Свобода или Любовь

«Да что происходит?!» – на смену злости пришла паника.

До этого дня Камилла считала отца символом мужества и непоколебимости. Даже сообщая о том, что их состояние вот-вот спустят с молотка, он не позволял себе лишних эмоций и держал лицо. И чтобы заставить невозмутимого графа Монлера преклонить колени, еще и на глазах не только дочери, но и торговца, должно было случиться что-то невероятное.

– П-прощу прошения, но о каком лоте вы говорите? – чтобы влезть в разговор, торговцу явно пришлось не только собрать все крупицы мужества, но и взять в долг. – Наша гильдия провела оценку и описала все имущества графа Монлера.

– Не все, – улыбка ардека стала откровенно предвкушающей. Он не спешил говорить, желая сполна насладиться реакцией на свои слова. – Последний, и смею надеяться, самый дорогой лот находится прямо напротив вас.

В комнате после этих слов повисла пауза. Сперва торговец уставился на стену, но ни картин, ни статуй не обнаружил. Вновь повернулся к Ильшенису, пытаясь понять, что тот имел ввиду и кожу обожгло два взгляда.

– Что? Велите снять последнее платье? – стараясь не показывать, как ее трясет изнутри, холодно осведомилась Камилла. – Что ж, от варвара я ничего другого не ждала. Только в этом случае вам придется взять на себя обязанности моей горничной. Всю прислугу мы распустили, а сама я не смогу распустить корсет.

Теперь уже настал черед графа хватать девушку за руку и пытаться удержать на месте. Вот только Камилла не представляла, чем Ильшенис еще может навредить их семье. Да даже если действительно отберет все вещи, лучше оказаться голой, чем терпеть его презрение!

Гордо выпрямившись, девушка откинула волосы и повернулась к ардеку спиной. О волнения грудь сдавило, дышать получалось через раз, но мужчина не спешил прикасаться к ней.

– Господин, простите, что вмешиваюсь… За платье леди Монлер вряд ли удастся выручить хотя бы сто золотых, не говоря уже о всей сумме… – стараясь не смотреть Ильшенису в глаза, кое-как выдавил торговец. – Может быть, оформим долговое обязательство на недостающую сумму?

– А это, в самом деле, было бы неожиданно, – под пронизывающим взглядом южанина Камилла ощуила себя голой. – Пожалуй, если леди не захотят купить целиком, попробуем продать ее по частям.

– Г-господин? Должно быть, я неверно вас понял, – на покрасневшего, заикающегося торговца стало страшно смотреть. – Вы же не имели ввиду, что леди Монлер это…

– Да, все верно, последний лот – дочь графа Монлера, – устав ждать, пока тот соберется с мыслями, перебил его Ильшенис. – По нашим законам тот, кто не может заплатить долг, отвечает всем своим имуществом. А жены, сестры и дочери не что иное, как его часть.

– Вы хотите продать меня? – оказываясь осознавать услышанное, Камилла сузила глаза.

– То есть, выставить на торги ее светлость подобно вещи? – теперь уже торговец начал стремительно бледнеть. – Это невозможно! Недопустимо! Вовсе не лезет ни в какие рамки.

Пожалуй, впервые за все время мужчина решился не только посмотреть в лицо Ильшенису, но даже повысить на него голос. Впрочем, Камилла не успела порадоваться благородству торговца, уже следующие слова развеяли иллюзии,

– Меня выгонят из гильдии, если посмею заикнуться о подобном. У нас запрещена работорговля! Да все приглашенные в то же мгновение покинут аукцион!

– Возвращаетесь в зал и объявляете о продаже последнего лота или я иду в гильдию и заявляю, что один из торговцев оскорбил меня? – в то время, как мужчина с трудом удерживался от обморока, на лице ардека по-прежнему читалась скука. – Думайте скорее, сегодня я планировал покинуть ваш славный город.

– К-к-как пожелаете, – явно проклявший день, когда вообще согласился на эту работу, торговец поднялся.

– А мое мнение никого не волнует? – изогнув бровь, Камилла окатила южанина ледяным презрение. – Господин Ильшенис, вам только что совершенно верно указали – торговать людьми запрещено. Вздумаете тащить меня силой и окажетесь в тюрьме за оскорбление семьи Монлер.

В действительности девушка была уверена, что ардек наверняка откупиться от любого обвинения, но все равно без раздумий сыпала угрозами. Слишком уж самоуверенно вел себя мужчина, чтобы молча это терпеть.

– Тащить? Вот еще глупости. Ты пойдешь сама, – Ильшенис расслабленно откинулся в кресле. – Более того, сделаешь все, чтобы повысить свою цену.

– С чего бы это? – девушка презрительно хмыкнула в ответ. И, не удержавшись от очередного замечания, язвительно добавила. – К слову, благородной леди полагается говорить «вы».

– Потому что не захотите, чтобы ваш отец сгнил в долговой яме. А именно это его ждет в случае невыполнения обязательств, – явно желая продолжить ее мучения, ардек говорил медленно, делая после каждой фразы большие паузы. – Не сверкайте так глазами. Граф знал, на что шел, подписывая договор. Не просто так ведь он молчит, не принимая участия в споре.

Камилла поспешно взглянула в отца и судорожно вздохнула. Он побледнел и прижал руку к явно вновь разболевшемуся сердцу. На висках выступил пот, зрачки расширились.

– Я не думал… Не знал, что выйдет именно так… – отец произнес это едва слышно, но для Камиллы признание прозвучало подобно раскату грома.

