Я и ты

Ах, вот в чем дело. Ну, спасибо, Александр Яковлевич, за доверие. Гомельский вернул меня на год назад, когда в такой же ситуации, правда, в двух дополнительных матчах, футболисты ЦСКА вырвали чемпионское золото у земляков-динамовцев. В те годы еще не проявлялось болельщицкое рвение летать за любимыми командами. Замена московским фанам, однако, нашлась, и какая – чуть ли не сплошь все герои соцтруда. Их имена гремели на всю страну. Хамракул Турсункулов, трижды Герой, директор знаменитого совхоза «Политотдел». В Ташкенте со всей республики собрали самых знатных хлопкоробов, и обе игры на стадионе «Пахтакор» вписались в их большой праздник по случаю окончания сбора урожая. Я тогда с разрешения Валентина Александровича Николаева, главного тренера армейцев, скромно пристроился на самом краешке их скамейки, зато оказался очень близко к той самой кочке, отскочив от которой мяч после удара Владимира Федотова изменил направление и юркнул в ворота мимо рук Владимира Пильгуя.

– Баскетбол вечером, а до этого давай сгоняем на футбол. Кое-что интересное увидишь, – порекомендовал коллега из «Вечернего Тбилиси» Борис Каменский. – От твоей гостиницы недалеко, по Плехановской прямо, никуда не сворачивай, встретимся у служебного входа.

«Кое-что интересное» не заставило себя ждать. С полкилометра, наверное, не прошел, как мимо даже не проехал, а черепахой прополз черный ЗИЛ. Я обомлел. Держась за поручень (такими оборудуют парадные автомобили), в нем застыл… Хрущев – он приветствовал народ, приподняв шляпу, обнажившую лысую голову. С тротуаров отвечали дружным взмахом рук и какими-то криками и возгласами на грузинском языке. На Никите Сергеевиче под светлым пиджаком была традиционная украинская вышиванка. Сходство было настолько один в один, что я в первую минуту, опешив, тоже попался на эту злополучную удочку, скорее, злую шутку, и только потом в голове мелькнуло: «Что за бред, Хрущев уже два месяца, как умер». У центрального входа стадиона водитель, не в пример своему располневшему пассажиру, долговязый худющий грузин с надвинутой на глаза кепкой-аэродромом, притормозил, не спеша вышел из кабины и приоткрыл дверцу. И тут, едва бывший партийный «вождь» сделал первый шаг, к нему бросились несколько милиционеров. И началась погоня! Хохот. Толпа ревет от удовольствия. Мнимый «Хрущев» оказался неплохим физкультурником-бегунком, стражи порядка, отяжеленные винными животами, настигли его лишь через несколько кварталов.

– И что, так у вас перед каждым матчем?

– Раньше, когда Хрущев был жив, частенько, а сейчас иногда. Народ веселится.

Зато на баскетболе мне было не до веселья, с ролью талисмана я явно не справлялся. Оставались три секунды, армейцы проигрывали одно очко. Заполненный десятитысячный зал, болеющий за «Спартак», ревел, предвкушая его успех. Гомельский берет тайм-аут, что-то рисует на листке бумаги. Безнадега или?.. Нет уж, от Москвы до кавказских морей Красная армия всех сильней! Изящная искрометная комбинация Кульков – Едешко – Белов, и Сергей с мячом в самом углу площадки, развернувшись, своим по-кошачьи мягким броском точно кладет его в кольцо. Ура! ЦСКА – чемпион! Моя репутация талисмана спасена. Зал взрывается аплодисментами. Сергей сам не верит в случившееся, сидит на скамейке, обхватив голову руками. Гомельский тормошит его, обнимает. На глазах Александра Яковлевича слезы счастья, на лице его питерского коллеги Владимира Кондрашина – отчаяние. Через год в Мюнхене оно сменится у него радостью, которую Владимиру Петровичу доставят, прежде всего, оба Беловых – и московский, и питерский.

На Играх-1972 такие же три мгновения станут для отечественного баскетбола победными олимпийскими. В решающем матче с командой США Сергей Белов занесет в копилку нашей сборной львиную долю очков, но в героях пребывает его однофамилец, Александр Белов. За какую-то микроскопическую долю секунды до финального свистка он уложит в американскую корзину золотой мяч, а ассистировал ему своей передачей через всю площадку Едешко. Зря, что ли, он потренировался тогда в Тбилиси…

Возвращался поздно вечером в гостиницу, а перед глазами – та сцена с погоней. Мне стало по-человечески жалко бедного парня. Кто придумал выставить его, наверное, не совсем психически здорового, на всеобщее посмешище, не говоря уже о том, что и сама шутка выглядела отнюдь не безобидной. Когда возвращались в Москву, рассказал об этом эпизоде Гомельскому. Он долго качал головой: «А ты приглядись к одному известному клубу, нет, не из Прибалтики, на выездные матчи он возит с собой юродивого, и как же жестоко обращаются с ним: сами на ночь в гостиницу, а его запирают в автобусе, спи там. Как так можно поступать с человеком? Для них он шут гороховый – и все. А ты вспомни, как все к нашей Машке, Марии относятся. Уважительно, по-доброму».

