда ехать?! Она же с ума сойдет за три дня в Афинах, вдали от него, и никакая «семья» не спасет ее! У нее нет выхода. Остается только уповать на благосклонность судьбы-Ананке, или на милость Александра. Ах, какая же это зыбкая почва – территория полного бессилия и зависимости.

«Почему я так нуждаюсь в человеке, которому я совсем не нужна? Почему он может жить, дышать и быть счастливым без меня, а я – нет»? Таис тяжело вздохнула и устыдилась того, что жалеет себя. Впервые за последние недели она позволила себе думать о нем, позволила видениям-воспоминаниям, видениям-желаниям ожить и зажить своею жизнью. Мечтать и жить… Пока что хорошо получается только «мечтать».

Этот поцелуй, о, небо! Ее как-будто залила, погребла под собой штормовая волна, а тело взорвалось в тот же миг, да как! У нее и сейчас перехватило дыхание и сжалось сердце от одного воспоминания… Он и его глаза, полные огня, смотрят властно, а она летит на их свет, как мотылек, жаждущий своей гибели. О, нет, я умру без него! Все будет хорошо, скоро, может быть, уже через пару дней я увижу ЕГО.

Александр решил потешить себя и свое окружение театральной постановкой и попросил Таис выбрать пьесу. Сам он любил Еврипида, который прожил конец своей жизни в Македонии при дворе его деда.

– «Медея»? – спросил, вскинув подбородок, Александр.

– Слишком грустно, – покачала головой Таис. – Для меня это самая печальная история женщины…

– Она ведь была такой жестокой, детей своих не пощадила, – удивился царь.

– Я вижу ее жертвой обмана и предательства любимого человека… женщиной с разбитым сердцем.

Александр промолчал и не стал копать глубже.

– Почему ты не хочешь поставить «Персов» Софокла? – спросила в свою очередь Таис.

– «Персов» посмотрим в Сузах, где и происходит действие. Ну, что ж, для трагедии у тебя недостаточно крепкие нервы, значит, остановимся на чем-то спокойном – на сатировой драме. «Киклоп»? Итак, – объявил он всем, – Таис хочет, чтобы поставили «Киклопа».

– А что это Таис хочет… – начал вошедший Филота, выделяя голосом «Таис».

– Потому что я так решил, – оборвал его Александр.

Филота, сын Пармениона и начальник македонской тяжелой конницы «гетайров» пожалел, что не удержал свой язык, и приветливо улыбнулся, оборачивая сказанное в шутку – самый верный способ выйти из неприятной ситуации. Сидели в ожидании ужина у Александра в его огромном шатре: Гефестион, Неарх, Леонид, Клит, Кратер, Пердикка и другие. После своего «срыва» в Приене Александр решил не встречаться с Таис без посторонних.

Разговор о театре напомнил Таис гениальные стихи Еврипида:

«И в высоте эфирной, и в морской пучине —

Власть Киприды, и повсюду

Творения ее. Она в сердцах рождает

Страсть, и все в ее кошнице

Мы зернами когда-то были…»

– Почему ты сказал в Сузах? – тихо переспросила Таис.

Сузы – одна из трех столиц персидской империи – находилась за тысячи стадий от Карии, где македонцы пребывали в настоящее время. Идея всего похода заключалась в освобождении от гнета Персии греков малоазиатского побережья. О том, чтобы идти в глубину Персии, в Сузы, где никаких греческих городов и в помине нет, никогда не было и речи.

– Не забивай себе голову, – ответил царь.

Знала бы Таис, что ей предстоит оказаться не только в мидийских Сузах, но и в краях, лежащих несказанно дальше. Что суждено ей в прямом смысле слова идти на край света, подчиняясь воле своего любящего сердца. Пока что она отправила в рот оливку и решила не задавать неудобных вопросов.

Александр взял ее сегодня на охоту, и сейчас, перебивая аппетит овощами и фруктами, они дожидались жаркого из оленины. Таис знала, как обожает Александр охоту (рьяный поклонник девственной Артемиды! Почему не Афродиты?), и была польщена тем, что он позволил ей разделить с ним его удовольствие. Погулять по осеннем лесу было само по себе наслаждением, а быть там вместе с Александром – просто вершиной счастья. Если бы еще не убивали благородных красавцев-оленей и их глазастых подруг!