Весь запал мгновенно испарился. Стоило сообразить, что Ильшенис действительно в своем праве и аукциона не избежать, как пол под ногами качнулся. До боли закусив губу, Камилла призвала на помощь все самообладание, чтобы не свалиться в обморок.

– Прощу, подумайте еще. Что угодно, я соглашусь с любым решением, только не заставляйте Камиллу отвечать за мою ошибку. Давайте поговорим, – сдержанно предложил граф.

– Нет, – одно короткое слово камнем упало в повисшую тишину.

– Господа, нас ждут в зале, – старательно пытающийся слиться с дверью торговец все же подал голос.

– Леди Камилла, вы слышали? – ардек покосился на девушку. – Не заставляйте ваших гостей томиться ожиданием свыше положенного.

– Разумеется, – только плескающаяся в глазах Ильшениса насмешка помогла Камилле выпрямиться и усмехнуться в ответ. – Уже иду.

– Я тебя провожу, – отец шагнул вперед, только сразу же скривился от боли и вновь схватился за грудь. – Сейчас-сейчас…

– Нет! Останьтесь здесь, вам вредно волноваться, – стоило подумать, что испытает отец, как собственные тревоги тут же перестали казаться важными. – Меня проводит господин Ильшенис. В конце концов, он ведь больше всех в этом заинтересован.

Правда, улыбалась Камилла ровно до тех пор, пока не отвернулась от отца. Стоило же подойти к ардеку и вложить пальцы в протянутую ладонь, как улыбка превратилась в гримасу.

– Я ненавижу вас большего всего на свете! Вы само воплощение самых жутких кошмаров, – прошипела она. – Пусть мой отец не в силах вмешаться, но боги накажут вас!

– Не стоит решать за богов. Кто знает, вдруг им напротив, понравится увиденное, и они отблагодарят меня за то, что развеял их вековую скуку? – рассмеялся Ильшенис.

– Я отомщу! Не знаю как, но отомщу за то, через что вы заставили пройти отца и меня! – до этого дня Камилла никогда не думала о том, чтобы в здравом уме причинить боль живому существу, но сейчас внутри пылала такая ярость, что, окажись в руке кинжал, не задумываясь, воткнула бы его в грудь мужчины.

– О, моя дорогая, не стоит давать обещаний, которые не сможете сдержать, – и вновь ответом стал оскорбительный смех. – Берите пример с меня. Я ведь обещал, что вам придется продать честь и вот, пожалуйста, уже через пару минут кто-то из сидящих в зале купит вас с такой же легкостью, как покупали вашу посуду и одежду.

Камилла при этих словах судорожно выдохнула. Ильшенис изогнул бровь, с внутренним нетерпением ожидая ответа девушки, но та так и не произнесла ни слова. Только, явно не осознавая, что делает, крепче вцепилась в его ладонь.

Теперь улыбка мужчины была торжествующей. Что сказать, это оказалось куда легче, чем выглядело на первый взгляд. В памяти послушно ожила картина их первой встречи.

Ильшенис увидел Камиллу случайно. Честно сказать, столкнувшись с ней в коридоре, в первый момент принял за служанку. Да и немудрено, все же дочери графов редко надевают простые серые платья и заплетают волосы в косу. А когда Камилла уставилась на него красными, наполненными слезами глазами, то напомнила уже обиженного ребенка, у которого отняли любимую игрушку.

– Что, жаль расставаться с привычными нарядами и украшениями? Знаешь, я ведь могу позволить тебе оставить что-нибудь на память. Ты только попроси как следует, поплачь. Женские слезы способны растопить даже камень, что ему мужское сердце, – поддавшись порыву, поддразнил он девчушку.

– Не дождетесь, – к удивлению Ильшениса, девушка мгновенно выпрямилась и, смахнув слезы, одарила его высокомерным взглядом. – Да, мы лишились нашего имущества, но достоинство и честь не продается. Этого вы не в состоянии отнять.

– В самом деле? Ты в этом так уверена? – ардек лишь изогнул бровь, позволив в голосе скользнуть нотке любопытства.

Внутри же мгновенно поднялся дремавший азарт. В этот самый момент ему захотелось увидеть Камиллу на коленях. Униженную, сломленную, покорную. Смотрящую на него без этого пылающего вызова в глазах и готовую выполнить любое пожелание.

Сейчас в глазах Камиллы пылал тот самый огонь. Ильшенис не сомневался, в мыслях девушка представляла, как он мучится в языках пламени нижнего мира. Гордая, очень гордая. Своенравная, импульсивная и, если слухи о ней не врали, свободолюбивая. Опасное сочетание. И тем интереснее наблюдать, как она станет вести себя, оказавшись в роли товара.

– Готовы? Впрочем, выбора у вас все равно нет, – не отказав себе в удовольствии полюбоваться, как при этих словах Камилла вскинула голову, мужчина потянул ее к дверям.

– Вы ведь специально оделись так, верно? Я могла бы найти себе покровителя, но вам хочется, чтобы вся эта ситуация наделала как можно больше шума. Чтобы все вокруг говорили – вот эту леди продали с молотка, – брюнетка говорила тихо, но Ильшенис догадывался, каких усилий ей стоило не перейти на крик.

Невольно покачал головой, поражаясь, какие только мысли приходят в голову напуганной девушке. В действительности все обстояло куда проще. Сразу после окончания торгов и получения денег Ильшенис действительно собирался уезжать. Времени на сборы практически не было, а костюм, сшитый по ремийской моде, на корабле смотрелся бы дико.

– Поражен вашей проницательностью. Вы удивительно четко описали мои мотивы, – между тем вслух произнес он.