Ветеранам московского спортивного боления, думаю, понятно, о ком речь, надеюсь, временем не выветрило. Я тоже был знаком с этой невысокой, слегка сгорбленной женщиной, угадать возраст которой было неразрешимой задачей. Страстная болельщица армейцев, казалось, ее действительно знала вся Москва. Да, вечно неопрятно одетая, с этой присказкой из двух букв (е…), пулеметной скороговоркой вылетавшей из ее рта. Но пройти мимо нее, не заметив, когда игрались матчи с участием команд ЦСКА, было просто невозможно. Маша появлялась перед тобой как-то неожиданно, будто вырастала из-под земли; стадионные контролеры охотно пропускали ее без всяких билетов.

– Эй, – дергала она меня за рукав, – будешь писать в газете, скажи, е…

Далее из нее вырывались такие детали, что грех было не воспользоваться некоторыми, конечно, не сразу, а проверив, и, надо сказать, почти все они оказывались достоверными. Откуда только она все это узнавала? Доверием пользовалась наша Маша. Жизнь изрядно потрепала ее, но не лишила разума. Ей многое было известно, она неплохо профессионально разбиралась в разных видах, и спортсмены, тренеры не чурались прислушиваться к ее мнению. Вершиной для нее можно считать приглашение Анатолием Владимировичем Тарасовым на сборы хоккеистов. Каюсь: может, в действительности ее звали вовсе не Машка, Машка к ней просто приклеилось, а настоящее имя было другим. Если так – прости нас, хорошая женщина.

Любые деньги за ЗИЛ

Не знаю, как сложилась дальше судьба того грузинского Лжедмитрия, а вот с ЗИЛом было все в порядке. И спустя годы он выглядел, как новенький, как те, в которых разъезжают на парадах на Красной площади. Все блестело, сверкало, будто только сошел с конвейера или вообще был ручной сборки. Явно чувствовалось гаражное хранение и тщательный уход. Может, ошибаюсь, и это был вовсе не тот самый черный ЗИЛ. Но если даже и другой – то, думаю, это дела не меняет, «приклеился» к нему один любопытный факт. На штучный товар завода имени Ивана Алексеевича Лихачева (с превеликой радостью называю полностью имя этого замечательного человека, поскольку с ним в долгой дружбе был мой дед) положил глаз важный отпрыск королевской семьи Саудовской Аравии, и так цепко (вынь да положь), словно лучшего автомобиля представительского класса на свете не сыскать. Прокатиться хоть в отдаленном будущем на такой «тачке» было неосуществимой мечтой наших людей, мне и в голову не могла прийти мысль про сувенир. В богатейшей коллекции знатной персоны из самой богатой страны Ближнего и Среднего Востока, среди ведущих марок мирового автопрома, только русского авто не хватало…

Снова Тбилиси, молодежный чемпионат мира по футболу. VIP-гость (буду дальше величать его принцем) прилетел вместе со сборной своей страны и с той минуты, когда за ним к трапу самолета подкатили лимузин, не переставал донимать организаторов:

– Плачу любую сумму. Миллион долларов хватит? Мало? Добавлю!

Я тогда уже работал в Госкомспорте и был командирован на турнир с задачей от руководства помочь наладить работу пресс-центра, а еще – уделить повышенное внимание генсеку Олимпийского комитета Турции Тогаю Баятлы. Я когда его встретил в тбилисском аэропорту, обомлел от голубизны глаз.

– Это у меня наследие от бабушки, она – грузинка, – рассеял мое замешательство г-н Баятлы, и улыбка утонула в солнечных бликах, озарявших его округлое лицо. И еще меня поразила его прическа – аккуратно уложенные седые волосы.

