Год Крысы. Путница

Кормилец с надеждой уставился на вышибалу. Тот отвел глаза: саврянин ему здорово не нравился и сам по себе (было в нем что-то звериное, хищное), и из-за бродящих по городу слухов. Может, сам уйдет, по-хорошему?

– Слушай, парень, не кипятись, – миролюбиво сказал вышибала, протянув руку к Альковому плечу, но белокосый так на нее поглядел, что она сама отдернулась. – Мы правда не знаем, кто твоих коров свел. Видели только, что по дороге на Рогатку, там завтра ярмарка будет. Если поспешишь и к утренним торгам успеешь, может, и отобьешь.

Альк сузил глаза, отчего тарелка как живая выскочила у кормильца из рук и ускакала под стол, чудом не разбившись. Вышибала обреченно потянулся к мечу.

– Козлы, – презрительно проронил саврянин, развернулся, откинул запор и вышел, оставив дверь нараспашку.

– Верно, совсем эти воры распоясались, – неискренне посетовал вышибала, не слишком стараясь, чтобы быстро удаляющийся Альк его услышал.

– Ужас, – поддакнул кормилец, тоже крепко сомневаясь, что белокосый имел в виду скотокрадов. Но ронять лицо не хотелось никому.

Комната наполнилась шумом, неестественно громким и жизнерадостным: все усиленно убеждали себя и соседей, что ничего особенного не произошло – ну зашел мужик, что-то спросил и вышел.

– Дверь-то прикрой, а то вечереет уже, холодом тянет.

Вышибала, поежившись, подчинился. Хотя ветерок был вполне себе теплым, приятным.

Только грозой пах.

* * *

Капли падали на дорогу, как в тарелку с мукой, глубоко проваливаясь в пыль. Это вначале. Потом дождевой узор стал плотнее, пыль прибилась, а намокшая одежда стала липнуть к телу. Закатное солнце медной монеткой лежало на краю окоема, натянув тучи до самого носа, как пуховое одеяло.

– Вот сволочи! – заплетающимся языком ругался Жар. – Чтоб у них руки поотсыхали!

– А сам-то? – напомнил Альк, тяжело, неестественно ровно дыша – если позволить измотанному телу вести себя так, как ему хочется, оно сдастся вдвое быстрее.

– Я ж говорю – сволочи! У своих гребут!

– Надо было записку на седле оставить.

Жар сдавленно выматерился, на Алька в том числе.

– Хоть бы сумки оставили!

– На кой они тебе? Бриллиантами, что ль, набиты?

– Там вещи! – Вор заметно беспокоился: видать, действительно лишился чего-то ценного, а не просто изливал злость на последнюю Сашиеву каверзу.

– Какие?

– Нужные!

– Твоя девка сейчас рухнет.

– Не рухну! – обиженно возразила Рыска и тут же споткнулась. Жар сделал вялое бесполезное движение в ее сторону, Альк, напротив, брезгливо отстранился, чтобы падающая девушка не увлекла его за собой.

Рыска выравнялась сама, даже не заметив благородных и не очень порывов спутников. Те тоже мигом выкинули из головы этот эпизод: цела, и ладно. Все устали как собаки, долгая ровная ходьба помогла беглецам успокоиться, но в то же время вконец истощила силы.

– Все равно не догоним, – наконец здраво оценил ситуацию Альк. – Надо на ночлег становиться.

– Здесь?! – Жар так трагично обвел рукой завешенные моросью поля и перелески, что Рыска, несмотря на все невзгоды, не удержалась от слабого смешка. – Нам даже костер развести нечем! Сейчас солнце сядет, совсем околеем!

– Где-то поблизости жилье должно быть. – Саврянин вообще напоминал вчерашнего утопленника: распущенные волосы, мокрые и оттого кажущиеся серыми, белая, даже с легкой синевой кожа, бесцветные губы. Еще бы, босиком и без рубашки!

– У меня все деньги отобрали, – жалобно призналась девушка. – Без денег не пустят…

Жар, напротив, оживился:

– Что, правда близко?

Саврянин поежился:

– Может, уже вон за тем леском. Три к одному. Пять к одному – за следующим.

Ободренный вор ускорил шаг. Дождь тоже усилился, поняв, что жертвы, которых он собирался медленно, со вкусом пытать до утра, могут улизнуть.

Поселок оказался и не за первым леском, и не за вторым, а между ними, в стороне. Пока дошли по мокрой траве, в башмаках у Рыски и Жара захлюпало по самый верх.

Вор, не в силах больше терпеть измывательства природы, направился к первой же избе.

Альк приостановился, осмотрелся:

– Лучше б нам подальше пройти.

– Какая разница-то? Лишь бы крыша была. – Вор уверенно постучался.

Дверь распахнула дородная, встрепанная и раскрасневшаяся баба с ухватом наперевес. Изнутри так пахнуло теплом и свежими щами, что Рыска чуть не заскулила от голода, как бездомная собачонка.

– Кому там Саший спать не дает? – громко и зло поинтересовалась баба.

– Не дает, мерзавец! – с готовностью поддержал Жар. – Только на Хольгину да вашу милость и уповаем! Пустите переночевать, а? Мы люди мирные, не буяним, не храпим…

Баба заколебалась, опустила было ухват, но тут разглядела Алька.

– С белокосым не пущу, – отрезала она и решительно дернула на себя дверь. Закрыть не удалось – Жар подставил ногу.

– Да где ж у него косы-то? – попытался пошутить вор. – Патлы одни.

– Пшли, пшли вон, бродяги! – Баба неумолимо тыкнула в Жара ухватом, сгоняя с крыльца. – Идите к свиньям на постой проситесь, там вам самое место!

– Так мы туда и пришли, – огрызнулся вор, поняв, что дело глухо.

Дверь звучно захлопнулась. Рыска беспомощно обернулась к Альку, снова чувствуя острую вину за поведение соотечественницы, но тот лишь пожал плечами:

– Я же говорил, что в эту избу идти не стоит.

– А куда стоит? – Жар с досадой подумал, что без Алька найти ночлег было бы куда проще. Пусть бы саврянин, не дразня добрых людей, в стогу в поле переночевал – но Рыска, конечно, не согласится.