Гаухаршад

– Мерзкий паук! Недостойный плебей! Убирайся с моих глаз, пока я не призвала охрану!

Он с недоумением прижал ладонь к горевшей щеке.

– Ханбика, вы ударили своего будущего мужа и господина.

– Никогда не бывать нашему браку! – взвизгнула она. – Прежде земля столкнётся с небом и ад смешается с раем!

Булат благоразумно отступил от разъярённой фурии, осторожно нащупал ногой ступеньку, но взгляда от раскрасневшейся девушки не отводил:

– Все мы в воле Аллаха Всемогущего, я припомню ваши слова, ханбика, когда взойду на наше брачное ложе.

Песок дорожки уже заскрипел под ногами удалявшегося Булат-Ширина, а разгневанная Гаухаршад всё не могла остановиться. Она схватила кувшин из великолепного фарфора и с размаху швырнула его в решётчатую стенку беседки. Сосуд со звоном развалился на части, выплеснув на ханбику густые, тёмно-вишнёвые потоки гранатового шербета. Внезапно затихнув, она с недоумением оглядела свой испорченный наряд и, сев на устланный ковром пол, расплакалась.

А наутро у неё состоялся неприятный разговор с братом.

– Ты выйдешь замуж за мурзу Булат-Ширина, таково моё решение! – сурово произнёс Абдул-Латыф. Он не сводил строгого взора с поникшей сестры. – Твоего согласия никто не спрашивает, отправляйся в свои комнаты и оставайся в них до того дня, пока я не назначу церемонию бракосочетания.

– Но повелитель, высокочтимый брат мой! – Гаухаршад вскинула на него полные слёз глаза. – Я не желаю быть женой ширинского мурзы. Прошу вас о милости: позвольте мне остаться подле вас, я не хочу быть ничьей женой.

– О Всемогущий Аллах! – Хан с раздражением оттолкнул невольницу, предлагавшую поднос с напитками. – Валиде Нурсолтан права: ты подобна упрямому мулу! Но наша мать решила, что ты выйдешь замуж за мурзу Булат-Ширина, и я не отступлюсь от её повеления.

Слёзы мгновенно высохли на щеках ханбики, стоило ей только услышать имя своей матери.

– О чём же тут гадать! Мне следовало знать, что за всем этим стоит крымская валиде, – с ненавистью прошипела Гаухаршад. – Она всегда рушит дворец моего счастья, всегда встаёт на моей дороге!

– Она – наша мать, и ты покоришься, Гаухаршад!

– Никогда! – Девушка подскочила к брату, крепко сжала кулачки. – Она больше не сможет управлять моей судьбой! Я лучше выйду за немощного старца, чем за жениха, избранного ею! Она всегда жила, как хотелось ей: управляла мужчинами, выбирала, кого приблизить, а кого отдалить. Валиде подобна ненасытному коршуну: сколько бы пищи ни явилось перед её взором, ей всё мало. И по сей день ходит в любимых жёнах хана Менгли, а не прочь возлежать в объятьях калга-солтана Мухаммада! – Гаухаршад расхохоталась как безумная. – О глупец! Он любит её и надеется на взаимность!

Сильная пощёчина сбила ханбику с ног, остановила оскорбительные излияния, срывавшиеся с её губ.

– Недостойная дочь! – Разъярённый Абдул-Латыф во весь рост возвышался перед ней. – Ты не смеешь касаться своим грязным, мерзким языком имени нашей матери! И честь калга-солтана Мухаммад-Гирея я не посмею марать столь низким образом. Удались в свои покои, пока я не позабыл о нашем родстве и не приказал выпороть тебя как рабыню!

Она всхлипнула, отшатнулась от вновь замахнувшейся руки брата:

– Я не выйду замуж. Вы не посмеете сделать это против моей воли.

– Теперь уж, Гаухаршад, я потащу тебя на брачную церемонию за косы, а сзади прикажу погонять плетью для волов!

Успокоившись видом её униженной позы, хан опустился на широкое сидение трона:

– Советую тебе смириться, сестра, или ты испытаешь в полной мере желчь моего безудержного гнева. А теперь ступай.

Казанский господин откинулся на спинку трона, подставил разгорячённое лицо под плавные освежающие движения опахала. Он желал как можно скорей выкинуть из головы неприятную сцену, только что разыгравшуюся в Зелёном зале, где обычно устраивались малые приёмы и аудиенции. Гаухаршад сидела в его душе подобно болезненной занозе, он уже сожалел, что когда-то решил принять сестру у себя. «Но замужество укротит эту злючку», – расслабленно подумал Абдул-Латыф. Его слух уловил нежные звуки курая – невидимый музыкант играл что-то печальное, завораживающее. Хан ленивым жестом руки подозвал управителя:

– Пошлите гонца к улу-карачи. Сообщите, что следует как можно скорее назначить день свадьбы.

– Внимание и повиновение! Будет исполнено, мой повелитель, – ответил управитель.