Жуткий цейтнот, а тут еще принц с укоряющим взглядом: когда же, в конце концов, вы назовете цену. И так, и сяк, никак не отвлечь его от навязчивой идеи. Пришлось вызвать подмогу – жену Ольгу с дочкой (они отдыхали в Одессе), чтобы частично заботу о настоящем «турецко-подданном» взвалить на них, хотя бы повозить его по памятным историческим местам, коих в Грузии предостаточно. Задумка оправдалась, Ольга с Настей справились, однако их приезд добавил еще одну проблему – обыкновенная манная или геркулесовая каша для четырехлетнего ребенка явно не входила в гостиничное меню на завтрак. Хаш – пожалуйста, едва забрезжит рассвет, – куда без него, сложившаяся традиция, спасает после затяжного ночного застолья, как у нас крепкий рассол или куриный бульончик. Что хочешь принесут, но все солено-перченое-острое. Спасибо Тамазу, директору завода безалкогольных напитков, который обеспечивал чемпионат минералкой и лимонадом со вкусом, не уступающим знаменитым водам Логидзе. Тамаз жил напротив «Иверии», через проспект Руставели, и предложил столоваться утром у него дома. Настенька ела кашу, причмокивая от удовольствия, может, потому, что Ольга варила ее не в обычной жестяной кастрюльке, а в серебряной посуде.

– Вячеслав Иванович, как быть, принц не шутит, – тереблю я начальника Управления футбола Колоскова.

– Михаил, звони в Москву своему шефу, пусть там, наверху, вентилируют этот вопрос, сами его мы здесь, на месте, не решим, – Колоскову было не до того, хватало хлопот с президентом ФИФА Жоао Авеланжем.

Звонок шефу мало что прояснил, тот отделался обещанием разобраться, выйти на Минторг, еще куда-то. Саудовцы уже красиво обыграли в подгруппе ирландцев, сгоняли вничью с испанцами, им предстоял заключительный матч в подгруппе с бразильцами, а Москва все молчала. ЗИЛ своим дежурством у подъезда отеля круглые сутки только мозолил глаза принцу. Отвлекался гость лишь на обеде или ужине; ему приглянулся ажурный, воздушный ресторан на Мтацминда, «Святой горе» в переводе с грузинского, откуда открывался чудесный вид на город, особенно вечером, когда Тбилиси утопал в огнях, а сам ресторан, казалось, повис в небе со звездами, словно НЛО. Поднимались туда чаще всего на фуникулере. В глубоком проникновении в национальную кухню гость из «страны двух мечетей» (вспомните Мекку и Медину) «продирался» сквозь лобио, сациви, чахохбили, абхазские и аджарские хачапури, другие изысканные местные блюда, как через густые заросли джунглей.

Въедливый читатель наверняка жаждет моей взбучки: как же так, летел в Тбилиси с начальственным указанием уделить повышенное внимание генсеку турецкого Олимпийского комитета, а выходит, бросил его на произвол судьбы, пусть судьба эта и надежна – собственная жена с дочерью. Ни в коем случае. Утренняя экскурсионная программа плавно перетекала в дневную обеденную, тут-то мы и стыковались, на полную катушку используя свободное время до вечернего футбола. Мтацминда со временем уже не так привлекала г-на Баятлы, ему еще больше хотелось экзотики и настоящего грузинского колорита.

– Тогда нам дорога на тбилисский рынок, там много чего вкусного можно попробовать и вина разного нальют из глиняных кувшинов, – глаголил я на своем ломаном английском.

Предложение принималось, и мы отправлялись то на старый рынок в центре, то на другой близ вокзала, где Настеньке очень нравилась чурчхела, орехи, запеченные в виноградном соке, выбирали ей помягче, для детских зубов.

– Как дома оказался. Очень напоминает мне стамбульский базар, – все та же лучезарная улыбка не сходила с красивого лица турецкого гостя.

– А шашлычок как?

– Шиш-кебаб наш поострее, и, мне кажется, на углях немного передержали. А так вполне съедобно. Мы еще много овощей добавляем.

И еще Тогаю Баятлы приглянулось одно кафе на набережной Грибоедова, куда однажды мы затащили его, прогуливаясь вместе по городу. Не помню сейчас, как точно звучало его название по-грузински, но для себя я его обозначил: «В гостях у Славы Метревели». Фирменные хинкали повара готовили там по специальному рецепту знаменитого футболиста сборной СССР, тбилисского «Динамо» и московского «Торпедо». Что и говорить, грузинские пельмени очень вкусные, но, думаю, в данном случае в Тогае взыграла его профессия известного в стране футбольного комментатора.

