Чайник в мастерской

Все же книжку взял.

…А через год на Сонином дне рождения все было иначе.

Были все те же. Бухарик излучал добродушие. Людка эффектно выглядела, надев черную кофточку с золоченой отделкой. А еще она постригла волосы в "каре" и покрасила в цвет воронова крыла.

Они оказались рядом за столом. В один прекрасный момент Бухарик обратил на нее взор художника, восхищенно пробормотав: «Прям Модильяни!», выхватив краски, принялся рисовать.

Весь вечер он не сводил с нее глаз. На его рисунке Людка Оторванная Конечность помещалась раза четыре в разных местах, в то время как все мы – по разу.

Это была верная примета того, что Бухарик влюбился.

И когда Людка засобиралась домой, Бухарик, выйдя в прихожую, чтобы ее проводить, что-то ей говорил…

Собственно, всем нам нетрудно было догадаться, что именно: он приглашал Людку в свою мастерскую. Что означает примерно «Пройдемте на антресоли!»

* * *

Бухарик часто влюблялся. Правда, ненадолго.

Его мог внезапно поразить цвет. Чаще всего именно цвет – волос, глаз, платья. Иногда – форма. Например, форма носа.

Однажды он влюбился в меня и был влюблен ровно один вечер. Его поразил мой нос.

На самом деле это как раз та часть моего тела, которую я с удовольствием подарила бы врагу.

Нос у меня одновременно горбатый и курносый, а также раздвоенный на кончике. И вот такой странный нос чем-то ужасно заинтриговал Бухарика.

– Какой нос! – с уважением повторял он, лихорадочно водя кисточкой по бумаге.

Теперь уже я появилась в трех местах на одном и том же рисунке. И на другом. И на третьем. С особенной тщательностью Бухарик везде выписал мой нос во всех его подробностях, что меня отнюдь не порадовало.

Обычно после он дарил нам по акварельке, а тут он хитро буркнул:

– Не получилось, – и бережно убрал к себе в сумку.

Похоже, он не мог расстаться с моим носом.

«И хорошо, что не подарил – такое позорище», – подумала я.

Теперь Бухарик уже меня перед уходом настоятельно зазывал в мастерскую. Но я знала, что это наваждение у него через час пройдет.

* * *

Женщины не просто любили Бухарика.

Они любили рожать от него. Дети получались красивые и талантливые. Человек пять в общей сложности.

Но он не слишком участвовал в их воспитании, ни морально, ни материально.

Во-первых, у него никогда не было денег.

Сам существовал на ничтожную сумму в месяц, на какие-то жалкие дотации от Союза. Оформительских заказов после перестройки стало мало. Картины продавать он не умел, не любил.

По молодости часть распродав, потом здорово об этом жалел. Одну картину маслом даже пытался выкупить обратно. С тех пор, если приходилось продавать, оставлял для себя копию.

Но его картины далеко не каждому подходят, как «драгоценные вина». Было ясно, как день, что «их черед наступит», но разве справедливо, что ради настоящего признания художник должен умереть?

Во-вторых и в-главных, Бухарика по-настоящему интересовало только собственное творчество.

– Мои дети – это мои картины.

А жену он искал себе такую, чтобы она была, как складная табуретка: нужна – снял со стены, не нужна – повесил на место. Удобно!

Но так и не нашел.

Это не значит, что Бухарик не умеет любить.

Проблема была в том, что он не умеет любить вполсилы.

Говорят, однажды в юности, глядя ночью на спящую подругу, он вдруг осознал, что он не может без нее, что он себе не принадлежит. И он по-настоящему испугался. Взял да ушел от нее в самый разгар любви, чтобы сохранить себя для творчества – всего без остатка. И с тех пор держал себя в руках, контролируя силу своего пламени любви.

Однако женщины у него не переводились. Он умел ценить красоту и обаяние женщин своего, немолодого уже возраста.

И дурак может увлечься молоденькой свеженькой дурочкой, но рядом с Бухариком чувствовали себя настоящими женщинами дамы за сорок и даже под пятьдесят. А это дорогого стоит.

Он называл их «бабульками» или – «дорогой мне человек».

– «Дорогой мне человек» – это дама, с которой Бухарик вступил в интимные отношения, – определяли мы.

Время от времени «бабульки» переходили в разряд «дорогого мне человека», и это означало, что все свершилось.

Все «бабульки» остались вечно жить в его картинах.

– Вот эта красивая была, – показывал Бухарик на абстрактную фигуру с полукругом вместо головы. – Кожа у нее была мраморная… Чуть замуж меня не утащила, – лукаво добавляет он.

Судя по всему, все-таки не утащила.

Но мы знаем эту историю с другой стороны – в это время от него была беременна другая хорошая женщина. И Бухарик зашел к ней как бы посоветоваться:

– Я тут жениться собрался, как думаешь? – а у нее от такого случился выкидыш…

Поистине не ведает, что творит.

– …Помню, много лет назад мы с Яшей пришли к нему в гости, – рассказывает Соня. – Я у него в мастерской впервые увидела Валю, которая потом стала нашим большим другом. Она варила на электроплитке компот из чернослива, и потрясающий аромат наполнял мастерскую.

«Валя, а я люблю чернослив?» – спрашивал Виктор. Мне было ужасно смешно: как это взрослый мужик не знает, что он любит, а что нет? Зато она знала!

* * *