Волчий Рубин

Француз прищурился, сплюнул в траву и опустился на бревно. Влад присел на другой поваленный ствол, так, чтоб быть не слишком близко к собеседнику. Замшелые дубы лежали крест-накрест, перечёркивая свободное пространство прогалины.

–Прежде чем ответить на твой вопрос, позволь задать встречный, – Влад решил сначала разъяснить для себя некоторые подробности. – Как ты очутился в этом лесу?

–Отвечать вопросом на вопрос – не очень-то вежливо, – протянул Лерой. – Хоть бы представился ради приличия. А то ты знаешь моё имя, а я твоё нет. Общаться неудобно. Кстати, у тебя огоньку не будет? – он достал из кармана пачку сигарет.

«Вот оно, счастье! – первая мысль, родившаяся у Влада. Но тут же пришло осознание, что «огоньку» у него нету. – Дьявол, огниво моё там же, где и все остальные шмотки!» Парень всё же абсолютно автоматически похлопал по карманам, но они, к сожалению, были пусты. Уже открыл рот, чтобы посетовать на отсутствие источника огня, но наткнулся взглядом на кремень и кресало, валяющиеся рядом с остывшим кострищем. Видимо, Чезаре не убрал ночью, а на утро оказалось не до тщательных сборов в дорогу.

–Будет, – парень потянулся за радостной находкой, а затем представился. – Сержант Владислав Комольцев.

Он намеренно произнёс имя и звание полностью, чтобы увидеть реакцию наёмника, но на холёном лице не отразилось никакого интереса, не говоря об узнавании.

Арман вертел в пальцах сигаретную пачку, почти жонглировал ею. Картонная коробочка порхала из руки в руку, как живая, не задерживаясь на одном месте дольше, чем на секунду. Поворачивалась то одной гранью, то другой, мелькала ярким логотипом. «Сержант… Тоже военный…» – он подумал «тоже», хотя своего звания не помнил и не знал было ли оно вообще. Однако собственная принадлежность к военному сословию не вызывала сомнений, хотя бы принимая в расчёт свои таланты в стрельбе и рукопашной, а также знания основ подрывного дела и первой медицинской помощи. Такие навыки на гражданке освоить сложновато.

Удивление изогнуло дугой бровь Лероя, когда Комольцев с торжествующим видом поднял с земли два предмета, назначение которых представлялось полнейшей загадкой. Тем не менее Арман достал сигарету, а пачку перекинул Владиславу. Тот пару раз ударил найденными предметами друг об друга, и яркая искра подпалила табак. Лишь тогда француз понял, что вместо зажигалки русский использует огниво, как в сказке Андерсена. «Одежда старинная, луки со стрелами, теперь ещё это… Что же здесь происходит?!»

Комольцев бросил пачку обратно и сказал:

–Ну этим ты пользоваться вряд ли умеешь, – продемонстрировал «средневековую зажигалку». – Я в своё время намучился, пока освоился. Так что придётся тебе подойти.

Арман подозрительно прищурился. «Меня, конечно, не скрутишь, как какого-то пацана, но проверять, кто из нас сильнее в рукопашном бою, не хочется. По крайней мере не сразу. И не из-за такой глупости, как неподкуренная сигарета». Мышцы, ещё не пришедшие в себя после начала Эксперимента (что бы это ни значило), были немного вялыми, как будто сонными, и вполне могли подвести. Поэтому француз отрицательно покачал головой и ответил:

–Обожду, не умру.

–Ладно, не хочешь рассказывать о том, как сюда попал, я сам попробую угадать. – Владислав закинул ногу на ногу, опёрся спиной о так кстати оказавшееся сзади дерево, расположившись почти как в кресле. – Маленькая комната, серый коридор, человек в чёрной форме оглашает смертный приговор, который потом заменяется на участие в неком Эксперименте. Потом старичок выдаёт вещмешок со смешным набором снаряжения, ни оружия, ни фонарика, ни спичек… Большой зал с аркой посередине, сильный электрический разряд – и очухиваешься уже здесь. Я ничего не пропустил?

С каждым словом Арман хмурился всё сильнее. Ситуация полного отсутствия информации была непривычна. Особенно злило то, что сидящий напротив человек знал больше, но не спешил делиться известными ему сведениями. Ответы на вопросы хотелось вытрясти сейчас же, но Лерой совладал с собой и поддержал разговор:

–Не пропустил. Я бы сказал, что даже лишнего добавил, потому что никакого старичка и тем более вещмешка не было. – Про себя подумал: «Наверное, суть Эксперимента в том, чтобы не сорваться и не набить морду вот таким встречающим. Кто справится – получает главный приз. Ещё пара минут – и я, похоже, сойду с дистанции».