Спустя какое-то время я получил от него короткое письмо. Сначала благодарственные слова, а затем строчки, удивившие меня своим признанием. Больше всего, писал он, его впечатлила скатерть-самобранка в традиционном русском исполнении, которую мы расстелили на природе, отъехав километров двадцать от Тбилиси. Ответ в турецком варианте последовал, когда, путешествуя по Средиземноморью, наш шикарный лайнер «Шота Руставели» сделал остановку в Стамбуле. Тогай сожалел, что не может быть с нами, он улетел на финал Кубка европейских чемпионов и поручил нас своему помощнику. Поколесив по узким улочкам, мы выехали на берег Босфора и устроились в рыбном ресторане почти у самого знаменитого Ататюркского моста через пролив. Дольче ферменто. Сладостное ничегонеделание. Звезды в вечернем небе висели над головой так низко, что, казалось, протяни руку – легко достанешь. Фонари вокруг не особенно радовали светом. А зачем, когда так ярко светится сам мост, похожий на Золотой в Сан-Франциско. Все готовили при нас. До чего же вкусный был запеченный омар с приправами; Ольге, правда, больше понравился отварной, его сноровисто, за несколько минут разделали на соседнем столе и выложили на широком подносе самые мягкие части. Полагались еще овощи, их принесли в глубокой чаше вместе с гезлеме, местной лепешкой. То, что доктор аппетит прописал, мы ведь сошли на берег, отказавшись от круизного обеда, тоже, скажу вам, нехилого. Настю угощали какими-то восточными сладостями и с собой надавали целый куль. Пыхтела, но несла сама, никому тяжеленный пакет не доверяла.

Тайны нашей дочери

Сегодня Анастасия абсолютно равнодушна к любым сладостям. Ей уже за тридцать. Да, часы идут, дни бегут, а годы летят, и каждый период, короткий он или длительный, вбирает в себя какие-то события. Одни быстро забываются, другие надолго застревают в мозгах и извлекаются из них, особенно к старости, когда прокручивается вся жизнь, как глубоко засевшая в теле заноза. Настя у нас росла самостоятельным ребенком. К моменту получения паспорта она, выпускница известной в Москве 29-й спецшколы английского языка, уже успела узнать Америку за месячное пребывание с классом по обмену в столице штата Нью-Мексико Альбукерке, главном ядерном центре страны. Это ладно, это вроде в порядке вещей, тогда существовала подобная практика, потом месяц жила у нас ее сверстница из США. А вот то, что обзавелась трудовой книжкой с первыми в ней записями, дочь долго держала от нас с женой в тайне. Сначала она устроилась в одно совместное предприятие, а затем ее взяли на какую-то должность в подготовительном комитете Московского международного кинофестиваля. Мы об этом ничего не знали, а вот моему ученику по «Красной звезде» Андрюше Петрову про ее «проделки Скапена» каким-то образом стало известно. Андрей из «Звезды» ушел в «Известия», а теперь возглавлял информационное Управление в столичной Дирекции спортивно-зрелищных мероприятий. Звонок Петрова застал меня врасплох:

– Михал Григорьевич, тут на нас Мировая лига надвигается по волейболу. Впервые в Москве. Хочу пригласить Настю поработать в пресс-центре.

– Кем?

– Будет помогать переводить, брать интервью. У нее же помимо английского еще и немецкий.

– Да, окончила курсы при Дипакадемии.

Мировая лига… Рассказать, что ли, Андрею, что на моих глазах и ушах принималось решение о ее проведении? В отдельном кабинете ресторана гостиницы «Спорт» на Ленинском проспекте, возведенной в канун Олимпиады-80, а сейчас снесенной. Нет, не буду, а то вдруг не так поймет, сочтет за бахвальство, хотя от этого я далек, излагаю только то, к чему был причастен в той или иной степени. Идея давно витала в воздухе, с ней носился Юрий Борисович Чесноков. Надо ли его представлять? Полагаю, надо – для нынешнего поколения. Блестящий волейболист, капитан сборной СССР, с победой покинувшей олимпийский Токио-1964, он после игроцкой и тренерской карьеры избрал чиновничью и успешно занял высокий пост вице-президента Международной федерации (ФИВБ). Большинство специалистов сходилось во мнении: да, здравая идея, однако она никак не пробивалась. И вот очередной визит президента ФИВБ мексиканца Рубена Акосты с красавицей женой в Москву.

– Вячеслав Михайлович, вы – испанист. С Самаранчем запросто общаетесь, уверен, и с Акостой найдете общий язык. Попытка не пытка, попробуем его склонить. Турнир же классный может получиться, уровня чемпионата мира и олимпийского, – Чесноков настойчиво уговаривал моего шефа Вячеслава Гаврилина, зампреда Госкомспорта по международным делам.