Таис старалась бесшумно ступать следом за Александром, украдкой рассматривала его спину, в которую она влюбилась прежде, чем увидела его лицо, крепкие ноги хорошего бегуна, локоны на затылке под беретом-кавсией. Как замирал он, увидев такого же замершего оленя, как на ощупь ловил ее рукой позади себя. Какой хороший день!

Приглушенные разговоры вокруг, треск огня факелов и жаровни, запах готовящейся дичи разморил Таис. В полудреме она поняла, что сейчас ее глаза, бессмысленно остановившиеся на коленях Александра, закроются, и она уснет. Пусть так. Александр чувствовал ее, и в момент перехода из одного состояния в другое, осторожно прислонил ее падающую голову к своему плечу. Сквозь сон, будто сквозь толщу воды, смутно доходили приглушенные голоса, и было ей тепло и спокойно, как младенцу на руках матери. Какой чудесный день!

– Устала наша Аталанта, – тихо проговорил Неарх. – Меня и самого разморило. – Он назвал Таис именем легендарной женщины – единственной участницы похода аргонавтов в Колхиду.

– Да, охота ее утомила. Мало в ней от Артемиды, – согласился Александр и мельком взглянул на мрачного Гефестиона, который, потупившись, сидел в углу.

– Зато много от Анадиомены, выныривающей[11 - Эпитет Афродиты, появившейся из моря], – улыбнулся Неарх.

Мужчин охватило умиление – так сладко, младенчески-невинно спала Таис на плече Александра. Не последовало никаких смешков и шуточек, по отношению к ней они были неуместны. Таис любили. Где скрывалась тайна ее обаяния? Может быть, в поясе, как у Афродиты.

– Да, охота была удачной, – подтвердил Птолемей.

– Уж не Таис ли тому виной? – улыбнулся Неарх.

– Что ты имеешь в виду? – вскинул глаза Александр. – Что дикие звери следовали за ней, как за Афродитой, которых богиня усмиряет любовным желанием?

– Нет, за Афродитой идут волки, львы и медведи, а не лани. Лань – зверь Артемиды. А ведь именно здесь ее царство, – вступил в разговор Клит, прозванный Черным, брат кормилицы Александра, между прочим, спасший ему жизнь при Гранике. Вообще-то, он был человеком простым, несколько прямолинейным, «военным», как бы сказала Геро и этим выразила все. Но Александр прощал его «простоту», потому что любил его.

Филота же был человеком, который не говорил, что думал, а думал, что говорил. Потому вслух ничего не сказал, но про себя решил, что этот идиот случайно оказался прав. Лев – это Александр, волк – это Птолемей, медведь – Леонид, может быть еще кто-то. А то, что эта афинская дрянь укротила и приручила не одного и не двух, так это точно. Хотя, спору нет, в Таис что-то есть, он и сам бы не отказался от нее. А насчет нее и Александра – что-то непонятное. С одной стороны, он ей покровительствует, с другой – не берет к себе? Все у него с вывертом, все не как у людей. Лиса с виноградом. Филота презрительно отвернулся.

Не удивительно, что он не понимал Александра. Чтобы понять и оценить другого человека, надо хотя бы отчасти самому обладать сравнимым качествами.

Подали еду, и Александр разбудил Таис. Она смущалась и удивляясь тому, что так незаметно уснула.

– Теперь мы квит; чтоб не обижалась, что я усыпаю в твоем присутствии, – кивнул царь.

– Надеюсь, я не храпела?

– Нет, зато рассказала все свои тайны, – поддразнил ее Александр.

– О!.. – Таис с надеждой посмотрела на Леонида, – у меня нет никаких тайн.

– А тайна твоего происхождения? – не унимался Александр.

– Мы решили, что ты ближе к «выныривающей», чем богине-деве с ланью, – сказал Леонид.

– Но только тем, что я не дева с некоторых пор, – усмехнулась она. – Но не гневите богов такими сравнениями, – и Таис от сглаза поплевала себе за шиворот. – Иначе Афродита накажет меня и наградит отвратительным запахом, как лемносских женщин. Не к столу будь сказано…

– О, мне сейчас ничего не перебьет аппетит! – подытожил Черный Клит и принялся за увесистый кусок.

Оставив в Карии значительный контингент наемников и «гетайров» и отправив своего первого генерала Пармениона с обозом и фессалийцами зимовать в столицу Лидии Сарды, Александр налегке пошел в южном направлении подчинять побережье Ликии и Памфилии. Затем он планировал повернуть на восток, пройти Писидию и весной встретиться с остальными частями армии во Фригии.