Волчий Рубин

–А ты-то откуда о нём знаешь?

–Приснилось. Как будто иду через лес с кем-то… с проводником каким-то… и он мне говорит: «Мы уже близко к Городу Призраков». Больше не помню ничего, только фраза в память врезалась. Так тебе знакомо такое место? Оно на самом деле есть?

–Чёрт его знает, может и есть. – У Влада проснулось непонятно откуда возникшее желание выяснить про таинственное «месторождение артефактов» побольше. Конрад в том единственном разговоре очень скупо рассказал о древнем поселении. «Ага, вот у меня других проблем сейчас нету, как только о старинных легендах размышлять!» – Слышал это название пару раз от местных.

–Кстати, – перебил Арман. – Где мы? Какие местные? Что вокруг происходит вообще?

–Постой, постой! – поднял ладонь Влад. – Не всё сразу. Я объясню, мне не жалко, но спорим, ты подумаешь, что я свихнулся?

–Я уже и в собственном душевном здоровье не уверен. Так что говори как есть, не томи.

Лерой с досадой отметил, что и те немногие дарованные экспериментаторами вещи – фляжка и сигареты – исчезли. На виске, под волосами, вздулась здоровенная шишка, пульсирующая болью. И почему-то заныла левая рука, вся, от плеча до запястья. Засучив рукав, Арман увидел зажившие, но не очень старые шрамы, похожие на следы ожогов.

Слушая историю Влада, француз старался не слишком высоко задирать брови и по возможности не вставлять скептических замечаний. Рассказ походил на выдумку писателя-фантаста или действительно на бред сумасшедшего.

«Вроде всё логично. Но слышал где-то, что у шизофреников, например, с логикой всё нормально, просто предпосылка для рассуждений берётся неправильная. Ладно, любая информация ценна. Хотя бы как сведения о человеке, который сидит напротив».

Одновременно Арман принялся просчитывать способы своего поведения в мире, описанном Владом. Мозг занялся задачкой скорее по привычке, потому что в существование оборотней, магии и прочих атрибутов сказки он не поверил. Ни один из описанных товарищем по несчастью воинствующих лагерей Лерою не приглянулся. По причине атеистических убеждений союз с инквизицией был исключён, тем более, что свободолюбивая натура француза возмущалась против организаций с такой жёсткой иерархией. По последней причине не понравилась ему и стая волков-перевёртышей. По словам Влада там единолично заправлял маг с авторитарным складом характера, да и полузвериное существование в чаще леса, на лоне природы, не казалось райским. Арман сразу подметил некую узость кругозора собеседника. «Упёрся в одно. Оборотни и инквизиция. Всё, нету больше ничего. А мир-то огромен и многогранен. Наверняка и стран много, и городов, и народов. Эх, сведений мало. И война эта странная. Нестыковка на нестыковке. Сотню лет сидели на месте, потом решили посражаться. Из-за чего? Почему именно сейчас? Проклятье, размышляю так, как будто это всё правда!»

Влада понесло. Изначально он не собирался так откровенничать с бывшим противником, но впечатлений накопилось чересчур много, а поделиться до этого было не с кем. Наёмник оказался благодарным слушателем, не перебивал и даже время от времени кивал, принимая к сведению очередной факт, иногда, ближе к концу повествования, задавал вопросы. Правда, ни на один парень не смог внятно ответить. Лерой с ходу схватывал военно-политическую ситуацию и интересовался тем, что Владу и самому хотелось бы выяснить.

«Да, союзник из наёмника выйдет отличный, – подумал парень. – Хотя всё равно, как вспомню лица погибших ребят… Эх, в другой ситуации бы с тобой встретиться…»

Лоренцо давно заметил, что если день не задался с утра, то так просто в норму жизнь не придёт. Солнце далеко не успело доползти до зенита, а кардинал вновь призвал советника на важный разговор. Санктификатор предположил, что обсуждаться будет послание оборотней и не ошибся. Вот только не ожидал, что глава инквизиции будет столь категоричен.

–Готовь войска к отступлению, – не допускающим возражений тоном сказал Гаэтано.

–Из-за одного глупого мальчишки похоронить всю затею?! Мы же потом не сможем такое огромное ополчение собрать! Люди просто в следующий раз не поверят в великую цель. Столько сил, столько жертв, столько жизней – и впустую?! – Лоренцо изменила обычная суховатая сдержанность, и он почти орал.

–Не забывайся! – оборвал его кардинал. – Ты говоришь о моём сыне.

–Ваше высокопреосвященство, – инквизитор сосчитал до двадцати прежде чем говорить, и дыхание немного успокоилось, – вы даже не признали официально Чезаре своим ребёнком. Его мать казнена по приговору в применении колдовства. Сам юнец подозревается в сговоре с оборотнями. Видать, дурная ведьмина кровь сказывается. И ради него вы прекратите преследование нечисти? Бросите дело своей жизни?