Влад давно приметил ярость, смешанную с непониманием, светящуюся в холодных глазах наёмника, и, поразмыслив, решил, что не стоит испытывать судьбу. Тем более воспоминание о собственном бессилии вернуть память было ещё свежо, и положение противника даже вызывало сочувствие. Да и врагами они, как ни крути, были в прошлой жизни. А здесь… Парень закончил мысленную фразу уже вслух:

–Похоже, мы с тобой друзья по несчастью. Со мной поступили так же, только чуть раньше. Я уже больше недели здесь обретаюсь.

–Только, кажется, амнезией не страдаешь… – попробовал подловить Арман.

–Ага, я ей наслаждаюсь!

Бородатая шутка как-то вдруг разрядила обстановку, оба расхохотались, и хищные взгляды чуточку смягчились. Отсмеявшись, Влад продолжил:

–Когда только очнулся, та же ерунда была, что у тебя сейчас. Воспоминания о прошлом как ластиком стёрли. Правда, меня выбросили ещё и ненастной ночью. Холодно, сыро, ветки царапаются, не видно ничего, в башке пусто! В общем, весь набор острых ощущений. Так что, Лерой, считай, что тебе повезло. Память частично начала возвращаться только недавно, да и то больше в виде смутных образов каких-то… Вот и тебя припомнил прошлой ночью. Лицо и имя, больше ничего. Так что если ты надеялся, что я изложу всю твою биографию, то ничем не могу помочь. – Парень подумал, что вряд ли нужно раскрывать все свои карты, и не слишком умно будет сообщить наёмнику о том, что они воевали на противоположных сторонах. – У тебя во фляжке, надеюсь, вода? – спросил он. Похмелье, до этого практически незаметное, всё-таки проявилось, и пить захотелось просто невыносимо.

–Я тоже надеюсь, – усмехнулся Арман. – Не было времени попробовать. Держи. – Фляжка отправилась в полёт, как перед этим сигареты.

Влад легко поймал её, открутил крышечку, опасливо принюхался к содержимому, отхлебнул и осознал, что жизнь прекрасна. Вода, льющаяся в горло, на вкус показалась лучше элитных вин с виноградников кардинала. Парень аж причмокнул от удовольствия и вернул фляжку владельцу с большой неохотой. «Ещё один аргумент, чтобы не ссориться и продолжать путь вместе. Даже два аргумента: вода и курево».

«Что ж, на первый взгляд вроде бы кажется, что не врёт. Наверняка многое умалчивает, но с этим ничего не сделаешь. Выглядит логично. Естественно, что не специально для одного меня пресловутый этот Эксперимент затеяли. И я не единственный преступник в мире, осуждённый на смертную казнь. Значит, вполне вероятно, что двое подопытных, – он усмехнулся, произнеся мысленно это слово, – пересеклись». На языке Армана уже вертелись с десяток новых вопросов. Почему понимается русский язык, который он отродясь не учил? Кто был тот белокурый юноша с архаичным оружием? Как удалось Владиславу выжить в течение недели? Не встречал ли он других участников Эксперимента? И много других. Но ни один из них француз не успел озвучить.

Из зарослей, окружавших поляну, донёсся шорох. Армана бритвой резануло чувство опасности, внезапное, сильное, вызвавшее ломоту в зубах. Комольцев встрепенулся, стрельнул глазами из стороны в сторону, высматривая движение, и не терпящим возражений тоном («Наверное, таким голосом он отдавал приказания своим рядовым!») выдал, негромко, но уверенно:

–Это инквизиторы. Смыться уже не успеем, спрятаться тоже. Поэтому принимаем бой.

Лерой, ещё не дослушав тираду до конца, залёг в траве, рядом с поваленным стволом, на котором только что сидел, и пытался сквозь мешанину травы и вывороченных корней рассмотреть неприятеля. Взгляд беспорядочно метался туда-сюда. Сердце стучало где-то под кадыком, неприятно толкалось в грудную клетку.

–Кто? – тем не менее уточнил он. – Какие, дьявол побери, инквизиторы?