Я был отправлен на организацию встречи в гостинице «Спорт». На удивление Акоста, выслушав доводы Гаврилина и Чеснокова, недолго сопротивлялся, прислушался еще и к мнению супруги, которая активно была «за». Он попросил Юрия Борисовича не тянуть с подробным изложением предложения, чтобы обсудить его и все решить на ближайшем исполкоме ФИВБ. Кстати, с той поры у нас с Чесноковым вновь наладились добрые отношения, которые внезапно испортились несколькими годами ранее после того, как я завернул один его материал, принесенный в «Красную звезду». Юрий Борисович был главным тренером ЦСКА, и я попросил его поделиться своими впечатлениями о чемпионате страны, а он объявился в редакции со статьей об очередной годовщине… Куликовской битвы.

Кто бы мог предположить, что все начнется с пожара, слава богу, в переносном смысле. Столь крупные турниры обязательно стартуют с традиционной пресс-конференции. И надо же – куда-то запропастилась официальная переводчица, давно пора начинать, полно иностранного журналистского люда, а ее нет и нет.

– Настя, выручай, покажи, чему тебя в твоей школе научили, – руководитель пресс-центра усадил ее рядом с собой и подвинул к ней микрофон.

Синхрон. И для опытного специалиста крайне сложно, а тут девчонка. Заволнуешься, страшно, тебе в рот смотрят еще какие акулы волейбольного пера. Робость пропала после того, как Рубен Акоста подбодрил, дружески похлопал ее по спине; на мексиканский лад, как, впрочем, и на русский, это означало: мол, не боги горшки обжигают.

В другой раз переводчица была, персональная Юрия Лужкова, приехала вместе с шефом на открытие Кубка мира по плаванию. Столичный мэр в присущем ему стиле, с нарастающим пафосом и громкостью в голосе начинает свое длинное приветствие. Говорит-говорит, делает паузу, ждет перевода от своей помощницы, а она вдруг подбегает к нему и что-то выспрашивает. На трибунах оживление. Когда это повторилось в очередной раз, Александр Полинский, руководитель той самой Дирекции спортмероприятий, одной рукой уводит в сторону раскрасневшуюся от нервного напряжения женщину, а другой подталкивает Настю к Лужкову…

– Я вспомнил тот случай на волейболе и решил подстраховаться, потащил Настю с собой вниз, к бортику бассейна.

– Получается, Александр Григорьевич, вы как в воду глядели в прямом и переносном смысле?

– Выходит, так.

Дома у нас хранится эта фотография. Ее сделал мой давний товарищ и известный фотожурналист Виктор Ганчук; нас сдружила самая первая для обоих заграничная поездка – в Варшаву на мировой чемпионат по тяжелой атлетике. Вместе мы должны были лететь и в олимпийский Лондон, но за два месяца до начала Игр Виктора Вианоровича не стало…

Мои отцовские чувства понятны, и, наверное, мне простится, что они снова увели меня с наезженной тропы изложения своих собственных воспоминаний. Что делать, если в голове роем столько всего разного крутится и одно перебивает другое. Да и за литературными изысками для эстетов не гонюсь, не та цель передо мной. Настя и студенткой факультета иностранных языков продолжала практиковаться в языке, выезжая с волейбольными командами за рубеж. Тяжелее всего пришлось с питерским «Автомобилистом». Его главный тренер, он же главный тренер непобедимой в ту пору сборной страны Вячеслав Платонов, был нарасхват у прессы. Анастасия отдувалась на синхроне, растягивающемся порой вместо обусловленных заранее десяти-пятнадцати минут на час и более.

– Настя, не стесняйся, бери с них деньги за это, что задаром отдуваться, – после одного из таких интервью, в бельгийском Маасейке, заметил на полном серьезе Вячеслав Алексеевич.

Спорт, олимпизм для Анастасии стали определяющими при выборе темы для диплома. На правах давнего знакомого (мы вместе трудились еще на московском чемпионате мира 1966 года по фехтованию) я попросил консультировать ее зампреда Спорткомитета и Олимпийского комитета страны, доктора педагогических наук Владимира Сергеевича Родиченко. Родиченко, дока в олимпийских делах больше, чем кто-либо другой, был придирчив, требователен, но справедлив. Настя возвращалась от него с немалым числом пометок и замечаний, на исправление которых Владимир Сергеевич отводил ей не более трех дней. Поправки надо было вносить не только в русский, но и в английский текст.

– Вот видишь, мы не зря старались, моя оценка совпала с оценкой госкомиссии, – поздравлял он меня после Настиной защиты диплома на «отлично». – Буду рекомендовать ее работу для библиотеки института физкультуры.