Гаэтано отвернулся к окошку, прорезанному в полотняной стенке для того, чтобы в шатре было не так душно. Упавший на лицо луч солнца резко обозначил сеточку морщин и запавшие глаза. Кардинал сейчас выглядел безмерно уставшим стариком, а не здоровым, сильным, уверенным в себе мужчиной, живущим только пятый десяток лет.

–Мы сейчас говорим не о Бьянке. То, что я не объявил во всеуслышание о нашем родстве, не меняет реальности. Чезаре – мой единственный родной человек.

Эпилог. Восемнадцать лет назад.

Мучась и бесясь,

Составляет Бог

Карточный пасьянс

Из людских дорог.

Смотрит он, чудак,

В миллионы схем –

Что, когда и как,

Где, кому и с кем.

Л. Филатов

-Во имя Господа. Аминь. – Голос звучал громко и отчётливо. – В Святой Трибунал Инквизиции от доброй католички, чьё имя мы не будем называть в целях её безопасности, поступили сведения, что некая Бьянка из Рима глумится над Богом и Церковью, знается с Дьяволом, занимается ведовством и наводит порчу на жителей города.

Девушка, сидевшая на скамье подсудимых, казалось, не слышит слов обвинения. Её яркие глаза, блестящие зеленью лесных трав, пытливо оглядывали всех находящихся в зале: пожилой судья, зачитывающий протокол допроса доносчика, несколько священников-инквизиторов в тёмных одеяниях, секретарь с мелькающим в руках гусиным пером, свидетели – уважаемые граждане Рима. Почему-то Бьянке казалось, что если она заметит как можно больше подробностей, то тем самым отодвинет момент начала допроса, сделает происходящее неопасным. У чернильницы на столе секретаря отколот край, ряса одного из монахов не чёрная, а коричневая, у белошвейки Кьяры, непонятным образом затесавшейся среди уважаемых граждан, на носу вскочил прыщик… А на стене около окна, в луче света, сидит бабочка с пёстрыми крылышками. Взгляд Бьянки остановился на ярком пятнышке, найдя наконец спасение от страха, – красота не может существовать так близко к смерти и боли. Значит, всё будет хорошо.

-Всё будет хорошо, – беззвучно прошептала она. И эта простая фраза, поддерживаемая лишь детской верой в добро и справедливость, успокоила бешено бьющееся сердце.

Гаэтано с любопытством рассматривал подсудимую. За период своего служения в Святой Инквизиции он повидал немало ведьм и еретичек, обычно они с первого взгляда пленяли своей порочностью, возбуждая все греховные желания плоти, или же, напротив, казались воплощением чистой невинности, непонятно как попавшей в эти мрачные стены. Но колдунья Бьянка не походила ни на первых, ни на вторых. В тёмно-зелёных глазах не было намёка на грязь шабашей, не светилась печать Дьявола на белокожем, будто фарфоровом лице. Однако от внимания инквизитора не ускользнуло, что девушка не перекрестилась, войдя в зал суда, да и распятия у неё на шее не было (глубокий вырез не оставлял места предположениям).

Это был первый процесс, который отцу Гаэтано поручили вести самостоятельно, в качестве главного обвинителя. Дело было на первый взгляд простым: потомственная ведьма, свидетелей много, всего-то и нужно, что признание подсудимой. Почему же тогда в душе молодого инквизитора словно штормовой ветер гуляет? Почему не хочется верить доносу, записанному, кстати, со слов вон той дурнушки белошвейки, заявившей, что ведьма Бьянка свела в могилу её жениха?

-Святой отец, вам слово, – судья тронул Гаэтано за плечо, протягивая ему лист с доносом.

-Бьянка, правда ли то, что ты навела порчу на своего соседа, сапожника Бруно?

-Нет. Я пыталась его лечить. Он был болен.

-Чем он был болен?

-Не знаю. Я не смогла ему помочь…

-Он сам обратился к тебе за помощью?

-Нет. Но я видела, что ему плохо, болезнь сжигала его изнутри!

-Хмм… А его родственники утверждают, что он был здоров, как бык, до той поры, как ты стала поить его какими-то колдовскими отварами.

-Это были лекарственные снадобья! Меня мать научила отличать полезные растения.

-Твоя мать была колдуньей?

-Она…

Молчание.

Вкрадчивый, почти ласковый голос инквизитора:

-Да или нет, Бьянка? Она умела ворожить?

Инквизитор, ведущий допрос, был слишком молод для своей должности: едва ли больше двадцати пяти-двадцати шести. Аскетичное, но не измождённое лицо, сурово сжатые губы. Упрямая морщинка между бровями. И глаза темнее неба в Вальпургиеву ночь, полыхающие отблесками костров аутодафе. Резкий, но удивительно мелодичный голос бросал короткие, точные вопросы, сбивая Бьянку с толку. Девушка то медлила с ответом, то говорила невпопад, пока не начала твердить одно и то же слово: нет… нет… нет… НЕТ!!!

-Посещала ли ты шабаши и другие сборища ведьм?