Комольцев проигнорировал вопрос. Да у Армана и не было времени, чтобы выслушать объяснения, даже если б они последовали. Рядом с ухом раздался глухой стук, и краем глаза он увидел трепещущее от удара светло-серое перо. Стрела прошла мимо на какой-то десяток сантиметров. Несмотря на то, что оружие было столь необычно, сомнений в его действенности не возникло. Арман инстинктивно вжал голову в плечи, уткнулся лицом в дёрн и прокричал, обращаясь к Владиславу:

–Что ты вкладываешь в понятие «принимать бой»? Залечь и молиться, чтоб не убили?!

Под черепной коробкой дёрнула уже ставшая знакомой боль: Влад заметил, что подобные неприятные ощущения всегда возникают как ответ на магическое воздействие. Правда, для парня оставалось загадкой, почему иногда заклинания просто оставляют болезненный осадок, а иногда – успешно подчиняют его сознание. Не время сейчас было размышлять о причинах такой избирательности, тем более, что в этот раз любителям поковыряться в чужих мозгах не повезло – неизвестно, чего хотели добиться санктификаторы, но смогли лишь пробудить жестокий приступ мигрени.

Действовать они с наёмником начали одновременно и одинаково. Не прошло и нескольких секунд после нападения, а оба лежали в траве, не подставляясь стрелкам. Мысль Влада работала в одном направлении: что можно использовать в качестве оружия? Конечно, убить врага можно тысячей разнообразных способов, но для этого обычно нужно приблизиться на расстояние удара. Сдаваться без боя вовсе не хотелось, стоило вспомнить интригана-кардинала, и мысли о добровольной сдаче мгновенно испарялись. А время играло против них и на руку инквизиторам.

Глава 4.7

Арман, напрягая зрение, сумел различить человеческие фигуры, движущиеся между дубами. Нападающие заученно брали их в кольцо. Ещё пара минут – и сопротивление будет бесполезно. Адреналин в крови вскипел, достигая предельной концентрации. Подобное состояние показалось обычным и… приятным. Течение времени будто бы замедлилось, позволяя Лерою соображать гораздо быстрее, чем обычно, и действовать стремительно. Он прикинул, кто из противников ближе и перекатился в ту сторону, даже не подумав, что так и стрелу поймать недолго. Несколько снарядов действительно метнулись к нему, но цели достигла лишь одна – не вонзилась, а только болезненно ударила в рёбра. Это не остановило бросок Армана, а только придало злости. Француз подсечкой сшиб вражеского солдата на землю, двинул ему кулаком куда-то в лицо и дёрнул из ножен на поясе клинок. Кинжал был непривычным оружием, но сбалансирован идеально, а рукоятка – удобная, с ладными выемками для пальцев – ложилась в ладонь как влитая. Всё это Лерой отметил краем сознания, сказалась любовь к холодному оружию.

Однако применить трофей Арман не успел, от сильного удара в висок перед глазами потемнело, заросли крутнулись в диком хороводе, и француз отключился.

Пока Влад размышлял, наёмник уже, очертя голову, ринулся в бой. «Сумасшедший! – только и успел подумать парень, наблюдая самоубийственную атаку Лероя. – Пристрелят ведь! Хотя… если и убьют, то туда ему и дорога» Воспользовавшись тем, что внимание ополченцев отвлеклось, Влад насколько возможно быстро начал отползать в сторонку, где он ещё вчера вечером обнаружил, чуть не свалившись в него, крутосклонный овражек, который мог послужить замечательным укрытием от лучников.

Стрелы посыпались ещё чаще, но на удивление не втыкались в деревья, а отскакивали, словно были без наконечников. Парень сначала опешил, но рассмотрев упавшую рядом стрелу, увидел, что вместо острых наверший на них насажены мешочки с чем-то тяжёлым внутри. «Оглушающие, – понял он. – Ну конечно, зачем я им мёртвый?» Открытие с одной стороны, утешило, а с другой – наоборот опечалило. Уж больно не хотелось снова оказываться пленником. Привести план в исполнение Влад не успел – овражек мелькнул цветущими склонами впереди, но до него оставалось ещё порядочное расстояние. Под дых с силой ударило, Влад вынужден был остановить движение, чтобы набрать кислорода в грудь и прийти в себя. И стал удобной мишенью – большой и неподвижной. Парень в ту же минуту понял, что наконечники, хоть и не вонзаются в плоть, но и гуманными их назвать язык не повернётся. Стрелы градинами посыпались с разных сторон (нападающие успели рассредоточиться), ощущение было такое, словно били ногами. Восстановить дыхание сразу не удалось, и Влад почти обрадовался, когда очередной снаряд пришёлся в затылок.