Глава 5

Гаухаршад со всеми удобствами устроилась в садике, размещённом около её покоев. Здесь царила особая аура, и если в ханском саду осень уже вступила в свои права, в этом маленьком мирке ещё продолжалось лето. Так же пышно цвели розы, а в расставленных по кругу низких керамических горшках вновь распускались тюльпаны и благородные гиацинты. Ханбика принимала у себя юзбаши Турыиша. Бывший начальник её охраны быстро оправился от жестокого наказания и теперь смиренно просил аудиенции. Впервые за эти дни Гаухаршад почувствовала себя счастливой, несмотря на нависшую над её головой угрозу скорого замужества. Она была счастлива уже одним тем, что возлюбленный пожелал увидеть свою суровую госпожу. По её приказу в садик вынесли столик с изысканными яствами. Гаухаршад хотелось обставить примирение с мангытом с пышной роскошью. Увы, запертая в своих покоях, она не могла позволить себе многого.

Турыиш вошёл в гостеприимно распахнутые двери и склонил голову. Она поднялась навстречу, с лёгкостью газели миновав небольшое пространство садика, остановилась перед ним. Как хотелось Гаухаршад кинуться в объятия этого крепкого, широкоплечего мужчины. Как изнывали её руки, рвущиеся приласкать исполосованную плетьми спину. Она готова была перецеловать каждый шрам на его теле, искупить нежными прикосновениями хоть малую толику своей вины.

– Садитесь же, юзбаши, – едва слышно пролепетала она, так и не сделав того, к чему рвалось её неразумное сердце.

Ханбика попыталась успокоить застучавшую в висках кровь, поднесла руки к лицу, погладила щёки дрожащими пальцами, задев свои длинные, звенящие чулпы:

– Вы просили об аудиенции, Турыиш-ага. Я слушаю вас.

– Госпожа моя, – его долгожданный голос проник в самое сердце девушки, и она закрыла глаза, затрепетала от счастья. – Я молю вас о милости: позвольте мне уехать в Крым и забрать с собой сына.

Словно глыба льда рухнула между ними. Ещё мгновение назад Гаухаршад ощущала себя в ласковой, благоуханной весне и вдруг оказалась в холодном снежном плену зимы.

– Уехать… в Крым? – слова царапали её горло, но она выталкивала их против своей воли. – Когда же пришло к вам это решение, юзбаши?

Он молчал, не поднимая глаз, и тогда Гаухаршад закричала, вкладывая в свой вопль отчаяние исстрадавшейся души:

– Зачем же ты явился ко мне?! Чтобы вновь отвергнуть! О Всемогущий Аллах, за что ты так наказываешь меня? За что?!

Она внезапно замолчала. Мужчина оказался около неё, упал на колени, и она увидела, как потемнели от страдания его глаза.

– Светлейшая ханбика, госпожа моя, вы выходите замуж за знатного, молодого и красивого вельможу. Меня больше нет ни в вашей жизни, ни в вашем сердце. Молю вас, избавьте меня от мук ощущать свою незначительность рядом с вашим блистательным супругом! Я не вынесу этого, ведь мои недостойные чувства стали только сильней!

Турыиш вцепился в резную ручку кресла, куда опустилась Гаухаршад, он не отрывал взгляда от застывшей девушки:

– О, как ничтожно мал человеческий запас терпенья. Я более всего на свете хочу слышать из ваших уст признание в любви и ещё больше боюсь этих слов! Прошу вас, повелительница моя, отпустите своего раба на волю.

Она качнула головой, сначала слабо, потом сильней, и затрясла ею так отчаянно, что Турыиш испугался за неё.

– Не-ет!!! Я никогда не отпущу тебя, и не смей просить об этом! Ты хочешь бросить свою госпожу теперь, когда она нуждается в твоей любви, в твоей помощи?

– Помощи? Мой слух не обманул меня, светлейшая ханбика, вы просите меня о помощи?

– Да, Турыиш. – Она склонилась ниже, словно опасалась, что выложенные камнем стены услышат её слова, зашептала с жаром: – Они все желают, чтобы я вышла замуж за мурзу Булат-Ширина. Но я ненавижу этого надутого индюка! День, когда меня соединят с ним браком, станет последним днём в моей жизни. Клянусь тебе, Турыиш, не боясь гнева Всевышнего, наложу на себя руки, но не позволю Булат-Ширину коснуться меня!

Юзбаши отшатнулся от ханбики, он с ужасом читал мрачную решимость на её юном лице:

– Вы совершаете ужасную ошибку, госпожа. Опомнитесь! Мурза Булат-Ширин сможет сделать вас счастливой, ведь у него для этого есть всё!

Гаухаршад рассмеялась, зло оборвав мужчину:

– Вы правы, у него для этого есть всё, но он не станет заботиться о моём счастье. Быть может, я не так уж и много прожила на свете, но никогда не была наивной глупой овечкой! Булат-Ширину не купить меня жемчужинами красивых слов, я предчувствую, какая жизнь ожидает меня в его гареме, и никогда не смирюсь с унижением, которое он готовит для меня!

– И что же вы решили? – тихо спросил Турыиш. Он понимал, что ханбика толкает себя в бездну ошибок, но не знал, как переубедить её.

– Вы поможете мне бежать! – решительно проговорила Гаухаршад. – Вы, юзбаши, и ваш сын.