Лоренцо равнодушно наблюдал за тем, как петли из грубой бечевы затянулись на шеях шестерых ополченцев. Тех, кто посмел уйти с поста, не дождавшись смены. Выиграв три свободных от караула минуты, они проиграли всю свою жизнь. По отношению к этим горе-воякам даже злости не было. Только усталость. Санктификатору крайне надоело исполнять в лагере роль коменданта гарнизона, судьи, надсмотрщика. Короче говоря, заниматься тем, что слишком важно, чтобы оставить на откуп командирам отрядов, но чересчур низменно и некрасиво, чтобы удостоиться личного внимания кардинала. Отрицательные стороны положения правой руки главы инквизиции проявлялись во всей красе.

Надоела и война, которую сложно назвать войной в полном смысле слова. Стычки с оборотнями теряли смысл. Ополчение не продвигалось вглубь леса, вычищая его от нечисти, как предполагалось изначально, а топталось на месте, качалось, точно прибойные волны, от походного городка вглубь дубравы днём и обратно вечером. Прилив-отлив. Стая перешла к обороне, волки не тревожили часовых ночными нападениями и диверсиями, они всего лишь не пускали людей дальше определённой черты. Каждый день, подсчитывая потери перед докладом монсеньору, Лоренцо задавался вопросом: сколько ещё верволков скрывает проклятая чаща? Больше их, чем человеческих солдат, или нет? Порой казалось, что звери успевают плодиться, возмещая своих убитых, что сама дубрава порождает в своих зарослях всё новых и новых серых хищников. Потому что оборотней не становилось меньше. Каждый день в очередной битве участвовало не меньшее их число, чем накануне.

В войсках нарастало недовольство, боязнь и недоверие к начальству. Конечно, до бунта далеко, но Лоренцо замечал неприязненные взгляды, сопровождающие его. Вот и сейчас. Косо стреляют чёрные глаза вчерашних крестьян, ремесленников и преступников. И неизвестно, кто опасней и от кого в первую очередь ожидать ножа под ребро. Инквизитор поймал себя на мысли, что и сам поддался общему настроению подозрительности, воцарившемуся в лагере.

Сегодня ранним утром, едва солнце разогнало темноту под деревьями, по следам беглецов отправился отряд, сопровождаемый одним не очень сильным санктификатором. Гаэтано хотел отправить на захват Лоренцо, но тот не выдержал и возмутился, что не в состоянии выполнять тысячу поручений одновременно – и предателей вешать, и за беглыми еретиками гоняться, и воодушевляющие проповеди солдатам читать, и совещания командиров проводить… Священник с досадой потеребил распятие, висящее на груди, пытаясь усмирить раздражение.

Шестеро казнённых уже прекратили дёргаться в петлях. Лоренцо хмурым взглядом обвёл гарнизон, построенный вокруг поляны, и буркнул куда-то в сторону командиров отрядов, не соизволив повернуть головы:

–Разойтись. Готовьтесь, через час выступаем.

По шеренге прошелестел шепоток, но возражений не последовало.

Переполох начался у северного поста, считавшегося одним из самых нелюбимых среди ополчения по причине близости к владениям волков. Два форпоста, которые притаились ещё глубже в лесу, не просигнализировали об опасности, а на границе стоянки инквизиторов объявился оборотень-одиночка, уверенной походкой вышедший на прогалину, не обращая ни малейшего внимания на нацелившиеся в него серебряные стрелы. Молодой, поджарый, смуглый, и в человеческом теле сохраняющий хищную гибкость, перекатывающий мускулы под кожей обнажённого торса.

К счастью для верволка на посту дежурила гвардейская смена, а то не миновать бы ему участи превратиться в утыканного стрелами ёжика. Караул опешил, но не совершил необдуманных действий. Слишком уж необычно смотрелся мирно выступающий босыми ногами по траве враг. Слишком не походило такое явление на нападение. Хотя за отвлекающий манёвр вполне сошло бы. Оборотень остановился посреди поляны, не приблизившись на расстояние броска. Оглядел ошарашенные физиономии часовых и произнёс:

–Мне нужно поговорить с кардиналом Гаэтано.

Немного пришедший в себя сержант послал гонца к начальству с вестью о странном парламентере, а сам, облокотившись на частокол, ехидно спросил:

–А чего не с самим папой Римским?

Верволк не удостоил человека ответом, молча проводил глазами убежавшего вглубь лагеря солдата и, видимо, приготовился ждать. Агрессии в его позе не было ни капли, и караул немного расслабился, хотя луки не опустились. Одного только сержанта, отчаянно не любившего нечисть, будто распирало от желания спровоцировать стычку: